Награды для Суворовских богатырей
В жестоких схватках у Кинбурна и Очакова, у Фокшан, на берегу Рымника и на стенах Измаила возникла та русская армия, которая через десятилетие преодолеет альпийские перевалы, а через два — поставит на колени Париж. О первых подвигах суворовских «чудо-богатырей» и об их наградах расскажем сегодня.
Очередное столкновение Российской империи с Оттоманской Портой — война 1787–1791 годов — по своему непосредственному итогу не было сокрушительно для последней, не привело, как мечталось некоторым горячим головам в Петербурге и Вене, к удалению Турции из Европы и созданию между ней, с одной стороны, и Россией и Австрией — с другой, буферного государства — слепленной из праха времён Дакии. Территориальные приобретения оказались не столь уж велики, скорее, были окончательно закреплены предшествующие.
Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года, по которому Россия получила выход к Чёрному морю, раздражал Стамбул, подобно картечи, попавшей при бегстве в наиболее мягкое место, да так и застрявшей там. В Петербурге же он только возбудил аппетит. Крым, этот долговременный форпост Турции в Северном Причерноморье, поначалу формально сделался независимым. Фактически же им управлял русский ставленник. Попытка Стамбула вмешаться в местные татарские дрязги привела к тому, что крымский хан, хоть и без большого энтузиазма, предался России не просто душой, но и всей территорией: в 1783 году полуостров вошёл в состав империи, став частью Тавриды. Началось строительство Севастополя, спешное укрепление побережья.
Нужно было торопиться, потому что взбешённые турки почти в открытую готовились к реваншу, модернизировали армию и флот с помощью зарубежных, в основном французских, специалистов. К тому же на сей раз на Западе у них появилось гораздо больше, чем раньше, покровителей, в том числе в Англии, не желавшей и боявшейся усиления русских позиций на Чёрном и Средиземном морях. Правда, союзником России стала Австрия, хотя этот колосс на глиняных ногах вскоре продемонстрировал свою недееспособность.
В августе 1787 года Турция выдвинула ряд провокационных и заведомо невыполнимых требований к России относительно Крыма и Кавказа, после чего поспешила объявить войну, причём, что интересно, не простую, а «священную», то есть «джихад». Первоочередной целью джихадисты наметили себе Херсон, где находились русские верфи. Но сначала необходимо было обезопасить себя с фланга, со стороны Кинбурнской косы с располагавшейся на ней крепостью.
Более чем пятитысячный десант янычар под защитой орудий трёх линкоров, четырёх фрегатов, четырёх плавучих батарей и четырнадцати канонерок высадился под Кинбурном и окопался по всем правилам перенятого у французов инженерного искусства. Командующий русскими войсками на этом участке побережья генерал-аншеф Александр Суворов внешне ничуть не взволновался сообщением о действиях противника, даже демонстративно не покинул церковную службу (был Покров день). Русские, хоть и уступали врагу в численности, позволили туркам беспрепятственно сосредоточиться на берегу, подпустили к своим укреплениям метров на двести, затем произвели залп и стремительно атаковали.
Янычары поначалу смешались и отступили, однако вскоре, справившись с паникой, зацепились за последние оставшиеся в их руках ложементы и даже вернулись в некоторые из тех, откуда недавно были выбиты. Им действенно помогал мощный огонь османской эскадры (около шестисот орудий).
Суворов, распоряжавшийся в первых рядах, был ранен картечью в левый бок и чуть не погиб по нелепой случайности: когда под ним пала лошадь, он крикнул оказавшимся поблизости туркам, приняв их за казацких денщиков, чтобы ему подали другого коня. Ошибиться было нетрудно, так как казаки в то время в основном ещё не имели строго установленной формы и носили порою самые фантастические «восточные» одеяния.
Обмундирование их полков в Тавриде началось лишь несколько месяцев спустя. Обознавшегося командующего спас гренадер Степан Новиков, оказавшийся поблизости. Позднее Суворов так описывал действия солдата, «на которого уже сабля взнесена была»: «Пропорол турчина штыком, его товарища — застрелил, бросился один на тридцать человек». Следуя геройскому примеру, гренадеры и казаки снова погнали турок. Было шесть часов пополудни. А ближе к полуночи берег полностью очистили от неприятеля. Лишь немногим из янычар удалось вернуться на свои корабли.
До сих пор в литературе можно встретить утверждение, что Новиков был мушкетёром-ярославцем. Путаницу внёс некогда сам Суворов. Запамятовал, бывает. Правда, в 1912 году справедливость восторжествовала: Новиков стал последним из воинов, внесённых навечно в списки своей части (всего за историю Российской империи таких героев было восемнадцать), в данном случае — 15-го Шлиссельбургского генерал-фельдмаршала Аникиты Репнина пехотного полка.
