Старый доктор Януш Корчак
Итак, 22 июля 1878 года в семье польских евреев Гольдшмидтов появился на свет первенец — мальчик. Родители назвали его в честь дедушки Ершем (в некоторых источниках - Эршем), Ершем Хенриком, но вскоре это имя незаметно превратилось в Генрика — на польский манер. Надо сказать, первое своё образование будущий врач и педагог получил в Варшаве, в русской гимназии. Это учебное заведение отличалось большой строгостью, здесь царила примерная дисциплина, нарушителей которой наказывали сурово, иногда даже жестоко. Любое, даже незначительное отклонение от распорядка дня обязательно должно было быть письменно разрешено директором.

Уже в первом классе десятилетний Генрик изучал латынь, а через год — и французский, и немецкий, и греческий языки.
А в семье Гольдшмидтов тем временем случилось горе: отец Юзеф, известный в то время адвокат, автор научных монографий, стал душевнобольным. Ему требовалось если не постоянное, то частое и дорогостоящее лечение в клинике. И через некоторое время семья Гольдшмидтов начала еле-еле сводить концы с концами. К сожалению, отец так и не излечился: он умер в больнице. И очень скоро заботы о содержании осиротевшей семьи легли на плечи повзрослевшего мальчика. Генрик, будучи ещё гимназистом, стал подрабатывать репетиторством, желая помочь маме и младшей сестре Анне. А окончив гимназию, он выбрал профессию врача и в 1898 году поступил в Варшавский университет на медицинский факультет. Во время практики работал в госпиталях, больницах, детских лагерях. Он совершенствовался в клиниках Лондона, Парижа, Берлина. Гонорары, которые Генрик получал за лечение богатых людей, давали ему возможность совершенно бесплатно лечить бедных. Работал он и в еврейской детской больнице имени Берсонова и Бауманов.
Ещё студентом молодой врач стал пробовать свои силы в литературном труде, взяв себе псевдоним Януш Корчак. Сначала это были публикации в польских газетах, а затем рядом с публицистикой встала литература. Его сказочная повесть «Король Матиуш Первый» посвящена воспитанию детей, их понимаю и счастью. В молодом враче проснулся педагог. Генрик всё больше осознавал, что всем сердцем прикипел к детям. Он хотел их учить, быть им опорой, делать их жизнь радостной, полной доброго и полезного труда. Он видел несправедливость, которую часто допускают по отношению к детям взрослые, и остро переживал это. Так, потихоньку, к нему пришло решение: он будет лечить души...
В 1905 году Корчак получил диплом врача. Как врач он участвовал в русско-японской войне.
А в 1911 году благодаря усилиям Януша Корчака в Варшаве, на улице Крахмальной (в некоторых источниках - Крохмальной), в доме номер 92 открылся Дом сирот. Как очень уважаемому человеку, Корчаку удалось собрать богатые пожертвования, на которые и содержался этот дом. Он очень отличался от известных прежде приютов, где, в основном, заботились лишь о еде и одежде для детей. Нет, Дом сирот был совершенно другим - «настроенным» на воспитание детей, а не только их содержание. Даже само здание, красивое и просторное, в глубине большого сада, было построено очень продуманно. В оборудованном подвале — прачечная, кухня, раздевалка, мастерские. Первый этаж был рекреационным залом, где дети проводили большую часть дня. Плюс кабинеты для учёбы, столовая. На втором этаже — комнаты бурсистов и большая галерея. А уже на третьем — спальни мальчиков и девочек, разделённые комнатами воспитателей. Сам же доктор жил на чердаке.

Система воспитания в Доме сирот была построена на уважении к ребёнку. Корчак (здесь его называли ещё Старым доктором) утверждал, что многие взрослые разделяют жизнь будто на два класса, два лагеря: взрослые и дети. И часто бывает, что класс детей оказывается угнетённым, чаще по незнанию взрослых, чем по их желанию. «Хочешь воспитать ребёнка — воспитывай, в первую очередь, себя!» - это выражение принадлежит именно Корчаку. В Доме не было места очень жёсткой дисциплине, но и распущенности тоже никто не позволял. Многие решения дети принимали сообща, сами беря на себя ответственность. Воспитателям строго запрещалось переходить на крик. Особое место в детском доме занимали сказки — Старый доктор говорил, что сказка — это язык детей. И на этом языке им можно объяснить многие реальные вещи.
Здесь была большая игра в маленькое государство. Был и товарищеский суд, на котором разбирались все конфликты и трудные ситуации. Суд собирался раз в неделю. Пятеро судей выбирались жеребьёвкой, но только из тех, на кого неделей раньше не поступало жалоб.
