Во что играли дети в годы войны
Да играли ли они вообще, эти мальчишки и девчонки, у которых отняли детство? Ведь это пора жизни каждого человека отличается тем, что тебе море по колено, опасностей нет, а рядом всегда те, кто поможет и защитит. А военная реальность все эти замечательные ощущения растоптала.
Вот как пример - воспоминание женщины Валентины Ивановны Потарайко, чьё детство пришлось на годы войны. «Мне было пять-шесть лет. Из блокадного Ленинграда нас эвакуировали в Пермскую область. Везли через Ладогу, где мы попали под бомбёжку. Много детей тогда погибло, а кто выжил, натерпелся страха. На Урал нас везли в товарных поездках. На какой-то небольшой станции фашисты разбомбили поезд, загорелись вагоны. Всё вокруг смешалось: метались из стороны в сторону взрослые люди, плакали дети. Мою старшую сестру Нину осколком ранило в лицо. Из ушей и раздробленной челюсти хлестала кровь. Средней сестре Тамаре пули попали в ногу. Мать была смертельно ранена. На всю жизнь я запомнила эту картину. Сестёр увели, чтобы оказать им медицинскую помощь. А я сидела возле матери, которую положили на опилки. Дул сильный ветер, опилки засыпали её раны, мама стонала, а я вычищала ей раны и просила: «Мама, не умирай!». Но она умерла, я осталась одна.
Когда наш эшелон разбомбили второй раз, мы попали в руки немцев. Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на всё стеклянными глазами. Мы чётко усвоили: заплачешь ― расстреляют. Так на наших глазах убили маленькую девочку, которая кричала без остановки. Фашистские нелюди стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или упражнялись в меткости...»
Читая эти страшные строки (или другие), вот о чём я думаю. Как же так вышло ― дети с младенчества видели смерть, совершенно не знали ощущения безопасности, жили в тяжелейших условиях, голодали, родители (если они были живы) физически не могли уделять им много времени. А если речь идёт об оккупации ― то это жизнь в сплошном страхе и ненависти. То поколение назвали потерянным. Но ведь из тех детей в большинстве своём нормальные люди выросли! Вспомните слова Мюллера из знаменитого кинофильма «Семнадцать мгновений весны»: «Золото партии ― это мост в будущее, это обращение к нашим детям, к тем, кому сейчас месяц, год, три. Тем, кому сейчас десять, мы не нужны, они не простят нам горя, голода и бомбёжек. А вот те, кто сейчас ещё ничего не смыслит, будут говорить о нас, как о легенде, их миропонимание уже перекорёжено напрочь. А легенду надо подкармливать. Как только вместо «здравствуйте!» скажут «хайль!» в чей-то персональный адрес, знайте, там нас ждут, оттуда мы начнём своё великое возрождение...»
Но ведь не случилось этого перекорёженного сознания! А ведь ужас длился целых четыре года. Как же сумели русские люди не отдать своих детей сумасшествию?
И ведь несмотря ни на что, дети играли!
Девочки, конечно, в куклы. Их, в основном, шили сами. Правда, можно было купить заготовку ― фабричную голову и смастерить только туловище. Но, как правило, брали поленце, рисовали на нём лицо, а потом заворачивали в старые тряпочки. Или шили полностью из холста, голову набивали опилками или паклей. Лицо раскрашивали химическими карандашами или углём. Кстати, есть об этом глава в книге Любови Воронковой «Солнечный денёк» - там бабушка шила куклу девочкам. Правда, речь идёт о послевоенных годах, но описание очень живое. Даже то, как бабушка слюнила карандаш, чтобы брови были почернее.
Пеленали и початки кукурузы, чтобы волосы были наружу. И заплетали в косы пучки укропа, а потом приматывали к толстым палкам.
Мальчишки игрушки себе мастерили из старых досок. Здесь, конечно, в основном получались пистолеты и автоматы. А ещё делали мячи: брали старые тряпки, туго скручивали и завязывали узлом. Прыгали такие мячи не очень, но для игры годились. Был и способ совершенно особенный: влажной рукой гладили коров и таким образом собирали с них шерсть. Потом этот ворс дополнительно смачивали водой и скатывали в плотный шарик. Получался очень даже прыгучий мяч. Или брали бычий или свиной пузырь, мыли его, надували и перевязывали верёвочкой.