Судьбу гренадера после Кинбурна проследить нам не удалось. Можем, однако, предположить, что Новиков отдал жизнь на ратном поприще, так как при перекличке шлиссельбуржцы начала прошлого века должны были отвечать хором, заслышав его имя: «Погиб смертью героя».
Как бы то ни было, достоверно известно, что награду «чудо-богатырь» (Новиков, кстати, отличался столь высоким ростом, что был правофланговым в своей дивизии) получить успел ещё при жизни из рук самого Григория Потёмкина, светлейшего князя и главнокомандующего Екатеринославской армией.
Это была серебряная медаль «За победу при Кинбурне». Дизайн её (медальер — Тимофей Иванов) вполне ординарен, с профилем императрицы на лицевой и трёхстрочной надписью на оборотной стороне: «КИНБУРНЪ — 1 ОКТЯБРЯ — 1787».
Предназначалась она для ношения на Георгиевской ленте. Исключительность ей придаёт малое число экземпляров, всего два десятка — уникальный случай для русских наградных солдатских медалей, обыкновенно выдававшихся всем нижним чинам поголовно. До нашего времени сохранилась лишь одна такая медаль.
Что интересно, определить достойных награды должны были сами воины. Пересылая медали Суворову, Потёмкин сообщил, что Новикову он вручил одну медаль лично, остальными же девятнадцатью велел распорядиться следующим образом:
«Разделите по шести в пехоту, кавалерию и казакам, а одну дайте тому артиллеристу… который подорвал шебеку… не худо б было призвать вам к себе по нескольку или спросить целые полки, кого солдаты удостоят между себя к получению медали».
Артиллеристом, подорвавшим турецкую шебеку, был канонир-шлиссельбуржец Михаил Борисов.
Пользуясь случаем, назовём остальных:
Шлиссельбурского пехотного полка гренадеры Сидор Логинов и Иван Белой; Орловского — рядовой Парфен Лукутин; Козловского — рядовой Глеб Звягинцов; Муромского лёгкого батальона рядовые Карп Лошкин и Трофим Новиков (однофамилец С. Новикова).
В полках легкоконных: вахмистр Мариупольского — Гаврила Лазарецкий, капрал Иван Горенов, рядовой Иван Свечкарь; Павлоградского — капралы Андрей Манков, Пётр Холодов и рядовой Прокопий Безжовчой.
Полков донских казаки Иван Павлов, Данила Кондрашов, Василий Борисов, Влас Сметанников, Иван Чачасов и Еремий Семилетов.
Окажись медалей чуть больше, в этом списке вполне могло быть ещё одно имя: Дмитрий Кутейников. Дело в том, что под занавес битвы Суворов получил второе ранение — пуля навылет пробила ему левую руку, и на помощь командующему тотчас пришёл другой русский солдат, вернее, казак — старшина Кутейников 2-й, обмывший и перевязавший рану. Недавно в одном современном историческом романе нам довелось прочитать, что Кутейников якобы в том же бою и погиб.
Печально, конечно.
Однако любой, кто бывал в Военной галерее Эрмитажа, мог беспрепятственно полюбоваться на висящий там среди прочих превосходный портрет работы Джорджа Доу: размахивает на портрете шашкой колоритный генерал-майор с пышными усами — Дмитрий Ефимович Кутейников 2-й собственной персоной! Живой и ещё какой здоровый.
Да, казак благополучно вышел из той битвы, как затем и из многих других. Громил он поляков, французов. И снова турок. В Отечественную войну сражался под Смоленском, на Бородинском поле, гнал Наполеона вон из России. Получил орден Святого Георгия двух самых боевых, IV и III степеней, орден Святой Анны I степени. Дослужился в 1830-х до генерала от кавалерии. Вот как высоко шагнули иные поспешно «похороненные» художественной литературой суворовские «чудо-богатыри»!
Кстати, нашла бравого кавалериста награда и за Кинбурн, «за Суворова» — именная золотая медаль.
На другой стороне Днепровско-Бугского лимана, напротив Кинбурнской косы, находится Очаков, в то время — передовой турецкий форпост. Он стал целью русского наступления в кампанию следующего, 1788 года. Заодно требовалось очистить очаковские воды от сильной турецкой эскадры. С этой задачей блестяще справились галеры гребной флотилии под командованием принца Шарля Анри (или, на немецкий манер, Карла Генриха) Нассау-Зигена.
