Человек особого назначения. Наум Исаакович Эйтингон
«Я генерал государственной безопасности и еврей. Есть гарантия, что я кончу свои дни в тюрьме...»
Наум Эйтингон в разговоре с Павлом Судоплатовым
Наум Эйтингон в разговоре с Павлом Судоплатовым
6 декабря 1899 г. в Могилеве на свет появился мальчик, которого родители нарекли Наумом. Детские годы ребенка прошли в маленьком уездном городке Шклове, где отец его работал конторщиком на местном бумажном заводе. Жило семейство Эйтингонов небогато, хотя родня будущего чекиста относилась к купеческому сословию. К слову, один из его предков в год наполеоновского нашествия повторил подвиг Ивана Сусанина, заведя отряд французов в непролазные болота, где они и погибли. Озверевшие солдаты повесили отважного патриота. Наум гордился подвигом своего пращура и часто рассказывал о нем.
В 1912, когда парнишке было тринадцать, умер его отец, и семья из захолустного Шклова перебралась в Могилев. Кроме Наума на попечении матери находилось еще трое ребятишек, которых ей одной прокормить было не под силу. Какое-то время семью Эйтингонов содержал дедушка, работавший частным поверенным, однако вскоре и он скончался. На этом детство будущего разведчика окончилось, — как старший в доме он стал подрабатывать перепиской бумаг. Заработок его был мал, и подобная работа не сулила Науму никаких перспектив. В связи с этим юноша решил поступить в Могилевское коммерческое училище.
Февральский переворот, упразднивший для евреев черту оседлости, семнадцатилетний Эйтингон встретил в Могилеве. Уйдя из седьмого класса училища, он устроился инструктором отдела статистики, а весной 1917 вступил в партию эсеров, в то время пользовавшуюся среди еврейской молодежи большой популярностью. Однако уже спустя несколько месяцев он был разочарован практической деятельностью верхушки партии, стремившейся в первую очередь к большим окладам и мало прислушивающейся к народным нуждам. После Октябрьской революции городская управа была распущена, и Наум начал работать в пенсионном отделе городского совета, занимаясь оформлением пенсий и пособий. После срыва Брестского мира в марте 1918 германские войска перешли по всему Восточному фронту в наступление, и вскоре Могилев оказался занят солдатами кайзера. Интервенты разогнали Совет рабочих и солдатских депутатов, и Эйтингон устроился на бетонный завод. Осенью 1918 в Германии прозошла революция, Вильгельм II оказался свергнут, а германские войска покинули белорусские земли. В Могилев вошли части Красной Армии, восстановив советскую власть. Юноша вновь устроился в городской совет и занялся реализацией продразверстки. По долгу службы он много разъезжал по губернии, участвуя в подавлении кулацких бунтов. Спустя короткое время его перевели на работу в Губпродукт, где юноша решал проблемы, связанные с кооперацией производителей.
Весной 1919 Наума Исааковича отправили в столицу для учебы на курсах, организованных при Всероссийском совете рабочей кооперации. В родные края Эйтингон вернулся в сентябре этого же года, обосновавшись в Гомеле и приняв участие в подавлении мятежа, возглавляемого бывшим царским офицером Стрекопытовым. Пребывание юноши в Гомеле совпало с приближением к городу сил белогвардейцев. В связи с этим в октябре 1919 Наум Исаакович вступил в партию большевиков и стал бойцом партийного отряда. К концу года красногвардейские части отбили наступление, и Эйтингон вернулся на работу инструктором по кооперации. Вместе с тем он занимался созданием в губернии профсоюзных организаций.В конце весны 1920 по путевке Гомельского губкома партии Наум Исаакович стал уполномоченным Особого отдела Гомельского укрепрайона. Так началась его служба в органах госбезопасности, которая продолжалась более тридцати лет. Особый отдел Гомельской губернской ЧК действовал в прифронтовых условиях. Его главной задачей была борьба с польским шпионажем и бандитизмом. В мае 1921 чекисты раскрыли в городе штаб «Западного областного комитета», структурно входившего в «Народный союз защиты Родины и свободы», которым руководил Борис Савинков — бывший эсеровский боевик. Его организация разделила советскую территорию на три условных полосы, Гомель вместе с Орлом и Минском входил в южную. Именно туда забрасывались вооруженные отряды, уничтожавшие пограничные заставы, захватывавшие поезда, убивавшие хозяйственных, профсоюзных и партийных руководителей. Эйтингон, являясь сотрудником местной ЧК, принял участие в операции «Крот», в ходе которой было задержано более сотни членов «Западного областного комитета». Кроме того молодому чекисту приходилось неоднократно в составе опергрупп выезжать на ликвидации вооруженных банд Савинкова. В ходе одной из операций в октябре 1921 Эйтингона тяжело ранили в ногу.
