Казалось бы, при чем тут Березовский?
История революционного террора при Александре II
Терроризм не всегда ассоциировался с бородачами, вооруженными автоматами. Еще полтора века назад его проповедовали и воплощали в жизнь высоколобые студенты университетов с горящими глазами, грезящие об установлении в России справедливого строя.
Идеи социальной революции становятся популярными в империи с 1860-х годов. В немалой степени способствовал этому роман Чернышевского «Что делать?», написанный в 1862–1863 годы и опубликованный в журнале «Современник» по недосмотру цензуры. Блестящие картины социалистического будущего и появление поколения «новых людей», готовых его построить, заразили умы молодежи: многие из революционеров XIX века вдохновлялись образом Рахметова. Другим примером, о котором всегда помнили российские революционеры, было восстание декабристов, ставивших цель изменить форму правления в стране. Разумеется, нельзя отметать и то, что революционные организации, появляющиеся в империи в эти годы, черпали вдохновение и в народных восстаниях, которых за одни 1860-е были сотни. Однако фраза Ленина «страшно далеки они от народа», сказанная о декабристах, оказалась верна и по отношению к революционерам-террористам 1860–1870-х. Полагаясь на народное восстание или хотя бы на поддержку крестьянами и немногочисленными рабочими их собственных революционных попыток, они ошибались: народ не только не внимал их пропаганде, но и препятствовал цареубийственным авантюрам.
Народное безволие
Революция предполагает насилие, и, вероятно, всякий революционер, всерьез рассматривающий возможность цареубийства и вооруженного восстания, уже достоин назваться террористом. Однако даже декабристы считали арест (и возможное убийство) царя вынужденной мерой, их пугавшей и тяготившей. Революционный террор эпохи Александра II начался именно с провозглашения террора как основного метода достижения социальных преобразований. В прокламации «Молодая Россия», составленной в 1862 году, студент-народник Петр Заичневский предрекал: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком "Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!" двинемся на Зимний дворец истребить живущих там. Может случиться, что все дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться, и это последнее вернее, что вся императорская партия, как один человек, встанет за государя, потому что здесь будет идти вопрос о том, существовать ей самой или нет».
Примечательно, что призыв осудили даже такие радикальные критики власти, как Герцен и Бакунин. Герцен посвятил прокламации специальную статью, где писал: «"Молодая Россия" думает, что мы потеряли веру в насильственные перевороты. Не веру в них мы потеряли, а любовь к ним... Насильственные перевороты бывают неизбежны; может, будут и у нас, это отчаянное средство ultima ratio народов, как и царей, на них надо быть готовым, но выкликать их в начале рабочего дня, не сделав ни одного усилия, не истощив никаких средств, останавливаться на них с предпочтением нам кажется молодо и незрело, как нерасчетливо и вредно пугать ими». Известный анархист, участник европейских революций Михаил Бакунин упрекал автора в том, что тот не понимает настроений народа: «Прокламация "Молодая Россия" доказывает, что в некоторых молодых людях существует еще страшное самообольщение и совершенное непонимание нашего критического положения. Они кричат и решают, как будто за ними стоял целый народ. А народ-то еще по ту сторону пропасти, и не только вас слушать не хочет, но даже готов избить вас по первому мановению царя».
Михаил Бакунин. Фото: runivers.com
Как выяснится впоследствии, Бакунин трезво оценивал шансы революционного террора. Однако, несмотря на критику, идея попала в плодородную почву: она заразила часть народников, входивших в организацию «Земля и воля», и стала предметом обсуждения в других революционных кружках, таких как созданные Николаем Ишутиным «Организация» и «Ад». Впрочем, эти кружки не смогли (да и не планировали) наладить работу по воплощению замыслов в жизнь. Более того, многих из них удивил и «разбудил» выстрел, прогремевший в столице 4 апреля 1866 года и открывший подлинную эпоху революционного террора в России.
Первое покушение на царя совершил герой-одиночка Дмитрий Каракозов, двоюродный брат революционера Николая Ишутина. Юноша, которому еще не исполнилось 25 лет, подстерег Александра, прогуливавшегося в Летнем саду, и выстрелил в него из револьвера. Однако убить царя помешал народ — тот самый, на поддержку которого так уповали террористы. Стоявший в толпе зевак мастеровой Осип Комиссаров заметил быстрое движение юноши сквозь толпу и догадался, что тот затеял неладное. Увидев в руке у террориста револьвер, Комиссаров ударил по ней, задрав ствол в небо.
Каракозова схватила охрана царя. В кармане у него полиция обнаружила прокламацию со словами: «Братцы, долго меня мучила мысль и не давала мне покоя: отчего любимый мною простой народ русский, которым держится вся Россия, так бедствует?.. Грустно, тяжко мне стало, что погибает мой любимый народ, и вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ. Удастся мне мой замысел — я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу — русскому мужику. А не удастся, так все же я верую, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось — им удастся». Суд приговорил террориста к смертной казни через повешение.