Принц был личностью примечательной. Родился в Германии, воспитывался во Франции, служил в Испании, где выслужил у короля титул гранда и генеральский чин, участвовал в кругосветном плавании Луи Бугенвиля, женился на польской княжне и жил с нею в Варшаве (одна из тамошних улиц до сих пор носит его имя), составил для поляков, якобы в торговых целях, подробную карту устья Днестра.
Затем в 1886-м оказался в России, благодаря покровительству Потёмкина был произведён в контр-адмиралы и за два года на русской службе успел выучить лишь два слова: «вперёд» и «греби», причём произносил их с таким вестфальским акцентом, что матросы прозвали его за глаза «Пирог с грибами». Но морское своё дело контр-адмирал знал превосходно, да ещё и обладал незаурядной решительностью.
В трёх июньских столкновениях в лимане его гребная флотилия уничтожила несколько вражеских линкоров и фрегатов. В итоге «за оказанное им отличное мужество 1788 года июня 7 дня отражением на Очаковском Лимане турецкой морской силы, под командою Капитан-паши и одержанием под него знаменитой победы» получил Нассау-Зиген следующий чин и орден Святого Георгия II степени (впоследствии он стал и андреевским кавалером), а его подчинённым достались медали, аверсом идентичные кинбурским и также носившиеся на Георгиевской ленте, с надписью на реверсе: «ЗА — ХРАБРОСТЬ — НА ВОДАХЪ — ОЧАКОВСКИХЪ — ИЮНЯ 1788».
Теперь русские со всех сторон обложили Очаков. Пора было идти на штурм, однако главнокомандующий Потёмкин проявил нерешительность. Началась, по язвительному замечанию генерал-фельдмаршала Петра Румянцева, героя предыдущей русско-турецкой войны, новая осада Трои. В июле дошло до серьёзного столкновения Потёмкина с Суворовым, на свой страх и риск спровоцировавшим турецкую вылазку, чтобы на плечах отступающих ворваться в город. Попытка эта не была поддержана и потому не имела успеха, только вызвала раздражённую реплику предвзято настроенной Потёмкиным императрицы:
«Слышали, старик, бросясь без спросу, потерял до 400 человек и сам ранен: он конечно был пьян».
Но эти потери, преувеличенные к тому же завистливым князем, должны были показаться сущей мелочью по сравнению с теми, которые армия понесла осенью, причём не столько от неприятельских вылазок, сколько от плохо организованного снабжения и осенней погоды, когда солдатам приходилось изо дня в день месяц за месяцем торчать в заливаемых дождями земляных укреплениях.
А потом ударили морозы… Турки страдали не меньше, их запасы почти истощились; силы гарнизона таяли, а на помощь извне после потери флота в лимане рассчитывать уже не приходилось. Наконец, 6 (17) декабря в метель и лютую стужу начался штурм. Очаков пал. Схватка на бастионах завершилась страшным кровопролитием в городе.
Потёмкин получил I степень «Святого Георгия» и персональную медаль, Суворов — бриллиантовое перо на шляпу (для сравнения: за Кинбурн он кроме осыпанной алмазами буквы «К» на ту же шляпу удостоился высшей российской награды — ордена Андрея Первозванного).
Прочим генералам и офицерам пожаловали кому ордена, как Михаилу Кутузову — «Владимира» II степени и «Анну» I степени (Михаил Илларионович при августовской вылазке турок был на артиллерийской батарее повторно тяжело ранен пулей в прежде уже изувеченный правый глаз), другим — крестообразные «знаки золотые для ношения в петлице на ленте с черными и желтыми полосами» (о наградах такого типа мы подробнее расскажем в одной из следующих статей).
На долю нижних чинов, как обычно, пришлись медали: на овальном аверсе вензель Екатерины II под императорской короной, ниже — лавровая и пальмовая ветви, перевязанные лентой. На оборотной стороне надпись в девять строк:
«ЗА — ХРАБРОСТЬ — ОКАЗАННУЮ — ПРИ — ВЗЯТЬЕ — ОЧАКОВА — ДЕКАБРЯ — 6 ДНЯ — 1788».
Носить эту серебряную медаль, как и золотой офицерский знак, полагалось на ленте Георгиевского ордена.
В январе 1789-го корпус генерал-поручика Юрия Бибикова предпринял наступление на Анапу. Плохо организованное, оно окончилось позорной неудачей и сопровождалось для русских большими потерями.
