Что страшнее ИГИЛ?
Сам по себе терроризм не только противозаконен и аморален, он ещё не имеет смысла, поскольку в обычных условиях он почти никогда не добивается никаких заявленных целей. Так получилось, что даже слаборазвитое государство может быть пострашнее любого террориста, не говоря уже о громадной разнице в ресурсах. Однако терроризм — это прямой вызов правящей элите страны. В стабильной системе граждане боятся лишь карательных органов государственной машины. Повальный терроризм заставляет людей бояться кого-то ещё, кроме государства, а это уже покушение на монополию по внушению страха. Поэтому терроризм или любая попытка его карается любым дееспособным государством максимально жестоко.
Таким образом, частые теракты подтачивают авторитет действующего режима и могут в совокупности с другими обстоятельствами привести к его смене. Причём, как это нередко бывает, к власти могут придти и элементы тех структур, что раньше занимались терроризмом.
В последнее время в СМИ много говорили о росте популярности ИГИЛ и на Западе и в России, но почти ничего не говорится о вине самих государств в вольном или невольном взращивании радикализма. В условиях закостеневших систем и рухнувших социальных лифтов подрастающее поколение оказывается в кольце суровых запретов: то нельзя, это нельзя, то не делай, это не скажи…
Молодёжи, и не только мусульманской, предлагается жизнь по накатанной колее, серая и бесцветная, где за шаг в сторону смельчака ждёт в лучшем случае общественно-мещанское порицание, в худшем уголовная статья — причём даже не за конкретное деяние, а за высказывание мнения, отличного от дозволенного.
ИГИЛ предлагает альтернативу. Безумную и изуверскую, но альтернативу. Ведь смысл идеологии ИГИЛ не в отрезании голов — это лишь средство установления контроля на покорённых территориях. Смысл во всеобщем равенстве, через установление жёсткого исламистского режима. Правда в отличие, скажем, от коммунизма, который предусматривал равенство для всех, ИГИЛ декларирует его лишь для мусульман-суннитов. Остальные же подлежат физическому истреблению или заключению в рабство. Этим ИГИЛ попало в собственную ловушку, заранее обозначив себя врагом всего остального человечества. Если ИГИЛ сохранится на карте и будет признано членами международного сообщества, то в итоге его ждёт тот же путь, который прошли все подобные государства, насильственным путём возникшие на идеях всеобщего равенства. После установления новой власти наиболее одиозная и идейная часть боевиков, они же романтики-революционеры, будет истреблена. Новые власти установят ту же систему неравенства, что существовала до них, но в этот раз на вершине окажутся «правильные люди». Избежавшие репрессий исламисты начнут ворчать о «предательстве идей джихада», но тихо, ибо за такие слова можно поплатиться головой. В итоге мы получим практически клона Саудовской Аравии, только без монархии.
Но появление такого явления, как ИГ, это только начало, предвестник больших перемен. Зародившийся в мусульманской среде радикализм рано или поздно овладеет умами и традиционно-европейского населения. Поскольку наказания за «мыслепреступления» в Европе, России и США уже стали равны наказаниям за преступления насильственные (чего в нормальном обществе не должно быть по определению), у абстрактного молодого человека возникает соблазн не тратить время на слова и перейти сразу к радикальным действиям. Раз идеология ИГИЛ подходит лишь для отдельных категорий мусульман, то у белого населения появятся свои радикальные течения. Скорее всего, их идеологией станет крайний национализм, и возможно, анархизм.
В России всё это накладывается на национальное унижение на международной арене. Хотя в осенних терактах погибли граждане нескольких стран, достойными плача в мировых СМИ внезапно оказались лишь французы. Так гражданам России, не говоря уже о ливанцах, лишний раз дали понять, что за людей их не считают. Лишь Египет символически поместил на пирамиду проекцию всех трёх флагов: российского, ливанского и французского.
Что ж, нам, простым россиянам, у которых нет собственности в Лондоне и счетов в Швейцарии, нет смысла раболепствовать перед Парижем и ходить на марши «Мы тоже Шарли», как некоторые наши видные деятели. Мы можем честно говорить о том, что на самом деле думаем, пусть даже отдельные либеральные субъекты и называют это кощунством и глумлением. Мы свободны, или, по крайней мере, боремся за свободу, остатки которой у нас пытаются отнять. Мы имеем право не считать за людей тех, кто не считает таковыми нас. Не важно, исламисты то ИГИЛ или «европейские партнёры».
Конечно, ИГИЛ страшен и сам по себе. Но семена зла никогда не прорастают без благодатной почвы. А у нас такой почвы, увы, предостаточно. Но если идея всеобщей справедливости опасна для режима, поддерживающего угнетение, то появление нескольких альтернативных идеологий такой справедливости опасно уже для самого существования страны. Социализм смог объединить большую часть бывшей Российской империи в одно государство потому, что он смог быть привлекателен для представителей разных наций, в вовсе не потому, что кого-то завоевала Красная Армия. Сейчас на территории России намечаются как минимум два альтернативных революционных проекта: исламистский и русско-националистический. Власть пытается бороться с обоими, но битва эта обречена на провал до тех пор, пока у правящих кругов нет морального авторитета или хотя бы элементарного видения будущего, которое можно было бы предъявить населению. И закончиться всё может тем, что два совершенно разных революционных проекта просто расколют страну на части, и за грехи властителей опять придётся расплачиваться простым людям.