Из госпиталя Наум Исаакович вышел в марте 1922 и сразу был назначен в коллегию Башкирского отдела ГПУ. В конце 1921 в республике возникла критическая ситуация — ряд местных советских работников, отдавая дань прошлому, проявляли к башкирским руководителям открытое недоверие. Кроме того на настроениях людей тяжело сказались голод и неурожай. Все это привело к вспышкам национализма среди населения, начались гонения на лиц русской и татарской национальностей. В декабре 1921 председателем Башкирской ЧК назначили видного в то время чекиста Николая Волленберга. В короткий срок Николаю Львовичу и его подопечным (среди которых был и Эйтингон) удалось нормализовать в республике обстановку, создав все условия для ее дальнейшего развития.
В Башкирии Наум Исаакович работал до мая 1923, а затем был отозван в столицу и получил назначение в Восточный отдел Секретно-оперативного управления ГПУ, созданный с целью объединения деятельности чекистов на Кавказе, в Крыму, Татарии, Башкирии, Туркестане, в Бухарской и Хивинской народных республиках. Молодой чекист, которому еще не исполнилось и двадцати четырех лет, был назначен помощником начальника отделения Восточного отдела. Однако образования у него не хватало, и руководство решило отправить Эйтингона на Восточный факультет академии РККА. Восточный факультет в те годы возглавлял бывший морской офицер, выдающийся лингвист Борис Доливо-Добровольский, под руководством которого будущий разведчик изучил общеобразовательные и военные дисциплины, а также овладел рядом иностранных языков. Спустя два года обучения Наума Исааковича перевели в Иностранный отдел ОГПУ, назначив на пост заместителя главы резидентуры в Шанхае.
В раздираемом гражданской войной Китае правительство Чан Кайши контролировало лишь ряд южных провинций. Прочие территории страны были поделены между генералами-милитаристами, не подчинявшимися центральному правительству. Наум Исаакович под именем Леонида Александровича Наумова прибыл в Шанхай в конце 1925, находясь в резидентуре под прикрытием чина вице-консула. Его работа осуществлялась в чрезвычайно сложных условиях — весной 1927 Михаил Бородан, бывший главным советским военным советником, следуя указаниям Коминтерна и пожеланиям компартии Китая, предпринял неудачную попытку отстранить Чан Кайши с должности главнокомандующего китайской армии. Чан Кайши ответил наступлением на Шанхай, который пал в середине апреля 1927. Восстание коммунистов Китая было подавлено, двадцать пять руководителей компартии казнили. Эйтингон к этому времени работал в Пекине. В конце апреля китайская полиция по указанию Чан Кайши совершила на советское Генконсульство в Пекине налет, в ходе которого было изъято большое число секретных документов. После произошедших событий Наума Исааковича перевели в Харбин. Для разведчика это было, безусловно, повышением, так как в Маньчжурии (столицей которой являлся Харбин) проживало около ста тысяч выходцев из России.
Харбинская резидентура под руководством опытнейшего Федора Карина эффективно боролась не только с остатками эмигрировавших белогвардейских банд, но и против японских спецслужб, готовящих захват Маньчжурии войсками императора. Получив доступ к дипломатическим вализам Генерального консульства японцев в Маньчжурии, резидентура ОГПУ из первых рук узнавала о планах Токио касательно нашей страны и Китая. Наум Исаакович, прибыв на место, также активно включился в работу, приняв на связь ряд источников. К нему на постоянной основе поступали важные сведения о положении в белогвардейских организациях и о попытках японцев создать казачьи части с целью использования их против СССР. В 1928 Эйтингон добыл секретные данные о переговорах мукденских милитаристов с японцами об образовании под протекторатом Японии независимой Маньчжурской республики. Активность харбинской резидентуры ОГПУ не осталась незамеченной, и в мае 1929 на советское Генконсульство был произведен налет. В результате провокаций китайского правительства в середине июля советские власти заявили о разрыве дипломатических отношений. «Легальные» резидентуры в Китае временно прекратили работу, а Наум Исаакович был отозван в Москву.