Однако в целях морально-психологических солдаты (те, кто остался жив после безуспешного штурма турецких укреплений и нападений враждебных горцев), которые, как было сказано в рескрипте, «…невзирая на неизреченные трудности и самый голод, с усердием и терпением беспримерным исполнили долг свой…», получили, пожалуй, единственные в своём роде наградные медали за неудачу, случившуюся, впрочем, не по их вине, — серебряные овалы с вензелем императрицы и надписью на реверсе в три строки:
«ЗА — ВЕРНО — СТЬ». И правильно, по нашему мнению.
Но вскоре за тем, в середине лета и в начале осени, произошёл обратный случай, не делающий чести русскому правительству. Суворов избавился наконец от опеки Потёмкина, чем тут же не преминул воспользоваться. Одно за другим нанёс он два поражения туркам — под Фокшанами 21 июля (1 сентября н.с) и особенно сокрушительное (не без помощи австрийцев, надо признать) — на Рымнике 11 (22) сентября.
В последнем сражении османы потеряли только убитыми не менее 15 тыс. человек. Суворов стал графом Рымникским, обладателем бриллиантовых знаков к уже имевшемуся Андреевскому ордену, осыпанной драгоценностями шпаги с надписью «Победителю визиря» (Юсуф-паши), бриллиантовых же эполет (одной, не двух) и перстня, ордена Святого Георгия I степени. Готовясь отправить всё это, Екатерина писала Потёмкину: «…целая телега с бриллиантами уже накладена».
При такой щедрости вопиющей нелепостью, особенно после утешительной награды разгромленным под Анапой войскам Бибикова, представляется тот факт, что ни за Фокшаны, ни тем более за Рымник нижние чины не получили медалей. Не помогли и неоднократные ходатайства командующего. Тогда Суворов поступил необычно и, на наш взгляд, весьма возвышенно: вождь обратился к своим «чудо-богатырям» с благодарственной речью, после чего они, как было условлено заранее, увенчали друг друга лавровыми венками, подобно древним героям.
В следующем году никто в Петербурге уже не осмелился проигнорировать подвиги русских солдат при взятии Измаила. О штурме этой «крепости без слабых мест» и предшествовавшей ему тщательной подготовке историческая литература сообщает подробно, поэтому ограничимся здесь описанием наградной медали.
Она была отчеканена в форме овала; на аверсе вензель под короной, но почему-то без веточек (не намёк ли тут, что лавры Фокшан и Рымника крепко хлестнули по чьему-то самолюбию?); на реверсе — восьмистрочная надпись: «ЗА — ОТМЕННУЮ — ХРАБРОСТЬ — ПРИ — ВЗЯТЬЕ — ИЗМАИЛА — ДЕКАБРЯ 11 — 1790».
Суворов получил именную медаль, звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка (вместо вполне заслуженного генерал-фельдмаршала; он стал одиннадцатым на тот момент подполковником преображенцев, полковницей же у них числилась сама императрица) и… перевод в Финляндию, что выглядело как опала. Его офицерам раздали ордена, золотое оружие и золотые кресты. А слава победителя турок вместе с усыпанным алмазами фельдмаршальским мундиром и колонной в Царском Селе досталась Потёмкину. Впрочем, время всё расставило по местам.
Русско-турецкая война после ещё нескольких поражений османов на суше и море, особенно чувствительных при Мачине, от сменившего Потёмкина князя Николая Репнина и от Фёдора Ушакова у болгарского мыса Калиакрия (а между тем на Кавказе граф Иван Гудович овладел-таки злополучной Анапой), завершилась заключением в декабре 1791 года Ясского мирного договора, закрепившего Крым за Россией и отодвинувшего границу с Турцией до Днестра. Очаков, несмотря на все старания английского премьера Уильяма Питта, был навсегда потерян для Стамбула.
Османская империя оказалась настолько разорена войной, что Екатерина милостиво простила ей гигантскую контрибуцию в 12 млн пиастр (7 млн рублей).
Русское правительство, будто опомнившись, сделало и ещё один широкий жест. Всем рядовым участникам войны, солдатам и матросам, победителям при Рымнике и Тендре, при Мачине и Калиакрии, хоть и с большим опозданием, выдали наградные медали ставшего уже привычным дизайна — с вензелем императрицы на аверсе.
Отличалась лишь пятистрочная надпись на реверсе:
«ПОБЕ — ДИТЕЛЯМЪ — ПРИ МИРЕ — ДЕКАБРЯ 29 — 1791».
В Манифесте от 2 сентября 1793 года говорилось буквально следующее:
«Похваляя храбрые деяния сухопутных и морских Российских войск, много и различно прославившихся, и верностию к Ея Императорскому Величеству и отечеству преодолевших все трудности, в память той службы их, раздать на все помянутыя войска, которыя в походе противу неприятеля находилися, на каждого человека из нижних чинов по серебряной медали для ношения в петлице на голубой ленте».
