За имя Ленина
2 февраля 1943 года закончилась Сталинградская битва, и наши войска пошли с освободительным маршем по России. Открылась страшная картина зверств и преступлений против мирного населения. Грузиновская трагедия произошла на трёх донских хуторах, которые немцы решили уничтожить, мстя за то, что 23 декабря 1942 года они потеряли несколько своих солдат в бою с небольшой группой советских разведчиков.
На следующий день фашисты объявили, что за каждого убитого будут расстреливать 10 мирных жителей. Людей расстреливали на протяжении трёх дней. Всего погибло 284 жителя. Убивая мирных жителей, немцы уже их не считали.
«Жуткую трагедию пережил в декабре 1942 года хутор Грузинов. Воспользовавшись обычным в военное время фактом убийства двух немецких солдат во время перестрелки с нашей разведкой, оккупанты направили в хутор карательную экспедицию. Фашисты согнали жителей хуторов Маркина, Нагорного, Грузинова в один хутор (Грузинов) и начали кровавую расправу», — написал через несколько дней после освобождения Морозовского района донской писатель, журналист В.С. Моложавенко в одной из своих статей. В начале сорок третьего вся страна узнала о Грузиновской трагедии, прочитав статью известного публициста военных лет Ильи Эренбурга: «…Ярость благородная вскипала, как волна».
Хутор Грузинов находится в Морозовском районе Ростовской области, как раз на пути к Сталинграду.
Сегодня, в течение нескольких дней, мы вспоминаем 284 человек, которые были расстреляны немецко-фашистскими бандитами, и рассказываем о них нашим детям. Чтобы помнили. Чтобы берегли мир на земле.
Коллектив педагогов и учащихся Грузиновской школы до начала занятий всегда проводит в эти трагические дни траурные линейки памяти. Школьники держат в руках листочки бумаги с именами и фамилиями 284 расстрелянных в те дни односельчан. В школьном музее — почетный караул.
Фашисты расстреляли свыше двухсот мирных жителей, в память о которых в хуторе установлен мемориал. Каждый год здесь собираются потомки невинно пострадавших хуторян, чтобы почтить их память минутой молчания.
Расстрел проходил три дня: 26, 27 и 28 декабря. Мужчины от двенадцати лет и старше были отделены и отведены к заброшенным колодцам. На глазах детей, жён и матерей гитлеровцы заставляли их ложиться по одному в яму. Палач, унтер-офицер, дважды стрелял в каждого лежавшего. Затем следующую жертву клали рядом — и снова два выстрела. Когда из убитых набирали полный ряд, по ряду давали очередь из автомата.
Как разъяренная свора метались по хуторам фашистские изверги. Врывались в дома и истребляли целые семьи.
В хуторе Грузинове убили 38-летнюю колхозницу Ф.Н. Буркину и её детей: полуторагодовалую Нюсю, пятилетнюю Марусю, семилетнюю Таю.
В хуторе Нагорном расстреляли семью 65-летнего Ильи Васильевича Балахтина: жену (64 года), дочь Улю (14 лет); сына Володю (11 лет) и пять эвакуированных женщин, квартировавших у них. Убивая Володю, палачи заявили, что его уничтожают за то, что он носит имя Ленина.
Изверги убили А.С. Позднякова и его внуков-комсомольцев, 75-летнего мужа
М.Т. Маркиной, глухого старика, и её же 95-летнюю слепую сестру Татьяну. Эта женщина была прикована к постели, но фашисты не остановились.
Ведь практически нет такой семьи в Грузинове, которой не коснулись бы те страшные события.
Уроженка хутора Грузинова, 80-летняя Валентина Кирилловна Семикина, ежегодно приезжает из Морозовска, чтобы пройти по местам гибели безвинно расстрелянных земляков и поклониться их праху. Она вспомнила о том, что ей не было и 11 лет, когда началась облава. В ярости метались по хутору фашисты, врываясь в каждый дом и истребляя целые семьи.
Сначала гнали к месту расстрела жителей хутора Маркина, затем хутора Нагорного и в последнюю очередь Грузинова:
— Нас немцы выгнали из подвала и вместе с остальными конвоировали к яме, в которой уже штабелями лежали тела убитых хуторян. В тот момент, когда мама Ольга Арсентьевна Капчунова стояла с четырьмя детьми на краю ямы, один из немцев дал приказ о прекращении расстрела, и они чудом остались живы. Но мы потеряли семью Балахтиных из хутора Нагорного, наших близких родственников. Их было восемь человек. Всех убили в те дни. Дом и скотину их сожгли дотла.