В военное время по деревням ездили сборщики старой одежды. И в обмен на вещи «тряпичники» часто давали глиняные свистульки ― они ценились у ребятни на вес золота. Правда, детвора и сама лепила из глины, но в основном, посуду, мебель и просто разные фигурки. Сушили на солнышке, многие обжигали в печах.
Играли ещё в чурочки ― что-то наподобие маленьких деревянных брусочков. Их с одной стороны смазывали смолой, разогревали около печки ― получался конструктор.
Весьма популярной у детворы была игра в камешки. Собирали те, что помельче, подбрасывали и старались поймать тыльной стороной ладони, чтобы камешки не упали. Попробуйте, здесь нужна большая сноровка!
Если находили большие старые гвозди, мальчишки делали железную дорогу. Прибивали гвозди сверху к деревянным прямоугольным брускам ― вот и паровоз с трубой. А если прибить сбоку и загнуть ― получатся вагончики, их можно сцепить друг с другом.
Конечно, во время войны играли и в войну, но только не в оккупации. Патронов и пороху вокруг было-то в избытке, не говоря уж о прочих вещах военного времени. Из патронов высыпали порох и бросали в костёр. Только фашистов никто не изображал, эту роль отводили, в основном, деревьям. Ну, и, конечно, пацаны не могли не пробовать себя в роли пиротехников, что часто заканчивалось трагически.
Из воспоминаний липчанина Юрия Серафимовича Щербака (он с супругой - на фотографии), чьё детство прошло на территории оккупированной Воронежской области: «Однажды мы с пацанами нашли целый клад ― очень много серы. Вообще, ею трудно было удивить мальчишек военных лет, но нам повезло особенно: это были целые залежи! Разобрали по кускам и отправились применять в дело.
Мы знали дом, где фашисты устроили себе баню. Выждали момент, пока фрицы мылись, разложили серу вокруг бани и принялись бабахать. Какой поднялся грохот! Мы сами такого не ожидали. Испугались и побежали прочь. Фашисты выскочили уже с оружием, кричат (мы разобрали, что вроде они решили, партизаны близко). Потом увидели нас, убегавших, и стали вслед очереди автоматные давать. А на нашем пути был высокий забор, а в нём дыра. Все мальчишки в эту дыру пролезли, а я застрял. Как мне было страшно! Мучаюсь в этой дыре, а фашисты это увидели, заржали и стали вокруг меня автоматами «узоры» на заборе рисовать. Не знаю, как всё-таки вылез и ноги меня дальше понесли, к ребятам»...
Привычные к бомбёжкам, дети военного времени бегали, несмотря на запреты родителей, собирать после бомбёжек «трофеи». Появилась и новая игра ― в госпиталь...
...А тем временем, немецкие дети ведь тоже играли. И здесь нельзя не вспомнить имя Йозефа Геббельса — рейхминистра пропаганды и просвещения. В пропаганде фашисты знали толк и «обрабатывали» даже детей. Так, незадолго до войны появилась игра «Евреи - вон отсюда!». Игроку надо было вывести шестерых евреев из города и доставить их на сборный пункт, откуда они направятся в Палестину. Сделать это непросто: у кого-то из евреев непорядок с документами, кто-то не хочет уезжать в Палестину. В правилах было написано: «Вы одержали чистую победу, если вам удалось выдворить всех шестерых евреев». Игру выпустили огромным тиражом. Конечно, здесь нет физического уничтожения, расстрелов или газовых камер. Но идея-то, идея!
А игра «Борьба с угольным вором», выпущенная в 1942 году и призывавшая экономить уголь и не жечь напрасно электричество? А настольная игра «Бомбардировщики над Англией»?
Стратегия весьма понятна: агрессия. А у нас ведь не было агрессивных игр.
А праздники? Были ли они у нашей детворы, ну, хотя бы Новый Год? Да, были. Более того, даже производство ёлочных игрушек не остановили полностью, а очень сильно сократили. Правда, в условиях тотального дефицита приходилось штамповать, а затем раскрашивать жестяные фигурки. А самой распространённой ёлочной игрушкой стали парашютисты. Сделать их легко было и самим, привязав тряпочку к любой маленькой фигурке.
И Новый Год праздновали, как могли.