Медаль за победу при Кинбурне
Очередное столкновение Российской империи с Оттоманской Портой — война 1787–1791 годов — по своему непосредственному итогу не было сокрушительно для последней, не привело, как мечталось некоторым горячим головам в Петербурге и Вене, к удалению Турции из Европы и созданию между ней, с одной стороны, и Россией и Австрией — с другой, буферного государства — слепленной из праха времён Дакии. Территориальные приобретения оказались не столь уж велики, скорее, были окончательно закреплены предшествующие.
Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года, по которому Россия получила выход к Чёрному морю, раздражал Стамбул, подобно картечи, попавшей при бегстве в наиболее мягкое место, да так и застрявшей там. В Петербурге же он только возбудил аппетит. Крым, этот долговременный форпост Турции в Северном Причерноморье, поначалу формально сделался независимым. Фактически же им управлял русский ставленник. Попытка Стамбула вмешаться в местные татарские дрязги привела к тому, что крымский хан, хоть и без большого энтузиазма, предался России не просто душой, но и всей территорией: в 1783 году полуостров вошёл в состав империи, став частью Тавриды. Началось строительство Севастополя, спешное укрепление побережья.
Нужно было торопиться, потому что взбешённые турки почти в открытую готовились к реваншу, модернизировали армию и флот с помощью зарубежных, в основном французских, специалистов. К тому же на сей раз на Западе у них появилось гораздо больше, чем раньше, покровителей, в том числе в Англии, не желавшей и боявшейся усиления русских позиций на Чёрном и Средиземном морях. Правда, союзником России стала Австрия, хотя этот колосс на глиняных ногах вскоре продемонстрировал свою недееспособность.
В августе 1787 года Турция выдвинула ряд провокационных и заведомо невыполнимых требований к России относительно Крыма и Кавказа, после чего поспешила объявить войну, причём, что интересно, не простую, а «священную», то есть «джихад». Первоочередной целью джихадисты наметили себе Херсон, где находились русские верфи. Но сначала необходимо было обезопасить себя с фланга, со стороны Кинбурнской косы с располагавшейся на ней крепостью.
Более чем пятитысячный десант янычар под защитой орудий трёх линкоров, четырёх фрегатов, четырёх плавучих батарей и четырнадцати канонерок высадился под Кинбурном и окопался по всем правилам перенятого у французов инженерного искусства. Командующий русскими войсками на этом участке побережья генерал-аншеф Александр Суворов внешне ничуть не взволновался сообщением о действиях противника, даже демонстративно не покинул церковную службу (был Покров день). Русские, хоть и уступали врагу в численности, позволили туркам беспрепятственно сосредоточиться на берегу, подпустили к своим укреплениям метров на двести, затем произвели залп и стремительно атаковали.
Янычары поначалу смешались и отступили, однако вскоре, справившись с паникой, зацепились за последние оставшиеся в их руках ложементы и даже вернулись в некоторые из тех, откуда недавно были выбиты. Им действенно помогал мощный огонь османской эскадры (около шестисот орудий).
Суворов, распоряжавшийся в первых рядах, был ранен картечью в левый бок и чуть не погиб по нелепой случайности: когда под ним пала лошадь, он крикнул оказавшимся поблизости туркам, приняв их за казацких денщиков, чтобы ему подали другого коня. Ошибиться было нетрудно, так как казаки в то время в основном ещё не имели строго установленной формы и носили порою самые фантастические «восточные» одеяния.
Обмундирование их полков в Тавриде началось лишь несколько месяцев спустя. Обознавшегося командующего спас гренадер Степан Новиков, оказавшийся поблизости. Позднее Суворов так описывал действия солдата, «на которого уже сабля взнесена была»: «Пропорол турчина штыком, его товарища — застрелил, бросился один на тридцать человек». Следуя геройскому примеру, гренадеры и казаки снова погнали турок. Было шесть часов пополудни. А ближе к полуночи берег полностью очистили от неприятеля. Лишь немногим из янычар удалось вернуться на свои корабли.
До сих пор в литературе можно встретить утверждение, что Новиков был мушкетёром-ярославцем. Путаницу внёс некогда сам Суворов. Запамятовал, бывает. Правда, в 1912 году справедливость восторжествовала: Новиков стал последним из воинов, внесённых навечно в списки своей части (всего за историю Российской империи таких героев было восемнадцать), в данном случае — 15-го Шлиссельбургского генерал-фельдмаршала Аникиты Репнина пехотного полка.