В Центре разведчик не задержался, практически сразу выехав в Стамбул и сменив на посту резидента Якова Минскера. В этом городе Эйтингон находился под именем Леонида Наумова в качестве атташе советского Генконсульства. В годы правления Кемаля Ататюрка деятельность советских разведчиков не была направлена против турецких организаций. Более того, спецслужбы обеих стран сотрудничали между собой. Стамбульская резидентура ОГПУ разрабатывала дипломатические представительства Австрии, Франции и Японии, а также собирала информацию о деятельности разных групп антисоветской эмиграции — северокавказской, азербайджанской, украинской.
Поскольку условия для проведения разведывательных работ в Стамбуле были исключительно благоприятными, летом 1928 Центр принял решение основать здесь нелегальную резидентуру, возглавляемую Яковом Блюмкиным, с дальнейшим созданием разведывательной сети в Сирии и Палестине. В марте 1929 Блюмкин узнал о высылке в Турцию своего кумира Троцкого. Вскоре он организовал с ним встречу, во время которой заявил «демону революции» о том, что передает себя в его полное распоряжение. В дальнейшие месяцы он регулярно передавал Льву Давидовичу финансовые средства и секретные сведения. Наконец об этом узнала «легальная» резидентура, и в начале октября 1929 Блюмкина отозвали из Турции. По прибытии на родину он был арестован, и в конце года по указанию Сталина расстрелян «за измену делу революции».
После ареста Блюмкина положение Наума Исааковича, как «легального» резидента, осложнилось — требовалось срочно перестроить работу нелегальной резидентуры, и в октябре 1929 на замену Якову Григорьевичу прибыл Георгий Атабеков, бывший руководителем Восточного сектора ИНО. В Турции он приехал под видом купца из Армении и под руководством Наума Исааковича приступил к преобразованию агентурной сети. Однако уже летом 1930 Агабеков сбежал в Европу. Он осел в Берлине, где выпустил книгу, в которой помимо прочего указывал на то, что Эйтингон является советским разведчиком. Дабы избежать провокаций Центр отозвал Наума Исааковича в Москву.
В столице Эйтингона назначили заместителем Серебрянского — главы Особой группы, созданной в 1930 с целью внедрения агентов на объекты военно-стратегического значения, а также выполнения диверсионных операций во вражеском тылу в военный период. В этом же году Наум Исаакович и Яков Исаакович побывали в Америке, вербуя японских и китайских эмигрантов, необходимых разведке СССР в случае начала войны с Японией. К слову, в числе завербованных Эйтингоном агентов оказался японский художник Ётоку Мияги, впоследствии вошедший в знаменитую группу Рихарда Зорге «Рамзай». К сожалению, несмотря на положительные результаты, Наум Исаакович не сработался с Серебрянским и в 1931 попросил руководство ОГПУ перевести его обратно в ИНО. Просьба была удовлетворена, и разведчик возглавил восьмое (научно-техническая разведка) отделение, сменив Александра Орлова.
На новой должности Наум Исаакович работал недолго, уже осенью 1931 вылетев во Францию, а потом в Бельгию и возвратясь оттуда только в 1933. В апреле 1933 Эйтингона (которому исполнилось тридцать три года) назначили начальником первого отделения ИНО, другими словами, он возглавил нелегальную разведку. Именно в эти дни состоялась первая встреча с Павлом Судоплатовым, позднее ставшим его начальником и хорошим товарищем. В своих воспоминаниях Павел Анатольевич так характеризовал коллегу: «Его карие живые глаза, так и светились умом. Пронзительный взгляд, черные, как смоль, густые волосы, на подбородке шрам после автомобильной аварии, который большинство принимало за след от боевого ранения, — все это придавало ему вид человека бывалого. Он наизусть цитировал Пушкина, однако главным оружием Эйтингона являлся юмор и ирония... Поразительное отсутствие интереса к комфорту и деньгам. У него никогда не имелось сбережений, скромная обстановка в доме и та была казенной. ...Наум Исаакович был по-настоящему одаренной личностью и, не будь он разведчиком, точно сделал бы научную карьеру или преуспел на госслужбе».