Есть очень хороший документальный рассказ Сталя Анатольевича Шмакова. Он называется «Новый Год на станции Яшкино» - о том, как в тылу взрослые устраивали ребятишкам праздник. В мешке у Деда Мороза был кочан капусты — его разделили на всех...
А вот ещё одна документальная история. Произошла она в 1941 году в селе Васильевка Измалковского района Липецкой области.
Дед Мороз Захар
В семье Алтуховых двенадцатилетний Захар был старшим сыном. Двойняшкам — брату и сестрёнке — только исполнилось семь лет. А в декабре того страшного года, когда немцы ворвались в село, двойняшки погибли. Их за громкий плач расстрелял в упор немец. Захара с мамой почему-то не тронул.
Вскоре наша армия перешла в наступление и немцев выгнали из деревни. А мальчик и его мама остались в пустом покалеченном доме.
Захар хотел уйти на фронт, чтобы отомстить фашистам за братишку и сестрёнку. Долгими ночами не спал, тайком от мамы продумывая свой дальний нелёгкий путь. Но мать угадала планы сына.
- Не пущу! - сказала она. - Там, на фронте, наш отец и все мужчины. А здесь тоже помощь нужна. Здесь дети остались. Оглянись вокруг, сынок! Помоги соседям ребятишек воспитать! Нам, матерям, всех дырок не закрыть.
И Захар остался. Забот у него и в первые дни войны было очень много, а сейчас и вовсе стало невпроворот. У соседки сиротами остались трое ребятишек — недавно пришла похоронка на их отца. У другой соседки росла семилетняя внучка, чью маму убили фашисты. Со всеми ребятишками в селе был знаком Захар. И так сложилась судьба, что не только в семье, но и во всём их когда-то большом селе он остался среди детей за старшего.
...А время шло. Новый Год уже потихоньку заглядывал в окна. И несмотря на войну, все васильевские ребятишки ждали Деда Мороза. Никто из них не грезил новыми игрушками. Мечта была одна на всех: чтобы скорее кончилась война.
Захар вместе с ребятишками ждал мира. Но понимал, что никакой Дед Мороз не придёт... И потекли бессонные ночи. Мальчишка из отцовской одежды мастерил себе костюм. А из своих маек и рубашек шил маленьких медвежат и набивал их соломой. Ему помогала мама.
И вот наступил новогодний вечер. Одевшись в отцовскую телогрейку, на которой мама вышила белыми нитками снежинки, закрыв лицо бородой из пакли и закинув на плечи мешок из старой наволочки, Захар отправился в путь.
- Тук-тук! - громко закричал он, стуча к соседке с тремя ребятишками. - Это я, Дед Мороз, вам подарочки принёс!
Дверь открылась, Захар вошёл в избу. Посреди комнаты за столом сидели удивлённые и радостные ребятишки. А на столе стояла миска с квашеной капустой и чугунок с варёной брюквой.
- Чего притихли? - усмехнулся Захар. - Говорите, кто чего желает?
- Мне бы валенки, - протянул кто-то из малышей.
Но его тут же одёрнула старшая девочка:
- Валенки я тебе свои дам. Вот пусть завтра война кончится.
Захар смущённо замолчал, но взял себя в руки и пообещал. Вручил ребятишкам подарки и ушёл. Ему нужно было обойти ещё много домов, и в его мешке ещё лежали шестьдесят три мишки.
Домой Захар вернулся уже первого января. И сразу же повалился на постель от усталости.
А утром в дом к Алтуховым постучали. Мать открыла дверь — на пороге стояла мама ребятишек, которых «Дед Мороз» поздравил первыми.
- Спит? - спросила она. - Молодец! Мои ребята с этими мишками не расстаются. Вот, велели твоему сыну передать варёную свёклу.
- Что ты! Захар очень расстроится, если поймёт, что ребятишки его узнали.
- Так ты ему не говори! Они мне тоже наказали тайну хранить.
Вскоре пришла другая соседка и принесла хороший берёзовый веник. История повторилась.
Несколько дней ходили в избу Алтуховых соседи. Благодарили. И ведь никто из ребятишек так и не подал вида, что узнал «Деда Мороза»...
