Тоска украинки по русской Белой Балке
Донские хуторки, протянувшиеся широкой лентой вдоль берегов Верхнего Дона, хранят в себе основополагающие духовные ценности, которые за последние годы оказались несколько растраченными в крупных городах. Да, деревни стали сегодня не такими, как раньше, но живут в них люди, которые, не зная того, становятся нашими островками национальной безопасности, ориентиром в жизни. Но вот когда мы лишаемся настоящей Родины, тогда приходит по-настоящему осознание её сущности и своей неразрывной связи со своими корнями. Родина — дерево, что взращивает нас, лелеет и на старости лет служит утешением и подпоркой для преодоления физических и духовных невзгод. На такие мысли натолкнула меня встреча со своей бывшей землячкой.
Тоска украинки по русской Белой Балке
Вверх по Дону в пяти километрах от него на косогоре располагалось воронежское село 2-я Белая Горка. Она так и называлась — вторая. Потому, что раньше было две белых горки, а потом осталась одна, но её всё равно называют — вторая. Здесь пролегает невидимая граница между двумя областями — Ростовской и Воронежской. Эта граница проходит по Ореховой балке. В двух приграничных хуторах люди всегда дружили. По праздникам ходили друг к другу в гости. Интересное филологическое наблюдение: в этом предложении, согласно новой орфографии русского языка, упорно рекомендуется поставить запятую — разделительный знак. Веление времени — сегодня в гости мало ходят. В клубах и в хуторе, и в селе ставили концерты. Даже в трудные послевоенные годы. В это время голод и нищета оторвали многих хуторян от родимых мест.
Вспоминает Мария Коваленко (в девичестве Подлипаева):
«Я с сестрой Аней уехала на Украину в город Краснодон. Там в местечке Водяное устроилась работать на шахту «Дуванная-2». Там с сестрой вышли замуж, там родились и выросли наши дети.
На второй Белой Горке осталась жить наша старшая сестра Валя Подлипаева. Когда началась война, она, комсомолка, ушла на фронт добровольцем. В городе Вена встретила весть о Великой Победе. После войны жила в родном хуторе.
Когда у нас подходил отпуск, мы обязательно ехали в гости к сестре на нашу милую родину. Раньше не было трассы М4-Дон. И мы со станции Миллерово всегда ехали в станицу Казанскую. А оттуда, хорошо, если удавалось нанять конную подводу, а больше пешком с чемоданами и детьми шли по-над Доном, через хутора Озерской и Суровский. В хуторе Демидовском у нас обычно был привал. Здесь мы проведывали подруг, друзей и снова в путь. Нас и многочисленных наших детей и внуков Валя с мужем, тоже бывшим фронтовиком Андреем Егоровичем Лавровым, всегда встречали тепло и гостеприимно. Последние свои годы они доживали в посёлке Суходольном. Там, на местном кладбище нашли свой последний приют.
Сегодня от моей второй Белой Горки остались одни руины. А ведь сколько было в них тогда людей! Не было ни одного необработанного клочка земли. Везде огороды, огороды, огороды. Даже в луке (это слово произошло от «Царёва Лука», исторического события, произошедшего в эпоху распада Золотой Орды), демидовцы, и жители Белой Горки распахивали землю, сажали картофель, кукурузу, овощи, бахчевые».
Вот и всё. Дальше она рассказывать ничего не стала и протянула мне исписанный листок бумаги. Это были её стихи.
Очень сильно тоскую по родине,
Мне тоску без неё не унять.
Моё детство и юность там пройдены,
Но в России уж мне не бывать.
И печаль, и душевные горечи.
Не могу разделить у могил,
Где лежат мои милые родичи.
От меня поклонитесь вы им.
А скучаю всё больше и больше
Я по вам, дорогие мои, По селу, по лугам и по роще,
Где так нежно поют соловьи,
Где пахали мы землю и сеяли,
Где косили, вязали снопы,
По ярам босоногими бегали,
Полевые там рвали цветы,
Где когда-то с тобою, подружка,
В косогоре на белой горе
Задушевные русские песни
Пели мы о родной стороне.