Нелегальную разведку Наум Исаакович также возглавлял недолго. В конце 1933 он покинул родину, побывав в США, Китае, Иране и Германии. Главные задачи его в этих странах заключались в совершенствовании работы нелегальных резидентур и создании условий для перевода «легальных» резидентур на нелегальные методы деятельности в «особый период». С этими задачами Эйтингон успешно справился, о чем свидетельствовало присвоение ему в 1936 звания майора госбезопасности.
В 1936 в Испании начался мятеж франкистов, поддержанный фашистской Италией и нацистской Германией. Советские власти приняли решение оказать республиканскому правительству помощь и направили в Испанию опытных военных советников. Александр Орлов, прибывший в Мадрид в сентябре 1936, возглавил резидентуру НКВД. Замом его стал Наум Исаакович, использовавший псевдонимы «Пьер» и «Котов». Основная задача его заключалась в организации диверсионных отрядов и партизанских групп в тылу франкистов, однако разведчик принимал участие практически во всей работе резидентуры — реорганизации испанской контрразведки, создании службы периферийной разведки, армейской контрразведки и закордонной разведки, тайной войне против британских, итальянских, германских и французских спецслужб. В 1938 опасавшийся за свою безопасность Александр Орлов сбежал в США. Новым резидентом назначили Эйтингона, работать которому пришлось в трудных условиях — в конце 1938 взаимодействие советских разведчиков со спецслужбами испанцев пошло на убыль. Несмотря на это, Науму Исааковичу удалось завербовать несколько бывших анархистов и испанских троцкистов, а также Рамона Меркадера. А в феврале 1939 Эйтингон провел операции по отправке лидеров испанской компартии и республиканского руководства во Францию, а советской колонии — на родину. За проделанную работу в ноябре 1937 разведчика наградили вторым орденом Красного Знамени.
В Москву Эйтингон возвратился весной 1939. К этому времени из 450 работников внешней разведки в результате репрессий было отправлено в лагеря или расстреляно 275 человек. Со многими зарубежными агентами была навсегда потеряна связь. Так, к примеру, когда в 1938 Англия и Франция отдали на растерзание Гитлеру Чехословакию, целых 127 суток внешняя разведка не представляла руководству страны информации — ее просто некому было обрабатывать и подписывать. В ноябре 1938 наркомом внутренних дел стал Берия, и репрессии против разведчиков пошли на убыль. Вернувшийся из-за рубежа Эйтингон попал в сложную ситуацию. Григорий Сыроежкин, который работал с ним в Испании, был арестован, а затем расстрелян, Орлов оказался невозвращенцем, арестованные Яков Петерс (работавший начальником Восточного отдела ОГПУ) и Лев Карахан (бывший полпред в Турции) под пытками подписали показания на Наума Исааковича как на английского шпиона. За разведчиком установили слежку, которую он, впрочем, быстро обнаружил. От ареста Эйтингона спасла случайность — в это время НКВД приступило к осуществлению операции по устранению Троцкого. Благодаря ее руководителю — Павлу Судоплатову, Наум Исаакович был подключен в качестве одного из организаторов и исполнителей на месте под псевдонимом «Том». Любопытно, что кодовое название этой операции — «Утка» придумал именно Эйтингон, имевший в виду тот факт, что Лев Давидович распространял о положении дел в России ложные сведения, а подобная информация в обиходе именуется «уткой».
Данная операция заняла по времени около двух лет. Первая группа под командованием мексиканского художника Давида Сикейроса состояла из проверенных бойцов-агентов советских органов госбезопасности. Изучив план виллы Троцкого, 24 мая 1940 в четыре часа утра она предприняла штурм. Двадцать человек нейтрализовали полицейских наружной охраны, потом проникли на виллу и открыли перекрестный огонь по спальне Троцкого. Лев Давидович и его супруга спрятались под кроватью и остались невредимыми. Нападавшие, оставив взрывное устройство и зажигательный снаряд, покинули виллу. Но взрывное устройство оказалось неисправно, а начавшийся пожар был потушен Троцким. О неудачном покушении Эйтингон докладывал лично Берии: «Целиком принимая на себя вину, я готов по первому требованию вылететь для получения положенного наказания... Все люди пока целы, часть из страны уехала. Через две недели возьмемся за исправление ошибки, поскольку имеются резервы». В середине июня Судоплатов и Берия доложили генсеку детали несостоявшегося покушения, и Сталин дал добро на альтернативный план.
