Откуда пошла Русь?
Начиная со времён пресловутой «перестройки», историческая наука превратилась в поле политических баталий, которые зачастую ведут не только профессиональные историки, но и многочисленные «фолк-хисторики», не обладающие даже элементарными познаниями. Цель информационных войн — деформировать сознание нации, посеять хаос «в неокрепших умах» юных россиян, низвергнуть национальных героев и навязать «новое историческое знание».
Неслучайно ещё несколько лет назад выдающийся украинский историк академик Пётр Толочко абсолютно верно подметил, что «в настоящее время, когда история стала в значительной степени уделом дилетантов, не обремененных ни историческими знаниями, ни методикой научной критики источников, ни ответственностью за сказанное, ниспровержение научных авторитетов и хрестоматийных положений в исторической науке стало их самым излюбленным занятием».
Более того, как абсолютно справедливо отметил известный современный историк профессор Борис Миронов, в последнее время на базе модернистской методологии, пришедшей на смену «пресловутому» истмату, уже успела вырасти масштабная рефлексия по поводу «особой трагедийности» и «кровавой драматичности» российского исторического процесса, его «цикличности», бесконечных «инверсионных поворотов» и т.д.
При этом наряду с известными западными русофобами типа Александра Янова и Ричарда Пайпса в эту псевдонаучную игру ударились и доморощенные русофобы, явно страдающие комплексом знаменитой «унтер-офицерской вдовы».
Достаточно сказать, что беглый комсомольский журналист г-н А. Янов, в одночасье обратившись за кордоном в авторитетного профессора русской истории, в целом ряде примитивных фальшивок — «Россия: у истоков трагедии 1480–1584» (2001), «Россия против России: 1825–1921» (2003), «Россия и Европа» (2007), изобилующих огромным количеством фактических ошибок, выдвинул антинаучную теорию цикличности русской истории.
Суть этого теоретического «шедевра», которым так восторгался закулисный архитектор «горбачёвской перестройки» и придворный академик Александр Яковлев, состоит в том, что история России есть история чередования либеральных и прозападных реформ с реакционными и консервативными националистическими контрреформами. И таких «исторических циклов» за последние 500 лет этот новоявленный теоретик насчитал аж 14 штук.
В своей книге для учителей, которая увидела свет осенью этого года, я был вынужден неоднократно обращаться к многочисленным примерам подобного рода «споров», которые вполне сознательно вбрасываются в научную и особенно околонаучную среду с одной-единственной целью — деформировать сознание нации, посеять хаос «в неокрепших умах» юных россиян, низвергнуть национальных героев и навязать, в том числе за школьной партой и в вузовской аудитории, «новое историческое знание», что с «блеском» удалось реализовать на территории гибнущей Украины.
Чтобы не быть голословным, приведём несколько наиболее ярких и характерных примеров подобного рода дискуссий, которые давно вышли за рамки чистой науки и превратились в элемент широкого общественного сознания и идеологической борьбы на историческом фронте.
Хорошо известно, что с конца 1980-х годов, в условиях краха коммунистической системы и государственной марксистской идеологии, мнимые советские антинорманисты окончательно вышли из окопов и начали отчаянную кампанию по внедрению своих взглядов в широкое общественное сознание.
При этом, по признанию самих норманистов, на вооружение был взят «ультранорманизм шлёцеровского типа», который стали агрессивно насаждать профессор Лев Клейн и его идейные последователи, непримиримые борцы с «великодержавным шовинизмом» и «русским национализмом».
Причём строгой научной полемике со своими оппонентами столпы современного норманизма предпочли до неприличия развязанный тон, который изобилует всевозможными, даже нецензурными, оскорблениями и наклеиванием ярлыков самого низкопробного пошиба.
Более того, именно современные норманисты, не найдя никаких новых аргументов, выдвинули иезуитский тезис, что норманнской проблемы вообще не существует, поскольку точно доказано, что «варяги» — это норманны, и поэтому в этой дискуссии давно поставлена точка. Иными словами, с присущей им скромностью они сами водрузили на себя лавры победителей и априори отвергают любое иное мнение.
Этой когорте самых активных проповедников «европейского либерализма» противостояла и противостоит школа профессора Аполлона Кузьмина, его ученики, которые с фактами в руках убедительно опровергли многие замшелые «аргументы» своих научных и идейных оппонентов.