Судьбу гренадера после Кинбурна проследить нам не удалось. Можем, однако, предположить, что Новиков отдал жизнь на ратном поприще, так как при перекличке шлиссельбуржцы начала прошлого века должны были отвечать хором, заслышав его имя: «Погиб смертью героя».
Как бы то ни было, достоверно известно, что награду «чудо-богатырь» (Новиков, кстати, отличался столь высоким ростом, что был правофланговым в своей дивизии) получить успел ещё при жизни из рук самого Григория Потёмкина, светлейшего князя и главнокомандующего Екатеринославской армией.
Это была серебряная медаль «За победу при Кинбурне». Дизайн её (медальер — Тимофей Иванов) вполне ординарен, с профилем императрицы на лицевой и трёхстрочной надписью на оборотной стороне: «КИНБУРНЪ — 1 ОКТЯБРЯ — 1787».
Предназначалась она для ношения на Георгиевской ленте. Исключительность ей придаёт малое число экземпляров, всего два десятка — уникальный случай для русских наградных солдатских медалей, обыкновенно выдававшихся всем нижним чинам поголовно. До нашего времени сохранилась лишь одна такая медаль.
Что интересно, определить достойных награды должны были сами воины. Пересылая медали Суворову, Потёмкин сообщил, что Новикову он вручил одну медаль лично, остальными же девятнадцатью велел распорядиться следующим образом:
«Разделите по шести в пехоту, кавалерию и казакам, а одну дайте тому артиллеристу… который подорвал шебеку… не худо б было призвать вам к себе по нескольку или спросить целые полки, кого солдаты удостоят между себя к получению медали».
Артиллеристом, подорвавшим турецкую шебеку, был канонир-шлиссельбуржец Михаил Борисов.
Пользуясь случаем, назовём остальных:
Шлиссельбурского пехотного полка гренадеры Сидор Логинов и Иван Белой; Орловского — рядовой Парфен Лукутин; Козловского — рядовой Глеб Звягинцов; Муромского лёгкого батальона рядовые Карп Лошкин и Трофим Новиков (однофамилец С. Новикова).
В полках легкоконных: вахмистр Мариупольского — Гаврила Лазарецкий, капрал Иван Горенов, рядовой Иван Свечкарь; Павлоградского — капралы Андрей Манков, Пётр Холодов и рядовой Прокопий Безжовчой.
Полков донских казаки Иван Павлов, Данила Кондрашов, Василий Борисов, Влас Сметанников, Иван Чачасов и Еремий Семилетов.
Окажись медалей чуть больше, в этом списке вполне могло быть ещё одно имя: Дмитрий Кутейников. Дело в том, что под занавес битвы Суворов получил второе ранение — пуля навылет пробила ему левую руку, и на помощь командующему тотчас пришёл другой русский солдат, вернее, казак — старшина Кутейников 2-й, обмывший и перевязавший рану. Недавно в одном современном историческом романе нам довелось прочитать, что Кутейников якобы в том же бою и погиб.
Дмитрий Ефимович Кутейников. Худ. Джордж Доу
Печально, конечно.
Однако любой, кто бывал в Военной галерее Эрмитажа, мог беспрепятственно полюбоваться на висящий там среди прочих превосходный портрет работы Джорджа Доу: размахивает на портрете шашкой колоритный генерал-майор с пышными усами — Дмитрий Ефимович Кутейников 2-й собственной персоной! Живой и ещё какой здоровый.
Да, казак благополучно вышел из той битвы, как затем и из многих других. Громил он поляков, французов. И снова турок. В Отечественную войну сражался под Смоленском, на Бородинском поле, гнал Наполеона вон из России. Получил орден Святого Георгия двух самых боевых, IV и III степеней, орден Святой Анны I степени. Дослужился в 1830-х до генерала от кавалерии. Вот как высоко шагнули иные поспешно «похороненные» художественной литературой суворовские «чудо-богатыри»!
Кстати, нашла бравого кавалериста награда и за Кинбурн, «за Суворова» — именная золотая медаль.
На другой стороне Днепровско-Бугского лимана, напротив Кинбурнской косы, находится Очаков, в то время — передовой турецкий форпост. Он стал целью русского наступления в кампанию следующего, 1788 года. Заодно требовалось очистить очаковские воды от сильной турецкой эскадры. С этой задачей блестяще справились галеры гребной флотилии под командованием принца Шарля Анри (или, на немецкий манер, Карла Генриха) Нассау-Зигена.
Принц был личностью примечательной. Родился в Германии, воспитывался во Франции, служил в Испании, где выслужил у короля титул гранда и генеральский чин, участвовал в кругосветном плавании Луи Бугенвиля, женился на польской княжне и жил с нею в Варшаве (одна из тамошних улиц до сих пор носит его имя), составил для поляков, якобы в торговых целях, подробную карту устья Днестра.