Вскоре Наум Исаакович получил телеграмму с приказом продолжать операцию, к которой теперь подключилась вторая группа, состоящая всего из двух человек: Марии Каридад (псевдоним «Мать»), завербованной Эйтингоном в 1937, и ее сына Рамона Меркадера («Раймонд»), внедренного впоследствии в ближайшее окружение Троцкого. В конце августа 1940 газеты всего мира написали о смерти «демона русской революции». Рамон Меркадер оказался задержан, однако никакие пытки и допросы не смогли его заставить рассказать о связях с разведкой СССР — до последнего дня заключения он неизменно подчеркивал личные мотивы убийства. Судоплатов писал в воспоминаниях: «Спустя три дня после устранения Троцкого было решено, что Эйтингон самостоятельно вернется домой, а все оставшиеся деньги, выделенные на проведение операции, будут использованы для поддержания Меркадера и оплаты адвокатам». В июне 1941 Наум Исаакович и Мария Каридад были приглашены в Кремль, где им вручили ордена Ленина. Рамон Меркадер же, отбыв в заключении почти двадцать лет, был переправлен в СССР, где получил советское гражданство и звание Героя.
Великую войну Эйтингон встретил в должности замначальника разведки. За сутки до нападения нацистской Германии он получил личный приказ Берии об организации Особой группы для выполнения диверсий в тылу возможного противника. Начавшиеся военные действия помешали реализовать эти планы, однако уже в июле 1941 такая группа была основана при наркоме госбезопасности. Во главе ее встал Павел Судоплатов, а Эйтингона назначили его замом. Формирование войск специального назначения проходило под непосредственным контролем Наума Исааковича. В январе 1942 в связи с ростом партизанской борьбы на оккупированных германским вермахтом территориях было создано четвертое управление НКВД под руководством Судоплатова. Заместителем его снова стал (в августе 1942) Эйтингон. На управление возлагались задачи организации в оккупированных городах нелегальных резидентур, внедрения агентуры в оккупационные административные и военные органы, заброски во вражеский тыл разведывательно-диверсионных групп, обеспечения агентов документами, средствами связи и оружием.
Еще в июле 1941 Судоплатов и Эйтингон приняли решение с помощью советской агентуры создать фиктивную прогерманскую монархическую организацию под названием «Престол». В феврале 1942 после сокрушительного поражения немецких войск под Москвой к немцам перешел Александр Демьянов — опытный агент органов госбезопасности, работавший под псевдонимом «Гейне». Он поведал немцам о существовании в столице России монархической организации, желающей установить связь с командованием немцев, а также выполнять их задания. Разведка противника заинтересовалась «Гейне» и, присвоив кличку «Макс», стала вести его разработку. Гитлеровцы подвергли Демьянова тщательному допросу, а после — имитировали расстрел. Тем не менее, разведчик держался стойко, и спустя некоторое время его отправили в Смоленск, где немецкие инструктора стали готовить «Гейне» в качестве агента абвера. В марте 1942 «Гейне» выдали деньги для поддержки организации «Престол», отвезли на аэродром и посадили в самолет.