А «Дед Мороз» после войны стал трактористом. Годы согнули его спину, он потерял зрение. Последние годы жил в Липецке один — сын уехал в Рязань. Пока глаза видели, дедушка Захар Фёдорович сам шил и отсылал своим внукам игрушки.
Вот как пример - воспоминание женщины Валентины Ивановны Потарайко, чьё детство пришлось на годы войны. «Мне было пять-шесть лет. Из блокадного Ленинграда нас эвакуировали в Пермскую область. Везли через Ладогу, где мы попали под бомбёжку. Много детей тогда погибло, а кто выжил, натерпелся страха. На Урал нас везли в товарных поездках. На какой-то небольшой станции фашисты разбомбили поезд, загорелись вагоны. Всё вокруг смешалось: метались из стороны в сторону взрослые люди, плакали дети. Мою старшую сестру Нину осколком ранило в лицо. Из ушей и раздробленной челюсти хлестала кровь. Средней сестре Тамаре пули попали в ногу. Мать была смертельно ранена. На всю жизнь я запомнила эту картину. Сестёр увели, чтобы оказать им медицинскую помощь. А я сидела возле матери, которую положили на опилки. Дул сильный ветер, опилки засыпали её раны, мама стонала, а я вычищала ей раны и просила: «Мама, не умирай!». Но она умерла, я осталась одна.
Когда наш эшелон разбомбили второй раз, мы попали в руки немцев. Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на всё стеклянными глазами. Мы чётко усвоили: заплачешь ― расстреляют. Так на наших глазах убили маленькую девочку, которая кричала без остановки. Фашистские нелюди стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или упражнялись в меткости...»
Читая эти страшные строки (или другие), вот о чём я думаю. Как же так вышло ― дети с младенчества видели смерть, совершенно не знали ощущения безопасности, жили в тяжелейших условиях, голодали, родители (если они были живы) физически не могли уделять им много времени. А если речь идёт об оккупации ― то это жизнь в сплошном страхе и ненависти. То поколение назвали потерянным. Но ведь из тех детей в большинстве своём нормальные люди выросли! Вспомните слова Мюллера из знаменитого кинофильма «Семнадцать мгновений весны»: «Золото партии ― это мост в будущее, это обращение к нашим детям, к тем, кому сейчас месяц, год, три. Тем, кому сейчас десять, мы не нужны, они не простят нам горя, голода и бомбёжек. А вот те, кто сейчас ещё ничего не смыслит, будут говорить о нас, как о легенде, их миропонимание уже перекорёжено напрочь. А легенду надо подкармливать. Как только вместо «здравствуйте!» скажут «хайль!» в чей-то персональный адрес, знайте, там нас ждут, оттуда мы начнём своё великое возрождение...»
Но ведь не случилось этого перекорёженного сознания! А ведь ужас длился целых четыре года. Как же сумели русские люди не отдать своих детей сумасшествию?
И ведь несмотря ни на что, дети играли!
Девочки, конечно, в куклы. Их, в основном, шили сами. Правда, можно было купить заготовку ― фабричную голову и смастерить только туловище. Но, как правило, брали поленце, рисовали на нём лицо, а потом заворачивали в старые тряпочки. Или шили полностью из холста, голову набивали опилками или паклей. Лицо раскрашивали химическими карандашами или углём. Кстати, есть об этом глава в книге Любови Воронковой «Солнечный денёк» - там бабушка шила куклу девочкам. Правда, речь идёт о послевоенных годах, но описание очень живое. Даже то, как бабушка слюнила карандаш, чтобы брови были почернее.
Пеленали и початки кукурузы, чтобы волосы были наружу. И заплетали в косы пучки укропа, а потом приматывали к толстым палкам.
Мальчишки игрушки себе мастерили из старых досок. Здесь, конечно, в основном получались пистолеты и автоматы. А ещё делали мячи: брали старые тряпки, туго скручивали и завязывали узлом. Прыгали такие мячи не очень, но для игры годились. Был и способ совершенно особенный: влажной рукой гладили коров и таким образом собирали с них шерсть. Потом этот ворс дополнительно смачивали водой и скатывали в плотный шарик. Получался очень даже прыгучий мяч. Или брали бычий или свиной пузырь, мыли его, надували и перевязывали верёвочкой.