На протяжении почти трёхсот лет норманисты и антинорманисты спорят между собой по целому кругу проблем, среди которых наиболее значимыми являются:
1) вопрос об этнической природе варягов и происхождении княжеской династии и
2) проблема происхождения термина «Русь».
В древнерусских и зарубежных письменных источниках существуют совершенно разные представления о происхождении и этнической принадлежности варягов. Как установил крупнейший специалист по истории древнерусского летописания профессор Кузьмин, в одной только «Повести временных лет» существует три разных и разновременных версии происхождения варягов.
Так, киевские летописцы называли «варягами» всех обитателей Волжско-Балтийского торгового пути. Новгородские летописцы называли «варягами» и определённое племя, и все прибалтийские племена, выделяя особо «варягов-русь». При этом и те, и другие летописцы понимали под именем «варягов» просто поморян, то есть племена, обитавшие на юго-восточном побережье Балтийского (Варяжского) моря.
Тем не менее для всех норманистов варяги — это, вне всяких сомнений, норманны-викинги, то есть жители древней Скандинавии. А для антинорманистов варяги — это одно из славянских, балтских или кельтских, но давно славянизированных племён, обитавшее на юго-восточном побережье Балтийского (Варяжского) моря. При этом существует оригинальная гипотеза профессора Льва Гумилёва, что «варяги» — это всего-навсего термин, обозначавший профессиональную, а не этническую принадлежность его носителей к военному ремеслу, однако эта версия весьма популярного нынче «евразийца» не принимается в расчёт серьёзными специалистами. Хотя ряд современных норманистов (например, Владимир Петрухин) тоже пытался представить варягов в качестве «наемников, принесших клятву верности», только так и не понятно, кому.
В доказательство своей правоты современные антинорманисты приводят целый ряд довольно веских аргументов археологического, исторического и религиозного характера:
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ
1) Среди могильников дружинных курганов в Киеве, Ладоге, Гнёздове и других погостах и городах, на которые постоянно ссылаются Л. Клейн и Ко, собственно скандинавские захоронения составляют менее 1% от общего числа найденных захоронений.
Даже ряд приличных норманистов (Анатолий Кирпичников) вынужден был признать, что знаменитые камерные могильники, которые «с легкой руки» известного шведского археолога Т. Арне были объявлены норманнскими, на поверку оказались весьма распространённой формой захоронений на территории всей континентальной Европы, а не только шведской Бирки, открытой им в 1930-х годах.
2) Все найденные скандинавские могильники датируются не раньше второй пол. Х века, то есть когда князья из династии Рюрика правили Древнерусским государством как минимум несколько десятков лет.
3) По данным крупнейшего советского антрополога академика Татьяны Алексеевой, которая детально изучила краниологическую серию Киевского и Гнёздовского могильников, все здешние захоронения разительно отличаются от германского антропологического типа.
4) Среди всех скандинавских могильников не найдено сколь-нибудь значимых по убранству могил, что убедительно говорит о том, что захороненные в них воины никак не могли составлять правящую элиту древнерусского общества.
5) По довольно скудным скандинавским артефактам, найденным на территории нашей страны, достаточно трудно определить, каким образом они оказались у восточных славян — либо в результате торгового обмена, либо в качестве военной добычи, либо вместе со своими владельцами и т.д.
Кстати, об этом говорят и многие зарубежные специалисты, в частности, крупнейший английский археолог Питер Сойер и норвежская исследовательница Анне Стальсберг.
ИСТОРИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ
1) Все авторы византийских хроник всегда различали варягов и норманнов как разные этносы.
2) Судя по письменным источникам, варяги появились на Руси и в Византии только в начале — середине IХ века, а норманны узнали Русь и её южного соседа не раньше второй пол. Х века, поскольку скандинавские саги не знают более ранних правителей Византии и Древней Руси, чем византийский император Иоанн Цимисхий (969–976) и великий киевский князь Владимир Святой (978–1015).
3) Скандинавские саги прекрасно знают об основателе нормандской династии герцоге Роллоне (860–932), завоевавшем Нормандию и ставшем вассалом французского короля Карла III Простоватого (898–922).
Однако о «норманнском» конунге Рюрике (820–879) они упорно молчат, что вызывает законное удивление, поскольку, по утверждению наших доморощенных фантастов, именно он был основателем огромного государства в землях восточных славян.
4) Варяги, пришедшие в земли восточных славян, были уже (или всегда) славяноязычными, так как основанные ими города Новгород, Ладога, Изборск и другие имели славянскую этимологию.