Уже спустя две недели Демьянов вышел в эфир и передал противнику первую подготовленную Генштабом партию дезинформации. Данная оперативная игра получила название «Монастырь». Вскоре в Советский Союз стали прибывать курьеры абвера. Их «тепло» встречали, а одному даже позволили вернуться, дабы подтвердить, что организация «Престол» действует под контролем абвера. В то же время «Гейне» продолжал передавать сведения, выгодные советскому командованию. С целью подтверждения якобы проведенных «Престолом» диверсий чекисты организовывали в прессе соответствующие публикации, а иногда даже имитировали акты вредительства. В отдельных случаях, немцам передавалась и настоящая информация. Переданные шифровки высоко ценились в германском Генштабе и учитывались в ходе планирования операций на Восточном фронте. К примеру, в предверии контрнаступления под Сталинградом немцам была отправлена стратегическая дезинформацию касательно направления главного удара. Немцы, предупрежденные о том, что русские готовят удар под Ржевом, предприняли ряд мер по его отражению и с началом наступательной операции под Сталинградом оказались не в состоянии помочь окруженной группировке Паулюса. Любопытный факт, передававшаяся в ходе операции «Монастырь» стратегическая дезинформация подчас возвращалась к советским разведчикам от их источников в британской разведке и абвере. Уникальная операция «Монастырь» длилась до конца войны. В ходе ее были арестованы более пятидесяти агентов абвера и семь немецких пособников, получены миллионы рублей на работу организации «Престол». Судоплатов и Эйтингон получили ордена Суворова второй степени, а Демьянов — орден Красной Звезды.В августе 1944 через радиостанцию организации «Престол» до сведения немецкого командования была доведена информация о том, что в Белоруссии действует оказавшаяся в окружении крупная немецкая часть, испытывающая нужду в боеприпасах, медикаментах, продовольствии. Командование вермахта заглотило наживку, приняв решение оказать своим солдатам помощь. Так началась знаменитая операция «Березино», возглавлять которую было поручено Науму Исааковичу. По его инициативе была создана оперативная группа, включающая сотрудников четвертого управления, агентов-немцев, бывших военнопленных, бойцов ОМСБОН и пленного подполковника немецкой армии Генриха Шерхорна, завербованого органами госбезопасности и играющего роль командира. Группа была направлено в район Березино с целью организации ложной базы якобы орудующей в тылу советской армии немецкой части. Из архивной справки по операции «Березино» следует, что с осени 1944 по весну 1945 немцами было совершено в советский тыл тридцать девять самолетовылетов, сброшено двадцать два германских разведчика (арестованных четвертым управлением), 255 мест груза с обмундированием, боеприпасами, вооружением, продовольствием и медикаментами и один миллион восемьсот тысяч советских рублей. В это же время «Гейне» по заданию Эйтингона отправлял сообщения о мнимых столкновениях сил Шерхорна с частями Красной Армии. Интересно, что в марте 1945 подполковнику Шерхорну пришла телеграмма за подписью Гудериана, в которой сообщалось о награждении его Рыцарским крестом и присвоении звания полковника. 5 мая немецкое командование передало последнюю радиограмму: «...На основании создавшегося положения с тяжелым сердцем мы вынуждены прекратить вам оказание помощи, и более не можем поддерживать радиосвязь». За успешно проведенную операцию в ноябре 1945 Науму Исааковичу было присвоено звание генерал-майора.
В феврале 1945 советская разведка получила информацию о наличии крупных запасов высококачественного урана рядом с болгарским городом Бухово, находившимся под контролем советской армии. Также узнавшие об этом спецслужбы США начали разрабатывать планы диверсий, дабы сорвать поставки в Советский Союз урановой руды. С целью разрушить замыслы наших недавних союзников в Болгарию был отправлен Эйтингон. Однако в СССР к тому времени уже были найдены не менее крупные залежи урановой руды. Дабы скрыть этот факт от американцев, Наум Исаакович провел в Болгарии различные дезинформационные мероприятия, создавшие впечатление, будто СССР позарез нуждается в болгарском уране. Подобные действия отвлекли средства и силы американской разведки от отечественного ядерного проекта.
В конце 1946 Эйтингон получил от руководства новое задание. Его отправили в провинцию Китая Синьцзян с целью помощи китайским коммунистам в деле установления над провинцией полного контроля. Необходимо отметить, что в Синьцзяне в то время шли боевые столкновения с уйгурскими сепаратистами, поддерживаемыми британской разведкой и режимом Чан Кайши. Науму Исааковичу совместно с органами безопасности китайской компартии удалось сформировать диверсионные группы, которые эффективно противодействовали мятежникам. В конце концов, к 1949, когда Эйтингон вернулся в Москву, уйгуры были полностью разгромлены.