А внизу пароход с пассажирами
Плыл по Дону под этой горой.
Нашей песне на палубе вторили.
Мы махали вослед им рукой.
Помню, как я с тобою прощалась,
Шелестели кругом ковыли.
Куковала кукушка за Доном,
Слёз сдержать мы с тобой не смогли.
Как же мило мне там всё и дорого,
На родимой моей стороне.
Край родной мой, единственный, милый
— Никогда не забыть его мне.
Не забыть мне родные просторы,
Не забыть отчий дом свой родной
Не забыть эти Белые Горы,
Терпкий запах полыни степной.
Вот с тех пор, как тебя я покинула,
Я вину в своём сердце ношу.
Упаду пред тобой на колени
И прощенья за всё попрошу.
Ты прости, деревенька родная,
Что рассталась с тобой навсегда.
Если б можно вернуть всё сначала,
Я б осталась с тобой навсегда.
С той поры уж прошло лет немало,
И немало воды утекло.
Только память хранит в моём сердце
То местечко, где детство прошло.
А теперь мы живём за границей.
Не измерить ничем эту боль.
Были б мы перелётные птицы,
Улетела б в Россию, домой.
Что политики там натворили,
Кто есть кто — ничего не понять.
В чужестранцев родных превратили,
И народ теперь должен страдать.
Прекрасные необычные родники речки Песковатки
Необычайно красива природа окрестностей хутора Солонцовского. Прекрасна, чиста и полна студеных родников речка Песковатка. Её можно пить и наслаждаться хрустально-чистыми каплями, не загрязненными цивилизацией. Хоть речка и неглубока, но водится в ней рыба. В солнечные летние деньки купается в речке хуторская детвора, а большое число туристов и гостей съезжаются сюда, чтобы отдохнуть от городской суеты. Лес, который растёт по берегам Песковатки, богат дарами природы, водится в нём всякое зверьё и птицы, зреют и наливаются соком под летним солнцем ягоды земляники, ежевики, боярышника, шиповника и тёрна. А с западной стороны хутора стоит сосновый бор, где в грибной сезон для любителей тихой охоты настаёт настоящий рай.
В Солонцовском поселении есть люди особой судьбы. Это ветераны Великой Отечественной войны, труженики тыла. Это они геройски воевали, в нелёгкое послевоенное время поднимали милый сердцу уголок, учились жить заново, воспитывали своих детей, учили их беречь традиции предков и хранить о них память, быть честными и справедливыми, не бояться тяжёлой работы.
Одним из таких является Дмитрий Филиппович Булаткин, который проживает в хуторе Заикинском. Когда началась война, он был ещё ребёнком, но прекрасно помнит все лишения военного времени. Родители маленького Дмитрия жили в Шахтах. В 1941 году немец вплотную подошёл к городу, и отца семейства — Филиппа Дмитриевича забрали на фронт, а мама Анна Кондратьевна вместе с тремя детьми и другими жителями была эвакуирована на Верхний Дон. Семья Булаткиных поселилась в хуторе Заикинском, держала хозяйство, возделывала огород и ждала весточки с фронта от отца.
Зимой 1941 года немецкие войска подошли к Дону в районе станицы Казанской и стали бомбить хутора на левом берегу. Людям приходилось прятаться по погребам, спасаясь от бомбёжки.
Наступление продолжалось, и всех хуторян эвакуировали дальше от линии фронта в хутор Казанская-Лопатина. Когда семья вернулась в Заикинский после эвакуации осенью 1942 года, их дом оказался сожжённым фашистами. В этом же году с фронта переправили в хутор контуженого отца. Все стали жить в доме родной тёти. Когда Филипп Дмитриевич стал подниматься, было принято решение своими силами строить жильё и выбираться из землянки.