РЕЛИГИОЗНЫЕ АРГУМЕНТЫ
1) Благодаря работам многих советских учёных (Борис Рыбаков, Аполлон Кузьмин, Владимир Топоров, Олег Трубачёв, Александр Ишутин) хорошо известно, что у всех русов, славян и финнов, ставших ядром древнерусской народности, были собственные пантеоны языческих богов индоевропейского, хеттского, иранского или собственно славянского и финского происхождения, в состав которых входили Перун, Хорос, Велес, Сварог, Стрибог, Даждьбог, Мокошь и другие божества.
Однако ни одного из тринадцати скандинавских божеств, включая верховного бога Одина и его сыновей Тора, Видара или Бальдера, в славянской, русской или финской теонимике никогда не существовало и не могло быть по определению.
2) В многочисленных письменных источниках разного происхождения термин «Русь» употребляется крайне противоречиво и неоднозначно. В одних источниках мы найдём прямые указания на то, что русы — это варяги, в других будет утверждаться их прямая связь со славянами, а в третьих их называют самобытной этнической общностью.
По справедливому мнению всё того же профессора Кузьмина, в одной только «Повести временных лет» существует две разные концепции начала Руси: полянско-славянская, которая была напрямую связана с Нориком-Ругиландом, и варяжская, ориентированная на Балтийскую Русь. Именно это обстоятельство и стало одной из главных причин раскола среди прежних и нынешних историков, археологов и лингвистов.
Одни авторы (Серафим Юшков, Владимир Петрухин, Елена Мельникова, Руслан Скрынников, Игорь Данилевский) полагают, что термин «Русь» изначально имел социальную природу и, по всей видимости, использовался для обозначения конкретного социального слоя Древнерусского государства, вероятнее всего, для княжеской дружины.
При этом все правоверные норманисты, за исключением профессора С. Юшкова, настаивают именно на скандинавском происхождении этого термина, ставя знак равенства между понятиями «Русь» и «норманнская дружина», которых они именуют «гребцами» или «мореходами». Более того, была выдвинута совершенно абсурдная гипотеза, что этот социальный термин позднее трансформировался в этноним, чего во всей человеческой истории не случалось никогда.
Другие историки, которых абсолютное большинство, считают, что термин «Русь» носил чисто этническую природу и под этим именем скрывался какой-то этнос, племя или племенной союз. Сторонники данного подхода, в свою очередь, делятся на несколько течений.
Большинство зарубежных и российских норманистов (Т. Арне, Ричард Пайпс, Лев Клейн, Александр Кан, Глеб Лебедев) считает, что термин «Русь» имел чисто скандинавскую этимологию и происходил от финского слова ruotsi, что в переводе означает Швеция.
Однако, как верно отметил крупнейший российский лингвист академик Андрей Зализняк, современные норманисты в своих лингвистических построениях руководствуются приёмами «любительской лингвистики», строящей свои выводы «на случайном сходстве слов», не берут во внимание тот факт, что «внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по себе еще не является свидетельством какой-то исторической связи между ними».
Более того, известный немецкий филолог-норманист Готфрид Шрамм в своей последней работе Altrusslands Anfang («Начало Древней Руси», 2002) назвал эту трактовку термина ruotsi «ахиллесовой пятой норманизма» и предложил сбросить этот балласт, от которого норманнская теория только выиграет.
Аналогичную позицию занял и ряд крупных российских учёных (Олег Трубачёв, Александр Назаренко), которые, оставаясь убеждёнными норманистами, всё же ставят интересы науки выше клановых интересов Льва Клейна и Ко.
Сознавая всю ущербность своей прежней трактовки происхождения термина «Русь», некоторые исследователи ударились в другую крайность, пытаясь отыскать истоки этого термина на территории самой Швеции в прибрежной провинции Руден (Roden) или Руслаген (Roslagen).
Однако, как убедительно доказал ряд русских и шведских учёных (Лидия Грот, Карин Калиссендорф), современный Руслаген возник на географической карте Шведского королевства только в XIII веке, а до тех пор эта прибрежная территория находилась ещё под водой, поскольку уровень Балтийского моря в данном районе был тогда на 5–7 м выше современного.
Ряд крупных современных учёных, в том числе среди самих норманистов (Олег Трубачёв, Валентин Седов), ищет истоки термина «Русь» либо в иранском языке, носителями которого были скифы или сарматы, либо видит в нём даже общую индоарийскую основу.