В военное время по деревням ездили сборщики старой одежды. И в обмен на вещи «тряпичники» часто давали глиняные свистульки ― они ценились у ребятни на вес золота. Правда, детвора и сама лепила из глины, но в основном, посуду, мебель и просто разные фигурки. Сушили на солнышке, многие обжигали в печах.
Играли ещё в чурочки ― что-то наподобие маленьких деревянных брусочков. Их с одной стороны смазывали смолой, разогревали около печки ― получался конструктор.
Весьма популярной у детворы была игра в камешки. Собирали те, что помельче, подбрасывали и старались поймать тыльной стороной ладони, чтобы камешки не упали. Попробуйте, здесь нужна большая сноровка!
Если находили большие старые гвозди, мальчишки делали железную дорогу. Прибивали гвозди сверху к деревянным прямоугольным брускам ― вот и паровоз с трубой. А если прибить сбоку и загнуть ― получатся вагончики, их можно сцепить друг с другом.
Конечно, во время войны играли и в войну, но только не в оккупации. Патронов и пороху вокруг было-то в избытке, не говоря уж о прочих вещах военного времени. Из патронов высыпали порох и бросали в костёр. Только фашистов никто не изображал, эту роль отводили, в основном, деревьям. Ну, и, конечно, пацаны не могли не пробовать себя в роли пиротехников, что часто заканчивалось трагически.
Из воспоминаний липчанина Юрия Серафимовича Щербака (он с супругой - на фотографии), чьё детство прошло на территории оккупированной Воронежской области: «Однажды мы с пацанами нашли целый клад ― очень много серы. Вообще, ею трудно было удивить мальчишек военных лет, но нам повезло особенно: это были целые залежи! Разобрали по кускам и отправились применять в дело.
Мы знали дом, где фашисты устроили себе баню. Выждали момент, пока фрицы мылись, разложили серу вокруг бани и принялись бабахать. Какой поднялся грохот! Мы сами такого не ожидали. Испугались и побежали прочь. Фашисты выскочили уже с оружием, кричат (мы разобрали, что вроде они решили, партизаны близко). Потом увидели нас, убегавших, и стали вслед очереди автоматные давать. А на нашем пути был высокий забор, а в нём дыра. Все мальчишки в эту дыру пролезли, а я застрял. Как мне было страшно! Мучаюсь в этой дыре, а фашисты это увидели, заржали и стали вокруг меня автоматами «узоры» на заборе рисовать. Не знаю, как всё-таки вылез и ноги меня дальше понесли, к ребятам»...
Привычные к бомбёжкам, дети военного времени бегали, несмотря на запреты родителей, собирать после бомбёжек «трофеи». Появилась и новая игра ― в госпиталь...
...А тем временем, немецкие дети ведь тоже играли. И здесь нельзя не вспомнить имя Йозефа Геббельса — рейхминистра пропаганды и просвещения. В пропаганде фашисты знали толк и «обрабатывали» даже детей. Так, незадолго до войны появилась игра «Евреи - вон отсюда!». Игроку надо было вывести шестерых евреев из города и доставить их на сборный пункт, откуда они направятся в Палестину. Сделать это непросто: у кого-то из евреев непорядок с документами, кто-то не хочет уезжать в Палестину. В правилах было написано: «Вы одержали чистую победу, если вам удалось выдворить всех шестерых евреев». Игру выпустили огромным тиражом. Конечно, здесь нет физического уничтожения, расстрелов или газовых камер. Но идея-то, идея!
А игра «Борьба с угольным вором», выпущенная в 1942 году и призывавшая экономить уголь и не жечь напрасно электричество? А настольная игра «Бомбардировщики над Англией»?
Стратегия весьма понятна: агрессия. А у нас ведь не было агрессивных игр.
А праздники? Были ли они у нашей детворы, ну, хотя бы Новый Год? Да, были. Более того, даже производство ёлочных игрушек не остановили полностью, а очень сильно сократили. Правда, в условиях тотального дефицита приходилось штамповать, а затем раскрашивать жестяные фигурки. А самой распространённой ёлочной игрушкой стали парашютисты. Сделать их легко было и самим, привязав тряпочку к любой маленькой фигурке.
И Новый Год праздновали, как могли.
Есть очень хороший документальный рассказ Сталя Анатольевича Шмакова. Он называется «Новый Год на станции Яшкино» - о том, как в тылу взрослые устраивали ребятишкам праздник. В мешке у Деда Мороза был кочан капусты — его разделили на всех...