Таким образом, частые теракты подтачивают авторитет действующего режима и могут в совокупности с другими обстоятельствами привести к его смене. Причём, как это нередко бывает, к власти могут придти и элементы тех структур, что раньше занимались терроризмом.
В последнее время в СМИ много говорили о росте популярности ИГИЛ и на Западе и в России, но почти ничего не говорится о вине самих государств в вольном или невольном взращивании радикализма. В условиях закостеневших систем и рухнувших социальных лифтов подрастающее поколение оказывается в кольце суровых запретов: то нельзя, это нельзя, то не делай, это не скажи…
Молодёжи, и не только мусульманской, предлагается жизнь по накатанной колее, серая и бесцветная, где за шаг в сторону смельчака ждёт в лучшем случае общественно-мещанское порицание, в худшем уголовная статья — причём даже не за конкретное деяние, а за высказывание мнения, отличного от дозволенного.
ИГИЛ предлагает альтернативу. Безумную и изуверскую, но альтернативу. Ведь смысл идеологии ИГИЛ не в отрезании голов — это лишь средство установления контроля на покорённых территориях. Смысл во всеобщем равенстве, через установление жёсткого исламистского режима. Правда в отличие, скажем, от коммунизма, который предусматривал равенство для всех, ИГИЛ декларирует его лишь для мусульман-суннитов. Остальные же подлежат физическому истреблению или заключению в рабство. Этим ИГИЛ попало в собственную ловушку, заранее обозначив себя врагом всего остального человечества. Если ИГИЛ сохранится на карте и будет признано членами международного сообщества, то в итоге его ждёт тот же путь, который прошли все подобные государства, насильственным путём возникшие на идеях всеобщего равенства. После установления новой власти наиболее одиозная и идейная часть боевиков, они же романтики-революционеры, будет истреблена. Новые власти установят ту же систему неравенства, что существовала до них, но в этот раз на вершине окажутся «правильные люди». Избежавшие репрессий исламисты начнут ворчать о «предательстве идей джихада», но тихо, ибо за такие слова можно поплатиться головой. В итоге мы получим практически клона Саудовской Аравии, только без монархии.
Но появление такого явления, как ИГ, это только начало, предвестник больших перемен. Зародившийся в мусульманской среде радикализм рано или поздно овладеет умами и традиционно-европейского населения. Поскольку наказания за «мыслепреступления» в Европе, России и США уже стали равны наказаниям за преступления насильственные (чего в нормальном обществе не должно быть по определению), у абстрактного молодого человека возникает соблазн не тратить время на слова и перейти сразу к радикальным действиям. Раз идеология ИГИЛ подходит лишь для отдельных категорий мусульман, то у белого населения появятся свои радикальные течения. Скорее всего, их идеологией станет крайний национализм, и возможно, анархизм.
В России всё это накладывается на национальное унижение на международной арене. Хотя в осенних терактах погибли граждане нескольких стран, достойными плача в мировых СМИ внезапно оказались лишь французы. Так гражданам России, не говоря уже о ливанцах, лишний раз дали понять, что за людей их не считают. Лишь Египет символически поместил на пирамиду проекцию всех трёх флагов: российского, ливанского и французского.
Что ж, нам, простым россиянам, у которых нет собственности в Лондоне и счетов в Швейцарии, нет смысла раболепствовать перед Парижем и ходить на марши «Мы тоже Шарли», как некоторые наши видные деятели. Мы можем честно говорить о том, что на самом деле думаем, пусть даже отдельные либеральные субъекты и называют это кощунством и глумлением. Мы свободны, или, по крайней мере, боремся за свободу, остатки которой у нас пытаются отнять. Мы имеем право не считать за людей тех, кто не считает таковыми нас. Не важно, исламисты то ИГИЛ или «европейские партнёры».
Конечно, ИГИЛ страшен и сам по себе. Но семена зла никогда не прорастают без благодатной почвы. А у нас такой почвы, увы, предостаточно. Но если идея всеобщей справедливости опасна для режима, поддерживающего угнетение, то появление нескольких альтернативных идеологий такой справедливости опасно уже для самого существования страны. Социализм смог объединить большую часть бывшей Российской империи в одно государство потому, что он смог быть привлекателен для представителей разных наций, в вовсе не потому, что кого-то завоевала Красная Армия. Сейчас на территории России намечаются как минимум два альтернативных революционных проекта: исламистский и русско-националистический. Власть пытается бороться с обоими, но битва эта обречена на провал до тех пор, пока у правящих кругов нет морального авторитета или хотя бы элементарного видения будущего, которое можно было бы предъявить населению. И закончиться всё может тем, что два совершенно разных революционных проекта просто расколют страну на части, и за грехи властителей опять придётся расплачиваться простым людям.
Информация