Затем в 1886-м оказался в России, благодаря покровительству Потёмкина был произведён в контр-адмиралы и за два года на русской службе успел выучить лишь два слова: «вперёд» и «греби», причём произносил их с таким вестфальским акцентом, что матросы прозвали его за глаза «Пирог с грибами». Но морское своё дело контр-адмирал знал превосходно, да ещё и обладал незаурядной решительностью.
Медаль за взятие Очакова
В трёх июньских столкновениях в лимане его гребная флотилия уничтожила несколько вражеских линкоров и фрегатов. В итоге «за оказанное им отличное мужество 1788 года июня 7 дня отражением на Очаковском Лимане турецкой морской силы, под командою Капитан-паши и одержанием под него знаменитой победы» получил Нассау-Зиген следующий чин и орден Святого Георгия II степени (впоследствии он стал и андреевским кавалером), а его подчинённым достались медали, аверсом идентичные кинбурским и также носившиеся на Георгиевской ленте, с надписью на реверсе: «ЗА — ХРАБРОСТЬ — НА ВОДАХЪ — ОЧАКОВСКИХЪ — ИЮНЯ 1788».
Теперь русские со всех сторон обложили Очаков. Пора было идти на штурм, однако главнокомандующий Потёмкин проявил нерешительность. Началась, по язвительному замечанию генерал-фельдмаршала Петра Румянцева, героя предыдущей русско-турецкой войны, новая осада Трои. В июле дошло до серьёзного столкновения Потёмкина с Суворовым, на свой страх и риск спровоцировавшим турецкую вылазку, чтобы на плечах отступающих ворваться в город. Попытка эта не была поддержана и потому не имела успеха, только вызвала раздражённую реплику предвзято настроенной Потёмкиным императрицы:
«Слышали, старик, бросясь без спросу, потерял до 400 человек и сам ранен: он конечно был пьян».
Но эти потери, преувеличенные к тому же завистливым князем, должны были показаться сущей мелочью по сравнению с теми, которые армия понесла осенью, причём не столько от неприятельских вылазок, сколько от плохо организованного снабжения и осенней погоды, когда солдатам приходилось изо дня в день месяц за месяцем торчать в заливаемых дождями земляных укреплениях.
А потом ударили морозы… Турки страдали не меньше, их запасы почти истощились; силы гарнизона таяли, а на помощь извне после потери флота в лимане рассчитывать уже не приходилось. Наконец, 6 (17) декабря в метель и лютую стужу начался штурм. Очаков пал. Схватка на бастионах завершилась страшным кровопролитием в городе.
Потёмкин получил I степень «Святого Георгия» и персональную медаль, Суворов — бриллиантовое перо на шляпу (для сравнения: за Кинбурн он кроме осыпанной алмазами буквы «К» на ту же шляпу удостоился высшей российской награды — ордена Андрея Первозванного).
Прочим генералам и офицерам пожаловали кому ордена, как Михаилу Кутузову — «Владимира» II степени и «Анну» I степени (Михаил Илларионович при августовской вылазке турок был на артиллерийской батарее повторно тяжело ранен пулей в прежде уже изувеченный правый глаз), другим — крестообразные «знаки золотые для ношения в петлице на ленте с черными и желтыми полосами» (о наградах такого типа мы подробнее расскажем в одной из следующих статей).
На долю нижних чинов, как обычно, пришлись медали: на овальном аверсе вензель Екатерины II под императорской короной, ниже — лавровая и пальмовая ветви, перевязанные лентой. На оборотной стороне надпись в девять строк:
«ЗА — ХРАБРОСТЬ — ОКАЗАННУЮ — ПРИ — ВЗЯТЬЕ — ОЧАКОВА — ДЕКАБРЯ — 6 ДНЯ — 1788».
Носить эту серебряную медаль, как и золотой офицерский знак, полагалось на ленте Георгиевского ордена.
В январе 1789-го корпус генерал-поручика Юрия Бибикова предпринял наступление на Анапу. Плохо организованное, оно окончилось позорной неудачей и сопровождалось для русских большими потерями.
Однако в целях морально-психологических солдаты (те, кто остался жив после безуспешного штурма турецких укреплений и нападений враждебных горцев), которые, как было сказано в рескрипте, «…невзирая на неизреченные трудности и самый голод, с усердием и терпением беспримерным исполнили долг свой…», получили, пожалуй, единственные в своём роде наградные медали за неудачу, случившуюся, впрочем, не по их вине, — серебряные овалы с вензелем императрицы и надписью на реверсе в три строки:
«ЗА — ВЕРНО — СТЬ». И правильно, по нашему мнению.