В суде имелся свой секретарь — воспитатель, который только собирал показания и зачитывал их на заседании. Особого внимания заслуживала и стенная доска, книга показаний и приговоров, и своя газета. И свой кодекс, разработанный Янушем Корчаком. Первые его 99 статей — прощающие, оправдательные. «Суд прощает мальчика А., ведь он раскаялся...»
Только сотая статья — обвинительная, порицающая: за неуважительное отношение к людям, за равнодушие. Наказание за это — публикация имени виновного в газете. Почти самое значительное наказание — в предпоследней статье: провинившийся на неделю лишается гражданских прав. Он ни на кого не может подать в суд на него никто не может тоже. Приговор публикуется в газете, в Дом сирот приглашаются родственники (если они есть). Но самое страшное наказание — в последней статье: провинившийся признан неисправимым и исключается. Всё, что можно было сделать, не дало никаких результатов. Такие случаи в истории дома есть, их два или три.
Чтобы подать заявление в суд, ребёнок просто записывал на доске своё имя, имя того, на кого он жалуется и за что. Подать в суд можно было и на учителя, и на воспитателя, и даже на себя (да-да, были и такие случаи!) — подробно и вдумчиво разбирали абсолютно все дела.
Может сложиться впечатление, что методика Корчака основывалась только на детском самоуправлении. Но это абсолютно не так. В его Доме не было распущенности, вседозволенности, никто не умалял роль воспитателя.
Ещё одним очень важным условием в приюте был честный труд. Вдумайтесь: на сто детей — всего одна экономка, один сторож и одна кухарка! Никакой зависимости от технического персонала, и притом — чистота и порядок. Секрет таился в дежурствах. Их было гораздо больше, чем детей: каждый воспитанник дежурил сразу на нескольких «фронтах», которые он выбирал себе сам. Бывало, ребята по несколько недель или даже месяцев выполняли одну и ту же работу — но это была их любимая работа, они сами решили, что будет именно так. Мальчишки и девчонки сами подметали и мыли полы, помогали на кухне, убирали во дворе, помогали младшим соблюдать правила личной гигиены, мыли посуду, ухаживали за больными и даже работали на выдаче инструментов в переплётном, столярном и других цехах. Дежурства оценивались. Полчаса труда на пользу общества — один балл. Когда набиралось 500 баллов, ребёнку выдавали памятную открытку труженика (конечно, это только при условии хорошей, добросовестной работы).

Тем, кто прожил в доме сирот более одного года, общим решением присваивали звания: король и друг детей, гражданин, милый друг, равнодушный квартирант, обременительный пришелец. Каждое из этих званий давало определённые права и накладывало определённые обязательства. К примеру, «товарищ» имел право постоянного пребывания в доме до достижения 14 лет. А вот «пришелец» или «квартирант» мог исправиться только в том случае, если найдёт себе опекунов и будет исправно трудиться около года. Комиссия по разбору званий проходила несколько раз в год. Здесь оценивалось всё: успеваемость, трудолюбие, активность, хорошее поведение...
Примечателен и корчаковский способ обучения самоорганизации. Старый доктор был уверен, что наказаниями не приучить к дисциплине. Он придумал другое. Каждый квартал на общем собрании задавал вопрос: «Кто хочет вставать с первым звонком?» (а ведь звонок-то был очень ранний). Желающие поднимали руку. Начиная со следующего дня, они вступали в борьбу за звание самых организованных. С первым звонком вставали, со вторым — умывались, а с третьим — были уже в столовой и оставляли своё имя на специальной доске в «списке раннего вставания». Через три месяца подводились итоги. Тот, кто смог побороть себя и рано встать хотя бы пять раз, награждался специальной открыткой.
Или другой приём — пари, тайну которого знал лишь Януш Корчак. Ребёнок заключал пари с самим собой, обещая в чём-то исправиться. Он брал в свидетели Старого доктора, но никаких протоколов при этом не вели. К примеру, ученик хотел отвыкнуть произносить какое-то ругательство. Сначала он зарекался не говорить этого слова, допустим, более тридцати раз за неделю. Если выигрывал — количество слов сокращалось, и так постепенно добирались до нуля. Бывало, ученики стеснялись говорить доктору, в чём суть пари. Корчак принимал это на веру, никогда не требуя объяснений.
Висел на стене приюта и специальный почтовый ящик. Сюда каждый ребёнок мог опустить записку с любым вопросом, если стеснялся задать его вслух.