А вот ещё одна документальная история. Произошла она в 1941 году в селе Васильевка Измалковского района Липецкой области.
Дед Мороз Захар
В семье Алтуховых двенадцатилетний Захар был старшим сыном. Двойняшкам — брату и сестрёнке — только исполнилось семь лет. А в декабре того страшного года, когда немцы ворвались в село, двойняшки погибли. Их за громкий плач расстрелял в упор немец. Захара с мамой почему-то не тронул.
Вскоре наша армия перешла в наступление и немцев выгнали из деревни. А мальчик и его мама остались в пустом покалеченном доме.
Захар хотел уйти на фронт, чтобы отомстить фашистам за братишку и сестрёнку. Долгими ночами не спал, тайком от мамы продумывая свой дальний нелёгкий путь. Но мать угадала планы сына.
- Не пущу! - сказала она. - Там, на фронте, наш отец и все мужчины. А здесь тоже помощь нужна. Здесь дети остались. Оглянись вокруг, сынок! Помоги соседям ребятишек воспитать! Нам, матерям, всех дырок не закрыть.
И Захар остался. Забот у него и в первые дни войны было очень много, а сейчас и вовсе стало невпроворот. У соседки сиротами остались трое ребятишек — недавно пришла похоронка на их отца. У другой соседки росла семилетняя внучка, чью маму убили фашисты. Со всеми ребятишками в селе был знаком Захар. И так сложилась судьба, что не только в семье, но и во всём их когда-то большом селе он остался среди детей за старшего.
...А время шло. Новый Год уже потихоньку заглядывал в окна. И несмотря на войну, все васильевские ребятишки ждали Деда Мороза. Никто из них не грезил новыми игрушками. Мечта была одна на всех: чтобы скорее кончилась война.
Захар вместе с ребятишками ждал мира. Но понимал, что никакой Дед Мороз не придёт... И потекли бессонные ночи. Мальчишка из отцовской одежды мастерил себе костюм. А из своих маек и рубашек шил маленьких медвежат и набивал их соломой. Ему помогала мама.
И вот наступил новогодний вечер. Одевшись в отцовскую телогрейку, на которой мама вышила белыми нитками снежинки, закрыв лицо бородой из пакли и закинув на плечи мешок из старой наволочки, Захар отправился в путь.
- Тук-тук! - громко закричал он, стуча к соседке с тремя ребятишками. - Это я, Дед Мороз, вам подарочки принёс!
Дверь открылась, Захар вошёл в избу. Посреди комнаты за столом сидели удивлённые и радостные ребятишки. А на столе стояла миска с квашеной капустой и чугунок с варёной брюквой.
- Чего притихли? - усмехнулся Захар. - Говорите, кто чего желает?
- Мне бы валенки, - протянул кто-то из малышей.
Но его тут же одёрнула старшая девочка:
- Валенки я тебе свои дам. Вот пусть завтра война кончится.
Захар смущённо замолчал, но взял себя в руки и пообещал. Вручил ребятишкам подарки и ушёл. Ему нужно было обойти ещё много домов, и в его мешке ещё лежали шестьдесят три мишки.
Домой Захар вернулся уже первого января. И сразу же повалился на постель от усталости.
А утром в дом к Алтуховым постучали. Мать открыла дверь — на пороге стояла мама ребятишек, которых «Дед Мороз» поздравил первыми.
- Спит? - спросила она. - Молодец! Мои ребята с этими мишками не расстаются. Вот, велели твоему сыну передать варёную свёклу.
- Что ты! Захар очень расстроится, если поймёт, что ребятишки его узнали.
- Так ты ему не говори! Они мне тоже наказали тайну хранить.
Вскоре пришла другая соседка и принесла хороший берёзовый веник. История повторилась.
Несколько дней ходили в избу Алтуховых соседи. Благодарили. И ведь никто из ребятишек так и не подал вида, что узнал «Деда Мороза»...
А «Дед Мороз» после войны стал трактористом. Годы согнули его спину, он потерял зрение. Последние годы жил в Липецке один — сын уехал в Рязань. Пока глаза видели, дедушка Захар Фёдорович сам шил и отсылал своим внукам игрушки.
Информация