Но вскоре за тем, в середине лета и в начале осени, произошёл обратный случай, не делающий чести русскому правительству. Суворов избавился наконец от опеки Потёмкина, чем тут же не преминул воспользоваться. Одно за другим нанёс он два поражения туркам — под Фокшанами 21 июля (1 сентября н.с) и особенно сокрушительное (не без помощи австрийцев, надо признать) — на Рымнике 11 (22) сентября.
В последнем сражении османы потеряли только убитыми не менее 15 тыс. человек. Суворов стал графом Рымникским, обладателем бриллиантовых знаков к уже имевшемуся Андреевскому ордену, осыпанной драгоценностями шпаги с надписью «Победителю визиря» (Юсуф-паши), бриллиантовых же эполет (одной, не двух) и перстня, ордена Святого Георгия I степени. Готовясь отправить всё это, Екатерина писала Потёмкину: «…целая телега с бриллиантами уже накладена».
Александр Васильевич Суворов. Худ. Алексей Егоров
При такой щедрости вопиющей нелепостью, особенно после утешительной награды разгромленным под Анапой войскам Бибикова, представляется тот факт, что ни за Фокшаны, ни тем более за Рымник нижние чины не получили медалей. Не помогли и неоднократные ходатайства командующего. Тогда Суворов поступил необычно и, на наш взгляд, весьма возвышенно: вождь обратился к своим «чудо-богатырям» с благодарственной речью, после чего они, как было условлено заранее, увенчали друг друга лавровыми венками, подобно древним героям.
В следующем году никто в Петербурге уже не осмелился проигнорировать подвиги русских солдат при взятии Измаила. О штурме этой «крепости без слабых мест» и предшествовавшей ему тщательной подготовке историческая литература сообщает подробно, поэтому ограничимся здесь описанием наградной медали.
Она была отчеканена в форме овала; на аверсе вензель под короной, но почему-то без веточек (не намёк ли тут, что лавры Фокшан и Рымника крепко хлестнули по чьему-то самолюбию?); на реверсе — восьмистрочная надпись: «ЗА — ОТМЕННУЮ — ХРАБРОСТЬ — ПРИ — ВЗЯТЬЕ — ИЗМАИЛА — ДЕКАБРЯ 11 — 1790».
Суворов получил именную медаль, звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка (вместо вполне заслуженного генерал-фельдмаршала; он стал одиннадцатым на тот момент подполковником преображенцев, полковницей же у них числилась сама императрица) и… перевод в Финляндию, что выглядело как опала. Его офицерам раздали ордена, золотое оружие и золотые кресты. А слава победителя турок вместе с усыпанным алмазами фельдмаршальским мундиром и колонной в Царском Селе досталась Потёмкину. Впрочем, время всё расставило по местам.
Медаль за взятие Измаила
Русско-турецкая война после ещё нескольких поражений османов на суше и море, особенно чувствительных при Мачине, от сменившего Потёмкина князя Николая Репнина и от Фёдора Ушакова у болгарского мыса Калиакрия (а между тем на Кавказе граф Иван Гудович овладел-таки злополучной Анапой), завершилась заключением в декабре 1791 года Ясского мирного договора, закрепившего Крым за Россией и отодвинувшего границу с Турцией до Днестра. Очаков, несмотря на все старания английского премьера Уильяма Питта, был навсегда потерян для Стамбула.
Османская империя оказалась настолько разорена войной, что Екатерина милостиво простила ей гигантскую контрибуцию в 12 млн пиастр (7 млн рублей).
Русское правительство, будто опомнившись, сделало и ещё один широкий жест. Всем рядовым участникам войны, солдатам и матросам, победителям при Рымнике и Тендре, при Мачине и Калиакрии, хоть и с большим опозданием, выдали наградные медали ставшего уже привычным дизайна — с вензелем императрицы на аверсе.
Отличалась лишь пятистрочная надпись на реверсе:
«ПОБЕ — ДИТЕЛЯМЪ — ПРИ МИРЕ — ДЕКАБРЯ 29 — 1791».
В Манифесте от 2 сентября 1793 года говорилось буквально следующее:
«Похваляя храбрые деяния сухопутных и морских Российских войск, много и различно прославившихся, и верностию к Ея Императорскому Величеству и отечеству преодолевших все трудности, в память той службы их, раздать на все помянутыя войска, которыя в походе противу неприятеля находилися, на каждого человека из нижних чинов по серебряной медали для ношения в петлице на голубой ленте».
Информация