Вскоре Булаткины перебрались в маленький домик, состоящий из одной комнаты. Работали всей семьёй, зарабатывая на кусок хлеба. Даже маленький Дмитрий с утра до вечера помогал взрослым: пас коров, на них же пахал землю, носил воду для солдат и даже помогал разминировать поля. Заливной луг возле хутора был заминирован бутылками, наполненными горючей смесью, на случай если немцы переберутся через Дон.
Но вскоре фашисты стали отступать, покидая линию обороны, и наши солдаты стали разминировать поля. Хуторские детишки бегали следом за ними и помогали искать ящики с бутылками, кто был посмелей, тот даже взрывал их сам. «Мы были детьми, и всё происходящее вокруг воспринималось по-другому. Не боялись перебираться через Дон, где были немцы и таскали оттуда немецкую тушёнку, собирали трофеи. Есть сильно хотелось, время было голодное», — вспоминает Дмитрий Филиппович.
Только в 1943 году, после освобождения района, когда Дмитрию было уже десять лет, он пошёл в первый класс. Учась в местной школе, которую тоже восстанавливали хуторяне своими силами после бомбёжки, Дима продолжал работать. Потом закончилась война, началось тяжёлое послевоенное время. Досталось и Дмитрию Филипповичу, помыкала его судьба: служил он в армии в танковых войсках, учился разным профессиям, работал электрослесарем, комбайнёром, механизатором, медником, водителем самосвала и автобуса, ездил в командировки в разные города, а дома всегда ждала семья: любимая жена Евдокия Алексеевна, дочь Лена и сын Владимир. Сейчас супруги Булаткины находятся на заслуженном отдыхе, живут в родном хуторе Заикинском тихой размеренной жизнью, занимаются огородом, летом собираются всей дружной семьёй. Недавно провели газ, и теперь, как говорят сами, им не страшны никакая зима.
Она сидела сзади мужа-солдата
Написать об этой истории меня заставила обычная фотография на стене. За рулём мотоцикла сидел парень в форме советского рядового, а сзади — молодая женщина, повязанная платочком, в шерстяном платье, нарядном пиджаке. И так хорошо, и спокойно было у них на лицах.
Это было 50 лет назад, в 1961 году. В хутор Песковатско-Лопатинский после окончания школы баянистов в Шахтах приехала девушка по имени Нина и стала работать заведующей клубом. В это время строился новый клуб с большим зрительным залом. Молодёжи в хуторе было много. Днём работали в колхозе.
Девчата доили коров, ребята пахали землю. Ну, а вечером все шли на огонёк в клуб. Именно на огонёк: в клубе горела керосиновая лампа. Электричества тогда ещё не было. Все с удовольствием участвовали в художественной самодеятельности. Зимой на лошадях ездили выступать в соседние хутора Четвёртинский, Каменный, станицу Шумилинскую. В клубе веселились, знакомились, дружили, влюблялись и потом женились. Здесь и приглянулся Нине паренёк Семён. В этом молодом парне она увидела настоящего крепкого надёжного мужчину. Таким он и оказался в жизни. В 1961 году они расписались. В 1962 году пришла повестка в армию, и он ушёл служить на долгих три года и два месяца. С тех пор живёт в душе Нины песня, словно пересказавшая их историю:
Не забудем, как с вами прощались
На перроне под тёплым дождём.
Будем ждать, если мы обещали,
Вы служите, мы вас подождём.
А вскоре в семье родилась старшая дочь, Оля. И потекли у Нины длинные дни и ночи в заботах и ожидании. Наполнялся чемодан писем от мужа с мечтами и планами на будущее, «как будем жить на гражданке». Два раза Семён приходил в отпуск из далёкого Азербайджана. Вот тут и катались они всей семьёй на мотоцикле ИЖ-56. Какая красота! С ветерком носились по всей округе. Время шло. Прошли три года, и Семён возвратился к своей любимой семье. Потом родилась вторая дочка Галя. Жизнь текла своим чередом. В этом году Семён Иванович и Нина Митрофановна Чеботарёвы отмечают золотую свадьбу. Они преодолели всё в жизни, крепко держа друг друга за руку. Выросли дочери, обзавелись семьями, выросли две внучки и два внука.