Старый доктор, казалось, был повсюду. Он лечил и воспитывал детей, писал книги о педагогике, вёл радиопередачи «Шуточная педагогика». И хотя название на первый взгляд несерьёзное, но... Вот один их текстов передачи, посвящённой дракам. «Ты, мой милый, не зловредный, не скандалист. Ты вспыльчивый. По правде говоря, я тоже... До сих пор веду борьбу со своей несдержанностью... И сам себе придумал наказание: если повздорю с кем, три раза обязан на трамвае объехать всю Варшаву. Или же полдня не имею права курить... Знаю: нельзя за горло, в живот, не разрешается выкручивать голову, выламывать пальцы... Только в исключительных случаях, если невозможно избежать, не из-за пустяковых дел, не кое-как и не за кое-что. И должна быть сильная воля, торможение. Да.»
Корчак принимал участие в создании второго сиротского приюта - «Наш дом». И этот приют тоже стал особенным.
***
...А время шло. К власти пришёл Адольф Гитлер. По Варшаве уже разгуливали фашисты, а Януш Корчак ходил по улицам в мундире войска польского. Он утверждал, что это — мундир солдата, которого предали. Однако спустя год после начала оккупации мундир пришлось снять, но не из страха за себя, а из опасений за жизнь «своих» детей. Старый доктор продолжал писать научно-популярные работы о детях («право ребёнка на уважение», «Право жизни», «Шутливая педагогика»). Он выступал по радио, обращался к детям войны, подсказывая, как вести себя в экстренных ситуациях.
Но вот на территории города появилась стена, отделившая еврейское гетто от всего мира. Корчака пригласили остаться в Палестине, но он не бросил своих сирот и отказался от всех попыток спастись. Игорь Неверли — писатель, который несколько лет проработал в доме сирот, достал Старому доктору пропуск на выход из гетто. Вот его воспоминания: «На Белянах сняли ему комнату, приготовили документы. Корчак мог выйти из гетто в любую минуту. Хотя бы со мной, когда я пришёл к нему, имея пропуск на два лица — техника и слесаря водопроводно-канализационной сети. Корчак взглянул на меня так, что я съёжился. Видно было, что он не ждал от меня подобного предложения. Смысл ответа доктора был такой: не бросишь же своего ребёнка в несчастье, болезни, опасности. А тут двести детей. Как оставить их одних в газовой камере? И можно ли всё это пережить?»
Летом 1942 года поступил указ о депортации «Дома сирот». Ребят отправили в концлагерь Треблинка — один из самых жестоких лагерей смерти (впрочем, бывают ли не жестокие лагеря смерти?..). Количество его жертв за годы войны — около 800 тысяч: больше только в Освенциме.
И вот 6 августа Старому доктору в последний раз официально предложили спастись. «Доктор Гольдшмидт может остаться...» Немецкое командование хотело проявить публичную милость ко всеми любимому педагогу, врачу, писателю. Однако Корчак наотрез отказался: «Предать детей, пустить их умирать одних — это означает уступить злодейству!»
Весь детский дом — двести детей и воспитатели - ровной колонной, без слёз и попыток к бегству, прошёл к вагонам, что должны были доставить их в Треблинку. Во главе шёл Старый доктор, за руки он вёл двух детей.
Вот воспоминания польского историка Эммануэля Рингельблюма, позже расстрелянного: «Нам сообщили, что ведут школу медсестёр, аптеки, детский приют Корчака. Стояла ужасная жара. Детей из интернатов я посадил в самом конце площади, у стены. Я надеялся, что сегодня их удастся спасти. Вдруг пришёл приказ вывести интернат. Нет, этого зрелища я никогда не забуду! Это был не обычный марш к вагонам, это был организованный немой протест против бандитизма! Началось шествие, какого никогда ещё до сих пор не было. Выстроенные четвёрками дети. Во главе - Корчак с глазами, устремлёнными вперёд, державший двух детей за руки. Даже вспомогательная полиция встала смирно и отдала честь. Когда немцы увидели Корчака, некоторые спросили: «Кто этот человек?». Я не мог больше выдержать — слёзы хлынули из моих глаз, я закрыл лицо руками...»
Конвоир, стоявший около поезда, узнал Корчака. Он читал его знаменитую сказочную повесть «Король Матиуш Первый». «Я могу вас спасти, - сказал он. - Выходите из поезда, оставайтесь в Варшаве». И Корчак снова отказался.
Всю дорогу в поезде Старый доктор рассказывал детям очень длинную сказку. Не прервал он свой рассказ и тогда, когда все они приехали в Треблинку и входили в газовую камеру. И, наверное, детям было не так страшно умирать, потому что рядом с ними был их учитель, их Старый доктор...
Сегодня в Треблинке, на предполагаемом месте гибели, лежит памятная плита. На ней написано: «Корчак и его дети». У него не было своей семьи в том смысле, в котором мы привыкли это понимать. И у него была своя семья. Очень большая, которой Старый доктор был предан до последней минуты жизни.

Информация