Крупнейшие антинорманисты советского образца (Борис Рыбаков, Михаил Тихомиров, Арсений Насонов, Хенрик Ловмянский) считали, что термин «Русь» был местного, славянского происхождения и под этим именем скрывалось одно из восточнославянских племён, обитавшее в среднем течении Днепра, на берегах небольшой речки Рось, о чём говорилось и в самой «Повести временных лет».
Позднее это имя стало ассоциироваться со всем полянским племенным союзом, который и стоял у истоков древнерусской государственности на южной оконечности восточнославянских земель. Другие советские «антинорманисты» (Пётр Третьяков) также склонялись к южной прародине русов, но соотносили их не с восточными славянами, а с черняховцами или их потомками. При этом данные историки не исключали того обстоятельства, что именно эти русы каким-то образом были связаны с германскими или западнославянскими племенами.
Наконец, современные и истинные антинорманисты (Аполлон Кузьмин, Вячеслав Фомин, Елена Галкина) считают, что истоки термина «Русь» следует искать среди различных этнических «русов», живших как минимум на территории Балтийской, Приднепровской, Подонской, Дунайской и Черноморской Руси.
При этом к моменту возникновения Древнерусского государства эти русы были уже давно славянизированы, хотя изначально:
1) поляне-русь — потомки северных иллирийцев, живших на среднем Дунае, на территории Норика-Ругиланда;
2) варяги-русь являлись одним из кельтских племён, обитавших на южном побережье Балтийского (Варяжского) моря и близлежащих островах (Рюген);
3) аланы-русь были потомками ираноязычных роксолан, которые выступали носителями знаменитой салтово-маяцкой археологической культуры. К концу IX века именно из представителей этих трёх ветвей русов и сформировался так называемый род русский, который затем составил правящую элиту Древнерусского государства.
Таким образом, вопрос происхождения термина «Русь» связан не столько с «норманнской» или «варяжской» проблемами, сколько с так называемой хазарской проблемой, где разного рода домыслов и спекуляций ещё больше, чем у норманистов.
В конце ХIХ века известный киевский юрист Герман Барац в нескольких своих статьях выступил с сенсационным заявлением, что «Повесть временных лет» является переделкой хазарско-иудейской письменности, а первыми русскими князьями были хазарские евреи.
Затем эта тема надолго отошла на второй план, но с конца 1950-х началось активное изучение археологических памятников знаменитой салтово-маяцкой культуры, которую ряд тогдашних археологов, прежде всего Михаил Артамонов и Светлана Плетнёва, не вполне правомерно отнёс ко всему Хазарскому каганату, искусственно расширив саму территорию этого государства до огромных размеров.
Хотя ещё тогда в рамках этой археологической культуры чётко обозначились два локальных варианта: лесостепной, в антропологическом плане представленный долихокефальным населением, и степной с брахикефальным населением, который, в свою очередь, также состоял из нескольких территориальных вариантов.
Уже тогда ряд видных советских археологов, в частности Иван Ляпушкин и Дмитрий Березовец, поставил под веское сомнение многие выводы своих московских коллег и заявил, что лесостепной вариант салтово-маяцкой археологической культуры принадлежал аланскому населению Подонья, которое никогда не входило в состав Хазарского каганата.
Вскоре эти вполне разумные выводы поддержали крупные советские историки (Борис Рыбаков, Аполлон Кузьмин), а в настоящее время эта перспективная гипотеза получила своё дальнейшее развитие в трудах доктора исторических наук Елены Галкиной, которая отождествляет донской аланский вариант салтово-маяцкой культуры с центральной частью Русского каганата, упоминаемого в византийских, западных и мусульманских письменных источниках VIII–IX веков.
Вместе с тем замшелую гипотезу о преобладающем влиянии огромного Хазарского каганата во всей Восточной Европе в настоящее время активно развивают и доморощенные норманисты, и израильские сионисты (Н. Готлиб), и украинские националисты (Омельян Прицак), и даже «патриоты-евразийцы» (Лев Гумилёв, Вадим Кожинов), которым очень хочется найти среди основателей Древнерусского государства не только шведов, но и иудеев-хазар.
В последние годы этот вопрос приобрёл не просто острый, но крайне болезненный и актуальный для разных политических сил характер.
В частности, «отмороженные» сионисты стали заявлять свои претензии на обладание «исконной исторической прародиной» еврейского народа, а наши «патриоты-евразийцы», не оценив самой сути этих «научных» открытий, ударились в другую крайность и стали говорить об особом периоде «хазарско-иудейского ига» в истории Древней Руси.