«Покушение на Александра II». Художник — Дмитрий Кардовский
Самым неприятным образом отразилось покушение на судьбе Ишутина: он был брошен в одиночную камеру Шлиссельбургской крепости и сошел с ума. Что касается Комиссарова, то за спасение жизни императора он был удостоен приема в Зимнем дворце, где Александр лично обнял его и в благодарность пожаловал Владимирский крест IV степени и потомственное дворянство. Так шляпных дел мастер Комиссаров стал помещиком Комиссаровым-Костромским, владельцем имения в Полтавской губернии. Происшествие показало, на чьей стороне на самом деле симпатии народа, того самого, о чьей судьбе так пеклись народники.
Садись, пятерка
Выстрел Каракозова открыл революционерам глаза на уязвимость власти, подарил им надежду на то, что они могут добиваться политических перемен, запугивая верховного носителя властных полномочий. Новое покушение на государя совершил 6 июня 1867 года Антон Березовский, поляк, участник восстания 1863–1864 годов, живший в эмиграции. Когда в 1867-м французские газеты написали, что русский император собирается посетить Всемирную выставку в Париже, Березовский решил, что это редкий шанс отомстить за подавление восстания и способствовать получению Польшей независимости. Купив револьвер, он подстерег Александра, когда тот ехал в коляске по дорожке Булонского леса вместе с сыновьями и французским императором. Террорист оказался скверным стрелком: пуля угодила в лошадь одного из всадников, сопровождавших экипаж. Французский суд определил террориста в ссылку на архипелаг Новая Каледония в Тихом океане, где Березовский умер в преклонном возрасте в то время, когда в Европе бушевала Первая мировая война.
В 1869 году возникла первая в России профессиональная террористическая организация — «Общество народной расправы», имевшее отделения в Петербурге, Москве и других городах. Одним из членов центральной ячейки стал Сергей Нечаев — личность, в скором времени покрывшая себя дурной славой не только в глазах общества, но и в глазах большинства единомышленников. Будучи вольнослушателем в Санкт-Петербургском университете, Нечаев познакомился с наследием декабристов и кружка петрашевцев. В подражание Рахметову Нечаев спал на голых досках и питался впроголодь, закаляя характер.
Общество, к основанию которого он приложил руку, возлагало надежды на совершение в России «народной мужицкой революции», которая устранит несправедливый строй и создаст новый, основанный на принципах обязательного труда и всеобщего равенства. Организация была глубоко законспирированной, она состояла из «пятерок», члены которой знали только друг друга и своего руководителя, а их руководитель — лишь своего руководителя, но не членов других пятерок. Таким образом, даже будучи раскрытой полицией, каждая «пятерка» не могла выдать всю организацию.
Правда, организация просуществовала недолго, отчасти потому, что методы, коими действовал Нечаев, настораживали самих ее членов. Нечаев считал, что ради достижения главной цели революционер имеет право лгать коллегам, шантажировать и запугивать их. От своих подчиненных он требовал полного повиновения. Когда один из примкнувших к организации студентов Иван Иванов обвинил его в шарлатанстве, Нечаев убедил членов центральной «пятерки» в том, что Иванов намеревается выдать их полиции, и организовал его убийство в парке Петровской академии. Полиции удалось раскрыть убийство, и это повлекло разгром «Общества народной расправы». Нечаеву удалось бежать за рубеж, однако спустя несколько лет швейцарские власти выдали его России. Он был приговорен к 20 годам каторги и через 10 лет умер в Петропавловской крепости. История убийства студента Иванова была использована Достоевским в знаменитом романе «Бесы». Любопытно, что террорист Петруша Верховенский, прототипом которого в романе послужил Нечаев, вызвал симпатию у Ленина, прочитавшего книгу и отозвавшегося о ней весьма ехидно.
Вера Засулич. Фото: wikipedia.org
Набат террора
Проповедью идей террора занялся единомышленник Нечаева Петр Ткачев, бежавший за границу и издававший в эмиграции журнал «Набат», в котором призывал к насильственной смене власти. Ткачев извлек уроки из ошибок предшественников: он более не полагался на «мужицкую революцию» и призывал к диктатуре революционного меньшинства, которая позволила бы перестроить общество на коммунистических началах. «Народ, — утверждал Ткачев, — не может себя спасти, сам себе предоставленный, не может устроить свою судьбу сообразно своим реальным потребностям, не может провести и осуществить в жизни идею социальной революции».
По мере того как народники проникались идеей террора и начинали претворять ее в жизнь, отношение со стороны общественности к актам террора менялось. Огромную роль в пропаганде террора как эффективного средства в диалоге с властью сыграл поступок Веры Засулич. Эта революционерка была впервые арестована в связи с делом «Общества народной расправы» — за посредничество в переписке Нечаева с другими заговорщиками, хотя сама она к Нечаеву относилась отрицательно и методов его не одобряла. Засулич понимала террор не как средство устрашения, а как форму ответственности власти перед народом: когда петербургский градоначальник Федор Трепов распорядился высечь арестованного народника Алексея Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку, Засулич пришла на прием к Трепову и тяжело ранила его выстрелом из револьвера. Показательна перемена отношения к террору в среде интеллигенции: на суде Засулич была совершенно оправдана присяжными заседателями, хотя за такие преступления полагалось до 20 лет тюрьмы.