Такие простые, счастливые судьбы есть во многих донских хуторах. Наверное, все эти люди сделали главное в жизни — оставили после себя сильные жизни.
Как была уничтожена одинокая военная могилка в донском саду
Что же произошло потом с нашими милыми хуторками? Да, и раньше встречались конфликты между людьми, но сегодня некоторые из них приобретают чудовищные формы: современная злость и тут проникает в души. Но. обратите внимание, это происходит, как правило, с пришлыми: их воспитывает само хуторское маленькое сообщество. Вот характерный пример.
Был в давние времена обычай у казаков хоронить усопших на своих усадьбах. В годы войны, когда не было сил относить умерших на кладбище, тоже приходилось устраивать могилки в садах. Была и в нашем саду такая могилка и мы, дети, знали, что здесь похоронен мальчик, умерший в годы войны. И мы с благоговением обходили это место.
До сих пор в хуторских подворьях, в садах существуют эти могилы, за которыми с уважением ухаживают далёкие потомки. Так уж повелось, что все жители с почтением относятся к этим захоронениям. Не повезло лишь могилкам, в которых по рассказам местных жителей были похоронены умершие от ран красноармейцы. Рядом с ними в хуторе Рубеженском Ростовской области поселился недавно Александр Анфилатова. Не по его «тонкой» душе оказалось такое соседство. И хотя захоронения были расположены вовсе не на его участке, он попросил родственника похороненных здесь солдат убрать кресты и могилы с глаз долой. Иначе Анфилатов пообещал сам с ними расправиться. И вот случай представился, рука у него не дрогнула: он спилил кресты, сбросил их в старый колодец, сровнял могилы с лицом земли. И устроил на погосте свалку мусора.
Человеку пришлому, Анфилатову, наверное, настолько всё чуждо в краю, где случайно оказал. Иначе чем объяснить, что человек так легко и цинично надругался над прахом чьи-то предков, безоглядно оскорбив чувства родственников, да и всех здравомыслящих людей? Конечно же, это вызвало возмущение хуторян. Но на их мнение Анфилатову было наплевать. Об этом он высказывался в грубой форме, требуя документальных доказательств того, что на этом месте действительно кто-то похоронен. Подтверждения свидетелей, знавших похороненных здесь солдат, шли не в счёт.
Хуторяне взволнованно высказывали своё мнение о вопиющем факте и не сложившихся взаимоотношениях Анфилатова и его жены с местными жителями.
Вот что говорили на сходе жители. Нина Ермакова: «Человек, который не помнит и не уважает прошлое, не человек».
Татьяна Шаповалова: «Среди бела дня срезать кресты! Как это можно было сделать?».
Мария Петрова: «Возмутительно! В нашем хуторе хоронили не только местных, но и солдат, которые погибли в войну, защищая наш район от немцев. Это наша им благодарность?».
Тамара Григорьева: «Разве так ведут себя образованные и хорошо воспитанные люди? Ни Анфилатов, ни его жена, заметьте, директор школы, не здороваются с хуторянами. Какой пример они подают детям?».
Принародно покаяться и попросить прощения у хуторян Анфилатов не захотел. Единственное мнение, к которому он немного прислушался, было мнение командира казачьей дружины Житникова, который напомнил о казачьих традициях и обычаях, о том, что их следует уважать каждому живущему на казачьей земле, и о том, что глумление, надругательство над могилами заслуживает жёсткого наказания. Трудно сказать, что подействовало на Анфилатова так убедительно — проникновенная речь казака или колоритная нагайка, висевшая у него через плечо, но, в конце концов, он изрёк: « Если бы все в хуторе были такими же адекватными людьми». А в ответ на требование главы сельского поселения Анфилатов согласился восстановить поруганные им могилы и спиленные кресты.
На соседнем с усадьбой Анфилатова подворье есть такие же старые захоронения, за которыми ухаживают хозяева — люди, совершенно чужие по крови тем, кто покоится в этих могилах в нашей общей земле.
Информация