Неслучайно ещё несколько лет назад выдающийся украинский историк академик Пётр Толочко абсолютно верно подметил, что «в настоящее время, когда история стала в значительной степени уделом дилетантов, не обремененных ни историческими знаниями, ни методикой научной критики источников, ни ответственностью за сказанное, ниспровержение научных авторитетов и хрестоматийных положений в исторической науке стало их самым излюбленным занятием».
Более того, как абсолютно справедливо отметил известный современный историк профессор Борис Миронов, в последнее время на базе модернистской методологии, пришедшей на смену «пресловутому» истмату, уже успела вырасти масштабная рефлексия по поводу «особой трагедийности» и «кровавой драматичности» российского исторического процесса, его «цикличности», бесконечных «инверсионных поворотов» и т.д.
При этом наряду с известными западными русофобами типа Александра Янова и Ричарда Пайпса в эту псевдонаучную игру ударились и доморощенные русофобы, явно страдающие комплексом знаменитой «унтер-офицерской вдовы».
Достаточно сказать, что беглый комсомольский журналист г-н А. Янов, в одночасье обратившись за кордоном в авторитетного профессора русской истории, в целом ряде примитивных фальшивок — «Россия: у истоков трагедии 1480–1584» (2001), «Россия против России: 1825–1921» (2003), «Россия и Европа» (2007), изобилующих огромным количеством фактических ошибок, выдвинул антинаучную теорию цикличности русской истории.
Суть этого теоретического «шедевра», которым так восторгался закулисный архитектор «горбачёвской перестройки» и придворный академик Александр Яковлев, состоит в том, что история России есть история чередования либеральных и прозападных реформ с реакционными и консервативными националистическими контрреформами. И таких «исторических циклов» за последние 500 лет этот новоявленный теоретик насчитал аж 14 штук.
В своей книге для учителей, которая увидела свет осенью этого года, я был вынужден неоднократно обращаться к многочисленным примерам подобного рода «споров», которые вполне сознательно вбрасываются в научную и особенно околонаучную среду с одной-единственной целью — деформировать сознание нации, посеять хаос «в неокрепших умах» юных россиян, низвергнуть национальных героев и навязать, в том числе за школьной партой и в вузовской аудитории, «новое историческое знание», что с «блеском» удалось реализовать на территории гибнущей Украины.
Чтобы не быть голословным, приведём несколько наиболее ярких и характерных примеров подобного рода дискуссий, которые давно вышли за рамки чистой науки и превратились в элемент широкого общественного сознания и идеологической борьбы на историческом фронте.
Хорошо известно, что с конца 1980-х годов, в условиях краха коммунистической системы и государственной марксистской идеологии, мнимые советские антинорманисты окончательно вышли из окопов и начали отчаянную кампанию по внедрению своих взглядов в широкое общественное сознание.
При этом, по признанию самих норманистов, на вооружение был взят «ультранорманизм шлёцеровского типа», который стали агрессивно насаждать профессор Лев Клейн и его идейные последователи, непримиримые борцы с «великодержавным шовинизмом» и «русским национализмом».
Причём строгой научной полемике со своими оппонентами столпы современного норманизма предпочли до неприличия развязанный тон, который изобилует всевозможными, даже нецензурными, оскорблениями и наклеиванием ярлыков самого низкопробного пошиба.
Более того, именно современные норманисты, не найдя никаких новых аргументов, выдвинули иезуитский тезис, что норманнской проблемы вообще не существует, поскольку точно доказано, что «варяги» — это норманны, и поэтому в этой дискуссии давно поставлена точка. Иными словами, с присущей им скромностью они сами водрузили на себя лавры победителей и априори отвергают любое иное мнение.
Этой когорте самых активных проповедников «европейского либерализма» противостояла и противостоит школа профессора Аполлона Кузьмина, его ученики, которые с фактами в руках убедительно опровергли многие замшелые «аргументы» своих научных и идейных оппонентов.
На протяжении почти трёхсот лет норманисты и антинорманисты спорят между собой по целому кругу проблем, среди которых наиболее значимыми являются:
1) вопрос об этнической природе варягов и происхождении княжеской династии и
2) проблема происхождения термина «Русь».
В древнерусских и зарубежных письменных источниках существуют совершенно разные представления о происхождении и этнической принадлежности варягов. Как установил крупнейший специалист по истории древнерусского летописания профессор Кузьмин, в одной только «Повести временных лет» существует три разных и разновременных версии происхождения варягов.