Учительница начальных классов лицея №1 В.И. Варыпалева, родившаяся в хуторе Нагорном, рассказала, что в списке расстрелянных 284 жителей значится и ее родной дядя Михаил Мартынович Прудников, брат мамы, комсомолец. Ему было 15 лет в момент трагедии.
Вместе с бабушкой, мамой и младшим 12-летним братом Леоном Михаил прятался в подвале, лишь изредка выходя из него. Однако фашисты все-таки обнаружили семью. Их ожидала та же участь, что и остальных.
Мама Валентины Ивановны попросила женщин, стоявших с детьми в одной шеренге, окружить младшенького Леона, переодетого в женскую одежду, чтобы его не заметили. Старшего, находившегося в другой шеренге мужчин и стариков, спрятать не удалось. В итоге Михаила расстреляли на глазах мамы и бабушки.
Леон выжил.
По рассказам оставшейся в живых мамы ужасную картину расстрела попыталась воссоздать и присутствовавшая здесь уроженка хутора Грузинова, ныне проживающая в городе Морозовске Л.В. Афанасьевская (в девичестве Крыжко):
— Стоя у ямы, люди услышали, что первыми будут стрелять мужчин. Кто-то в толпе сказал, что среди женщин — 14-летний парень. Один из фашистов услышал эти слова, вывел из колонны Анатолия Гладченко и в присутствии его матери Веры Савельевны Гладченко (моей бабушки) и родной сестры (моей мамы), хладнокровно выстрелил в подростка. Бабушка кинулась за ним. Увидев это, фашист расстрелял и ее. Маму не тронули.
Комсомолец Иван Иванков, подойдя к яме, крикнул:
— Стреляйте, гады! За нас отомстят! Все вы погибнете от возмездия русского народа!
— Все вы погибнете, гады! — кричал и Николай Балахтин.
— Всё равно наши придут! — кричал Михаил Капчунов.
Позже эти слова, как заклинание, передавали друг другу оставшиеся в живых грузиновцы.
Не первый год бывают на месте трагедии жители Морозовска Т.И. Мацейко с сыном Константином.
Тамара Ионовна также родилась в Грузинове. Она рассказала подробности о трагической судьбе своей семьи:
— Мой отец Ион Сидорович Гладченко, призванный в 1941 году, прошел всю войну: воевал радистом под Ростовом-на-Дону, участвовал в боях за Харьков, был в плену, дошел до Берлина. Долгое время письма от него не приходили. Домой он возвратился только в 1946-м году. Дедушке Сидору Яковлевичу Гладченко было 89 лет, когда его расстреляли. Он хорошо валял валенки и научил этому сына Иона. Узнав о его умении, фашисты приказали ему сделать несколько пар. Отказать им было подобно смерти. Дедушка смастерил столько валенок, сколько ему приказали, а через несколько дней также был расстрелян у ямы лютовавшими немецкими солдатами на глазах бабушки Алёны, которая после увиденного лишилась рассудка. Бабушку Алену и маму Прасковью Гавриловну, стоявших в очереди, не успели лишить жизни, так как подошли наши разведчики-освободители. Наши женщины тут же побежали домой, запрягли корову, посадили в сани своих и других хуторских детей, столько, сколько могло их уместиться, и отправились в Морозовск, к родным. Одна из родственниц пошла пешком вслед за ними. Но только вышла она за хутор, к бугру, как увидела на дороге старенькую иконку Божией Матери, и решила возвратиться домой. Господь уберёг ее, она выжила. А обоз с детьми кое-как добрался до города Морозовска. Расположились у родственницы в горнице и тут же уснули. Только бабушка (мать моей мамы) не могла сомкнуть глаз. Ведь в соседней комнате находились балагурившие немцы с автоматами. Беда ходила рядом. К счастью, к утру фашистов в доме уже не было.
Наши спасли нас от расстрела
Несколько лет назад уроженка хутора Грузинова, ныне проживающая в городе Морозовске, Валентина Кирилловна Семикина, решила увековечить память о родных, среди которых немало мирных жителей, ставших жертвами фашизма, и солдат, сложивших головы на полях сражений в роковые сороковые. Разглядывая пожелтевшие от времени фотографии разных лет, однажды она невольно поймала себя на мысли, что хорошо бы каждую из них облагородить: какие-то увеличить, подобрать рамки для оригиналов либо их фотокопий и разместить в доме в виде родословного древа. Насчитав в роду по имеющимся снимкам шесть поколений, Валентина Кирилловна без труда распределила фотографии из семейного архива в хронологическом порядке — от 1907 года до наших дней. Солидная часть кропотливой работы ею уже выполнена. Удачно сделанных фотокопий (сегодня их 53) в рамках становится все больше и больше.