Еще в 1947 генерал-майора Эйтингона вновь назначили замом Судоплатова, руководившего отделом по диверсионной деятельности за границей. В конце сороковых годов в освобожденных Красной Армией Прибалтийских республиках было неспокойно — орудовали банды националистов, получавших широкую помощь от спецслужб США и Великобритании. К примеру, только действовавшие в Литве «лесные братья» в период с 1944 по 1956 года убили двадцать пять тысяч человек, двадцать три тысячи из которых являлись их соотечественниками. Именно в этой республике работал Эйтингон, под командованием которого литовские чекисты разработали и успешно осуществили множество агентурных комбинаций. После уничтожения всех бандформирований вооруженная борьба в западных республиках Советского Союза постепенно приобрела характер замаскированного противоборства между советской контрразведкой и спецслужбами националистов (и стоящими за ними ЦРУ и МИ-6).
В сентябре 1950 возглавляемый Судоплатовым отдел был реорганизован в Бюро номер один МГБ СССР. Наум Исаакович, в качестве заместителя руководителя Бюро, на случай новой войны занимался организацией боевых операций, направленных против стратегически важных объектов вероятного противника, созданием за рубежом боевых агентурных групп, закладкой для этих групп тайников с оружием. Однако занимаемое Наумом Исааковичем высокое положение, а также значимые успехи в работе не могли уберечь его от неприятностей. В начале пятидесятых обстановка в МГБ значительно осложнилась, к примеру, еще в 1947 было принято негласное постановление руководства не брать в органы госбезопасности на офицерские должности лиц еврейской национальности. В 1951, когда разведчик находился в Литве, арестовали его сестру — врача по профессии. Ее приговорили к десяти годам тюрьмы за «содействие сионистскому заговору и отказ лечить русских пациентов». А в сентябре этого же года после возвращения на родину за решеткой оказался и сам Эйтингон. Ему предъявили абсурдное обвинение в обучении врачей-заговорщиков террористическим действиям против членов советского правительства. Печально, но санкцию на арест разведчика дал сам Иосиф Виссарионович.
Полтора года Наум Исаакович находился в заключении. Виновным себя он не признал, и из тюрьмы вышел после смерти Сталина весной 1953. По распоряжению Берии его восстановили в партии и в органах госбезопасности, он снова стал замом Судоплатова, руководившего девятым (разведывательно-диверсионным) отделом МВД СССР. Однако летом 1953 Берия был арестован, а вслед за ним — целый ряд ответственных сотрудников МВД, в числе которых Судоплатов и Эйтингон. Четыре года без суда Наум Исаакович провел в Бутырской тюрьме, и только в марте 1957 был приговорен к двенадцати годам лишения свободы. В последнем слове он произнес: «Вы меня судите как человека Берии. Однако я — не его человек, я — человек партии. Я выполнял все ее задания, и говорить с вами о них не буду. Я считаю, что жизнь моя не дороже государственных тайн, которыми обладаю. А по лицам вашим вижу, что вы все уже решили. Поэтому промолчу». Срок свой разведчик отбыл «от звонка до звонка» во Владимирской тюрьме и на свободу вышел лишь в марте 1964. Ему разрешили проживать в столице вместе с родными. К слову, на протяжении жизни Эйтингон был трижды женат, у него было четверо родных детей (два сына и две дочери) и еще одну девочку он удочерил.Наум Исаакович свободно говорил на четырех иностранных языках и устроился работать переводчиком, а потом старшим редактором в издательском доме «Международные отношения». В середине семидесятых Эйтингон отправил председателю КГБ Андропову письмо с просьбой реабилитировать его. Однако прошение не было удовлетворено, так как этому воспротивился Михаил Суслов, «главный идеолог партии». Во время пребывания Наума Исааковича в Литве между ними произошел конфликт, который старый догматик не забыл.
Легендарный разведчик Наум Эйтингон, он же чекист Котов, он же Леонид Наумов, карающий меч советских органов госбезопасности, так и не дождавшись реабилитации, ушел из жизни 3 мая 1981. О смерти его ничего не говорилось в СМИ, и в газетах не было никаких официальных некрологов. Во время похорон на московском Донском кладбище Герой Советского Союза Евгений Мирковский произнес: «Сегодня у этой могилы заканчивается рыцарский век в истории нашей ЧК...».
Посмертная реабилитация Эйтингона состоялась лишь в апреле 1992, а 9 мая родным Наума Исааковича возвращены были все его награды.
По материалам книг В.С. Антонова «Жизнь по «легенде» и Э.П. Шарапова «Наум Эйтингон».
Информация