Так, киевские летописцы называли «варягами» всех обитателей Волжско-Балтийского торгового пути. Новгородские летописцы называли «варягами» и определённое племя, и все прибалтийские племена, выделяя особо «варягов-русь». При этом и те, и другие летописцы понимали под именем «варягов» просто поморян, то есть племена, обитавшие на юго-восточном побережье Балтийского (Варяжского) моря.
Торг в стране восточных славян. Худ. Сергей Иванов. Иллюстрация из книги «Картины по русской истории» Иосифа Кнебеля. 1909 год
Тем не менее для всех норманистов варяги — это, вне всяких сомнений, норманны-викинги, то есть жители древней Скандинавии. А для антинорманистов варяги — это одно из славянских, балтских или кельтских, но давно славянизированных племён, обитавшее на юго-восточном побережье Балтийского (Варяжского) моря. При этом существует оригинальная гипотеза профессора Льва Гумилёва, что «варяги» — это всего-навсего термин, обозначавший профессиональную, а не этническую принадлежность его носителей к военному ремеслу, однако эта версия весьма популярного нынче «евразийца» не принимается в расчёт серьёзными специалистами. Хотя ряд современных норманистов (например, Владимир Петрухин) тоже пытался представить варягов в качестве «наемников, принесших клятву верности», только так и не понятно, кому.
В доказательство своей правоты современные антинорманисты приводят целый ряд довольно веских аргументов археологического, исторического и религиозного характера:
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ
1) Среди могильников дружинных курганов в Киеве, Ладоге, Гнёздове и других погостах и городах, на которые постоянно ссылаются Л. Клейн и Ко, собственно скандинавские захоронения составляют менее 1% от общего числа найденных захоронений.
Даже ряд приличных норманистов (Анатолий Кирпичников) вынужден был признать, что знаменитые камерные могильники, которые «с легкой руки» известного шведского археолога Т. Арне были объявлены норманнскими, на поверку оказались весьма распространённой формой захоронений на территории всей континентальной Европы, а не только шведской Бирки, открытой им в 1930-х годах.
2) Все найденные скандинавские могильники датируются не раньше второй пол. Х века, то есть когда князья из династии Рюрика правили Древнерусским государством как минимум несколько десятков лет.
3) По данным крупнейшего советского антрополога академика Татьяны Алексеевой, которая детально изучила краниологическую серию Киевского и Гнёздовского могильников, все здешние захоронения разительно отличаются от германского антропологического типа.
4) Среди всех скандинавских могильников не найдено сколь-нибудь значимых по убранству могил, что убедительно говорит о том, что захороненные в них воины никак не могли составлять правящую элиту древнерусского общества.
5) По довольно скудным скандинавским артефактам, найденным на территории нашей страны, достаточно трудно определить, каким образом они оказались у восточных славян — либо в результате торгового обмена, либо в качестве военной добычи, либо вместе со своими владельцами и т.д.
Кстати, об этом говорят и многие зарубежные специалисты, в частности, крупнейший английский археолог Питер Сойер и норвежская исследовательница Анне Стальсберг.
ИСТОРИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ
1) Все авторы византийских хроник всегда различали варягов и норманнов как разные этносы.
2) Судя по письменным источникам, варяги появились на Руси и в Византии только в начале — середине IХ века, а норманны узнали Русь и её южного соседа не раньше второй пол. Х века, поскольку скандинавские саги не знают более ранних правителей Византии и Древней Руси, чем византийский император Иоанн Цимисхий (969–976) и великий киевский князь Владимир Святой (978–1015).
3) Скандинавские саги прекрасно знают об основателе нормандской династии герцоге Роллоне (860–932), завоевавшем Нормандию и ставшем вассалом французского короля Карла III Простоватого (898–922).
Однако о «норманнском» конунге Рюрике (820–879) они упорно молчат, что вызывает законное удивление, поскольку, по утверждению наших доморощенных фантастов, именно он был основателем огромного государства в землях восточных славян.
4) Варяги, пришедшие в земли восточных славян, были уже (или всегда) славяноязычными, так как основанные ими города Новгород, Ладога, Изборск и другие имели славянскую этимологию.