Всего же у Балахтиных-старших было четверо детей.
С трудом сдерживая слёзы, вспоминает Валентина Кирилловна о своем деревенском детстве, опаленном войной. Глядя на снимки с родными лицами, она будто читает по ним книгу прошлого. Отец Кирилл Прокофьевич Капчунов, возвратившись с гражданской войны, работал в колхозе заведующим фермы, а мать Ольга Арсентьевна (в девичестве Балахтина) не разгибая спины трудилась в полеводстве, о чем свидетельствует медаль «За доблестный труд».
В 1941 году, как и большинство мужчин хутора Грузинова, Кирилл Прокофьевич ушел на фронт. Всю войну прошел орденоносец Кирилл Прокофьевич. О тяготах фронтовой службы не переставали напоминать больные, застуженные в военную пору ноги. Неслучайно до конца дней отец носил валенки. Фронтовиками были и его родные братья, Егор, пропавший без вести, и Даниил. Пока муж воевал, жена изо всех сил старалась прокормить пятерых детей. Валентина была ей помощницей во всех делах и дома, и в поле, часто подменяя мать на работе в степи, особенно во время уборки. Не раз Ольга Арсентьевна говорила, обращаясь к Вале: «Доченька, мне тебя Бог послал».
Но одному лишь Богу известно, сколько на самом деле сил отнимал этот изматывающий физический труд у слабой на вид, но крепкой духом девочки-подростка.
Жуткую трагедию пережила семья Балахтиных в декабре 1942 года, во время оккупации. Жертвами массового расстрела стали безвинно погибшие 14-летняя сестра Ольги Арсентьевны Ульяна, 11-летний брат Владимир и 17-летний сын Василий. Их фотографии также хранятся сегодня в архиве Валентины Кирилловны.
Валентине Кирилловне не исполнилось ещё и 11 лет, когда фашисты начали облаву, внезапно ворвавшись в хутор Грузинов:
— Нас немцы выгнали из подвала и вместе с остальными конвоировали к яме, в которой уже лежали тела убитых хуторян. В тот момент, когда мама Ольга Арсентьевна Капчунова стояла с четырьмя детьми на краю ямы, внезапно появились здесь наши партизаны и остановили расстрел. Мы чудом остались живы. Нелегко жилось людям и в первые послевоенные годы.
Ученики, посещавшие школу в 1946-47 годах, по описанию Валентины Кирилловны, носили, что придется: шинели, фуфайки и даже немецкие кители и сапоги не по размеру, радуясь уже тому, что могли ходить на уроки. Это отчетливо видно на фотографии от 27 декабря 1946 года с изображением учеников пятого класса Грузиновской семилетней школы, в том числе и В.К. Семикиной. Непросто сложились судьбы родных братьев Ольги Арсентьевны — фронтовиков Ивана, Прокофия и Василия Балахтиных. По словам их племянницы Валентины Кирилловны, о старшем брате мамы, дяде Ване, родившемся в 1909 году, известно, что он проходил службу в действующей армии с июля 1941 по май 1942 года, был стрелком в составе 105-го кавалерийского полка. До самого окончания войны рядовой Балахтин находился в концлагере. В родной Морозовск после освобождения из плена он возвратился измождённым, подавленным, молчаливым человеком. Очень не любил Иван Арсентьевич, когда родственники задавали ему вопросы о прошлом.
Сохранилось в альбоме В.К. Семикиной и фото среднего брата мамы, дяди Проши, которого призвали на фронт сразу же в начале войны. По рассказам друга- односельчанина, с которым он воевал на Украине, Проша попал в окружение, находясь за рулем «полуторки», взорвавшейся от угодившего в нее вражеского снаряда. Родным до сих пор ничего не известно о П.А. Балахтине.
Лейтенант Василий Балахтин победу встретил в Германии, где продолжал служить и после войны. Об этом говорит присланная им из Германии открытка (14 августа 1946 года) с видом исторического замка, куда вместе с однополчанами дядя Вася любил ходить на экскурсии.