Рост популярности террора привел к бурным дебатам внутри «Земли и воли»: часть организации по-прежнему уповала на пропаганду в крестьянской среде, которая в будущем приведет к народному восстанию, а другая требовала перейти к политическим убийствам. Масла в дискуссию подлило новое покушение на императора, случившееся 2 апреля 1879 года в Петербурге. На этот раз террорист был профессионалом — Александр Соловьев входил в «Землю и волю». Встретив императора во время прогулки по набережной Мойки (Александр имел опасную привычку гулять без сопровождения), террорист стал стрелять в него с 5-метрового расстояния. Первый промах решил дело: царь пустился бежать, поэтому два последующих выстрела не нанесли ему вреда. Тут на помощь государю подоспел патрулировавший улицу капитан жандармерии, ударивший террориста шашкой плашмя. Это помешало Соловьеву в очередной раз прицелиться, и очередной выстрел прошел мимо цели. Покушавшегося на жизнь царя террориста скрутил народ. Соловьева повесили в присутствии десятков тысяч человек.
Не сумев договориться по вопросу о необходимости террора, летом того же года «Земля и воля» распалась на две новые организации — народнический «Черный передел» и террористическую «Народную волю». Исполнительный комитет «Народной воли», устроивший собрание после казни Соловьева, вынес твердое решение — убить императора. Отныне покушения на него перестали быть делом одиночек: вопрос стал делом чести для целой террористической организации.
Охота на государя
Однако привести в исполнение план оказалось непросто. Удача едва не улыбнулась террористам осенью того же года, когда московской группе народовольцев удалось заминировать участок железной дороги, по которому двигался царский поезд, возвращавшийся из Крыма. Купив дом неподалеку от дороги, заговорщики прорыли 40-метровый подземный ход и подложили под рельсы мину. Царя спасла случайность: из-за обнаруженной в Харькове неисправности локомотива поезда со свитой, который обычно шел впереди царского, свитский поезд был остановлен, а перед ним пошел тот, в котором находился государь. Террористы беспрепятственно пропустили царский поезд, а во время прохождения по участку состава со свитой взорвали мину. Поезд сошел с рельсов, но, к счастью, никто не погиб: перевернулся лишь багажный вагон.
Очередное покушение совершил связанный с народовольцами юный столяр Степан Халтурин, который той же осенью устроился работать в Зимний дворец. Ему удалось пронести в подвальное помещение взрывчатку и устроить 5 февраля 1880 года мощный взрыв. И вновь царя спасало счастливое обстоятельство: в момент взрыва его во дворце не было, но в результате теракта погибли 11 ни в чем не повинных людей из охраны. Сбежавшего Халтурина позднее схватили и повесили.
Взбешенные неудачами, террористы устроили на венценосца настоящую охоту. 1 марта 1881 года царская карета ехала по набережной Екатерининского канала. В ней находился сам государь с великим князем Михаилом Николаевичем и великой княгиней Екатериной Михайловной. Карету сопровождали 6 конных казаков и двое саней с охраной. По набережной навстречу карете двигался народоволец Николай Рысаков, несший в руках бомбу, завернутую в белый платок. Как только карета приблизилась, Рысаков поспешил к ней. Один из казаков-охранников заприметил молодого человека и поскакал навстречу. Рысаков метнул бомбу. От взрыва карета остановилась. Бомба убила нескольких охранников, рядом с местом происшествия в муках умирал 14-летний подросток — случайный прохожий.
Однако царь остался жив: сохранив самообладание, он вышел из кареты, подошел к террористу и спросил его имя и звание. Государю, не первый раз становившемуся мишенью террористов, видимо, хотелось поговорить с нападавшим, понять логику, которой тот руководствовался. К Александру подбежали люди, стали спрашивать, все ли с ним в порядке. Император ответил: «Слава Богу, меня не задело». В этот момент Рысаков ощерился и прошипел: «Еще слава ли Богу?» Государь не обратил внимания на эту реплику. Он не знал, что неподалеку стоит с другой бомбой еще один террорист — Игнатий Гриневицкий. Чтобы оправиться от шока, Александр пошел по набережной, не внимая словам полицмейстера, просившего его вернуться в карету. Когда царь поравнялся с Гриневицким, тот бросил вторую бомбу. Взрывом были смертельно ранены оба.
1 марта 1881 г. — убийство Александра II. Фото: weatlas.com
Организаторы покушения и Рысаков были схвачены и повешены по приговору суда. Инцидент был болезненно воспринят обществом: интеллигенция (и в том числе социалисты), ошеломленная убийством монарха, относилась к народовольцам с настоящей ненавистью. Это отторжение вкупе с решительными полицейскими мерами нового государя Александра III позволило сдержать распространение терроризма: почти все члены «Народной воли» оказались в тюрьмах и на каторге, новые революционные кружки в дальнейшем подверглись разгрому. Загнанный в подполье, революционный терроризм зрел, как чудовищный нарыв, чтобы вскрыться с новой силой при Николае II.
Информация