РЕЛИГИОЗНЫЕ АРГУМЕНТЫ
1) Благодаря работам многих советских учёных (Борис Рыбаков, Аполлон Кузьмин, Владимир Топоров, Олег Трубачёв, Александр Ишутин) хорошо известно, что у всех русов, славян и финнов, ставших ядром древнерусской народности, были собственные пантеоны языческих богов индоевропейского, хеттского, иранского или собственно славянского и финского происхождения, в состав которых входили Перун, Хорос, Велес, Сварог, Стрибог, Даждьбог, Мокошь и другие божества.
Однако ни одного из тринадцати скандинавских божеств, включая верховного бога Одина и его сыновей Тора, Видара или Бальдера, в славянской, русской или финской теонимике никогда не существовало и не могло быть по определению.
2) В многочисленных письменных источниках разного происхождения термин «Русь» употребляется крайне противоречиво и неоднозначно. В одних источниках мы найдём прямые указания на то, что русы — это варяги, в других будет утверждаться их прямая связь со славянами, а в третьих их называют самобытной этнической общностью.
По справедливому мнению всё того же профессора Кузьмина, в одной только «Повести временных лет» существует две разные концепции начала Руси: полянско-славянская, которая была напрямую связана с Нориком-Ругиландом, и варяжская, ориентированная на Балтийскую Русь. Именно это обстоятельство и стало одной из главных причин раскола среди прежних и нынешних историков, археологов и лингвистов.
Одни авторы (Серафим Юшков, Владимир Петрухин, Елена Мельникова, Руслан Скрынников, Игорь Данилевский) полагают, что термин «Русь» изначально имел социальную природу и, по всей видимости, использовался для обозначения конкретного социального слоя Древнерусского государства, вероятнее всего, для княжеской дружины.
При этом все правоверные норманисты, за исключением профессора С. Юшкова, настаивают именно на скандинавском происхождении этого термина, ставя знак равенства между понятиями «Русь» и «норманнская дружина», которых они именуют «гребцами» или «мореходами». Более того, была выдвинута совершенно абсурдная гипотеза, что этот социальный термин позднее трансформировался в этноним, чего во всей человеческой истории не случалось никогда.
Другие историки, которых абсолютное большинство, считают, что термин «Русь» носил чисто этническую природу и под этим именем скрывался какой-то этнос, племя или племенной союз. Сторонники данного подхода, в свою очередь, делятся на несколько течений.
Похороны знатного руса. Худ. Генрих Семирадский
Большинство зарубежных и российских норманистов (Т. Арне, Ричард Пайпс, Лев Клейн, Александр Кан, Глеб Лебедев) считает, что термин «Русь» имел чисто скандинавскую этимологию и происходил от финского слова ruotsi, что в переводе означает Швеция.
Однако, как верно отметил крупнейший российский лингвист академик Андрей Зализняк, современные норманисты в своих лингвистических построениях руководствуются приёмами «любительской лингвистики», строящей свои выводы «на случайном сходстве слов», не берут во внимание тот факт, что «внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по себе еще не является свидетельством какой-то исторической связи между ними».
Более того, известный немецкий филолог-норманист Готфрид Шрамм в своей последней работе Altrusslands Anfang («Начало Древней Руси», 2002) назвал эту трактовку термина ruotsi «ахиллесовой пятой норманизма» и предложил сбросить этот балласт, от которого норманнская теория только выиграет.
Аналогичную позицию занял и ряд крупных российских учёных (Олег Трубачёв, Александр Назаренко), которые, оставаясь убеждёнными норманистами, всё же ставят интересы науки выше клановых интересов Льва Клейна и Ко.
Сознавая всю ущербность своей прежней трактовки происхождения термина «Русь», некоторые исследователи ударились в другую крайность, пытаясь отыскать истоки этого термина на территории самой Швеции в прибрежной провинции Руден (Roden) или Руслаген (Roslagen).
Однако, как убедительно доказал ряд русских и шведских учёных (Лидия Грот, Карин Калиссендорф), современный Руслаген возник на географической карте Шведского королевства только в XIII веке, а до тех пор эта прибрежная территория находилась ещё под водой, поскольку уровень Балтийского моря в данном районе был тогда на 5–7 м выше современного.
Ряд крупных современных учёных, в том числе среди самих норманистов (Олег Трубачёв, Валентин Седов), ищет истоки термина «Русь» либо в иранском языке, носителями которого были скифы или сарматы, либо видит в нём даже общую индоарийскую основу.
Крупнейшие антинорманисты советского образца (Борис Рыбаков, Михаил Тихомиров, Арсений Насонов, Хенрик Ловмянский) считали, что термин «Русь» был местного, славянского происхождения и под этим именем скрывалось одно из восточнославянских племён, обитавшее в среднем течении Днепра, на берегах небольшой речки Рось, о чём говорилось и в самой «Повести временных лет».
Академик Борис Рыбаков
Позднее это имя стало ассоциироваться со всем полянским племенным союзом, который и стоял у истоков древнерусской государственности на южной оконечности восточнославянских земель. Другие советские «антинорманисты» (Пётр Третьяков) также склонялись к южной прародине русов, но соотносили их не с восточными славянами, а с черняховцами или их потомками. При этом данные историки не исключали того обстоятельства, что именно эти русы каким-то образом были связаны с германскими или западнославянскими племенами.
Наконец, современные и истинные антинорманисты (Аполлон Кузьмин, Вячеслав Фомин, Елена Галкина) считают, что истоки термина «Русь» следует искать среди различных этнических «русов», живших как минимум на территории Балтийской, Приднепровской, Подонской, Дунайской и Черноморской Руси.
При этом к моменту возникновения Древнерусского государства эти русы были уже давно славянизированы, хотя изначально:
1) поляне-русь — потомки северных иллирийцев, живших на среднем Дунае, на территории Норика-Ругиланда;
2) варяги-русь являлись одним из кельтских племён, обитавших на южном побережье Балтийского (Варяжского) моря и близлежащих островах (Рюген);
3) аланы-русь были потомками ираноязычных роксолан, которые выступали носителями знаменитой салтово-маяцкой археологической культуры. К концу IX века именно из представителей этих трёх ветвей русов и сформировался так называемый род русский, который затем составил правящую элиту Древнерусского государства.
Таким образом, вопрос происхождения термина «Русь» связан не столько с «норманнской» или «варяжской» проблемами, сколько с так называемой хазарской проблемой, где разного рода домыслов и спекуляций ещё больше, чем у норманистов.
В конце ХIХ века известный киевский юрист Герман Барац в нескольких своих статьях выступил с сенсационным заявлением, что «Повесть временных лет» является переделкой хазарско-иудейской письменности, а первыми русскими князьями были хазарские евреи.
Затем эта тема надолго отошла на второй план, но с конца 1950-х началось активное изучение археологических памятников знаменитой салтово-маяцкой культуры, которую ряд тогдашних археологов, прежде всего Михаил Артамонов и Светлана Плетнёва, не вполне правомерно отнёс ко всему Хазарскому каганату, искусственно расширив саму территорию этого государства до огромных размеров.
Хотя ещё тогда в рамках этой археологической культуры чётко обозначились два локальных варианта: лесостепной, в антропологическом плане представленный долихокефальным населением, и степной с брахикефальным населением, который, в свою очередь, также состоял из нескольких территориальных вариантов.
Уже тогда ряд видных советских археологов, в частности Иван Ляпушкин и Дмитрий Березовец, поставил под веское сомнение многие выводы своих московских коллег и заявил, что лесостепной вариант салтово-маяцкой археологической культуры принадлежал аланскому населению Подонья, которое никогда не входило в состав Хазарского каганата.
Вскоре эти вполне разумные выводы поддержали крупные советские историки (Борис Рыбаков, Аполлон Кузьмин), а в настоящее время эта перспективная гипотеза получила своё дальнейшее развитие в трудах доктора исторических наук Елены Галкиной, которая отождествляет донской аланский вариант салтово-маяцкой культуры с центральной частью Русского каганата, упоминаемого в византийских, западных и мусульманских письменных источниках VIII–IX веков.
Вместе с тем замшелую гипотезу о преобладающем влиянии огромного Хазарского каганата во всей Восточной Европе в настоящее время активно развивают и доморощенные норманисты, и израильские сионисты (Н. Готлиб), и украинские националисты (Омельян Прицак), и даже «патриоты-евразийцы» (Лев Гумилёв, Вадим Кожинов), которым очень хочется найти среди основателей Древнерусского государства не только шведов, но и иудеев-хазар.
В последние годы этот вопрос приобрёл не просто острый, но крайне болезненный и актуальный для разных политических сил характер.
В частности, «отмороженные» сионисты стали заявлять свои претензии на обладание «исконной исторической прародиной» еврейского народа, а наши «патриоты-евразийцы», не оценив самой сути этих «научных» открытий, ударились в другую крайность и стали говорить об особом периоде «хазарско-иудейского ига» в истории Древней Руси.
Информация