Понюхал пороху на войне первый муж Валентины Кирилловны, уроженец Волгоградской области, артиллерист Николай Васильевич Панкратов. Но с особым волнением вспоминает супруга о боевом пути второго мужа, участника Курской битвы Фёдора Григорьевича Семикина. В 1942-м, когда немецко-фашистские захватчики вторглись на территорию Морозовского района, четыре парня, в том числе и Фёдор Семикин, решили бежать из Морозовска на передовую. Им удалось добраться до города Калача-на-Дону Волгоградской области. К сожалению, во время переправы одного из ребят настигла вражеская пуля. Остальные же трое, среди них и 17-летний Фёдор Семикин, благополучно прибыли в Челябинскую область, откуда в декабре 1942 года и были призваны в ряды Красной Армии.
Летом 1943 года Фёдор Григорьевич участвовал в переломном сражении на Орловско-Курской дуге, где проявил беспримерный героизм, отвагу и мужество. О его заслугах перед Родиной, храбрости и стойкости говорят такие награды, как орден Отечественной войны первой степени, орден Красной звезды, медаль Жукова, медаль «За победу над Германией».
Однако недолго пришлось повоевать солдату, который постоянно рвался в бой. 15 сентября 1944 года командир минометного расчета 415-го стрелкового полка сержант Ф.Г. Семикин получил тяжёлое осколочное ранение стопы, и в тот же день в эвакогоспитале №4514 ему ампутировали правую ногу. По окончании лечения Федор Григорьевич возвратился домой в Морозовск. Инвалидом пришел с войны вскоре и его старший брат Василий. Ежегодно вдова участника войны В.К. Семикина посещает места гибели земляков, безвинно расстрелянных в дни Грузиновской трагедии, а также места захоронения родных и близких, отражавших нападение вражеских полчищ, не забывая низко поклониться их праху и оставляя свежие цветы.
Остаться в живых
Иван стоял в заднем ряду. До огромного сугроба, наметённого под амбаром, было рукой подать. Парень присел на корточки, и когда немцы отвлеклись, быстро забрался под амбар, загребая свои следы снегом. Благо, метель разыгралась нешуточная. Сердце бешено колотилось: вдруг найдут, расстреляют на месте!
Мысли путались в голове, тело мёрзло, душа болела. Как не попасть в руки немцев? Как поскорее успокоить маму — Анисию Павловну, которая наверняка льёт слёзы по старшему сыну? Она и без того не находила себе места, ведь мужа, Николая Кузьмича, забрали на фронт в самом начале войны, и ей одной пришлось поднимать пятерых детей. Ваня был единственной материнской опорой и надеждой.
Так он остался в живых и увидел пленных немцев и румын.
Рождество в Новом, 1943, году Иван Басенко встречал вместе с мамой, братьями и сёстрами. Весной получил трактор и с полной отдачей трудился на весеннем севе. А в мае пришла повестка из военкомата, и Советская Армия получила нового молодого бойца, готового драться с фашистами до последнего вздоха. Свой фронтовой путь артиллерист Иван Басенко начал в Саратове, за тем участвовал в боях за Украину, освобождал Ров но, Шепетовку и Львов. В боях за Польшу показал свои знания и получил должность оружейного мастера. На поле боя он одновременно обслуживал шесть артиллерийских орудий и успевал помогать соседней батарее. Уже после войны Иван Басенко рассказывал, что особенно помнит, как прикрывали переправу наших войск через Вислу.
Советская артиллерия не давала фашистским самолётам разбомбить мост, и немцы приняли решение открыть шлюзы. Это был настоящий кошмар: люди, лошади, орудия и боеприпасы в один миг оказались затопленными ледяной водой. Лишь немногим удалось тогда выбраться из потопа. Все, кто выжил, тяжело и долго болели... Ещё одно яркое воспоминание фронтовика, награждённого орденом Великой Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и множеством других — встреча с маршалом Коневым. Ивана Степановича все уважали за тёплое, поистине отеческое отношение к солдатам, и иначе как полководцем Победы не называли. Встречаясь с молодыми фронтовиками, маршал благодарил их за мужество и самоотверженность, за твёрдость духа и стремление к Победе. В марте сорок четвёртого снова пришлось прикрывать переправу. На этот раз через Одер, намного ближе к Берлину. Потом были уничтожение бреславской группировки, Великая Победа, два года службы на румынской границе и наконец долгожданная демобилизация.
На родину Иван Николаевич Басенко прибыл только весной сорок седьмого, вдохнул запах пробуждающейся от зимней спячки земли, обнял постаревшую мать, голодных, но главное — живых братьев и сестёр, прочитал похоронку на отца и понял, что больше никогда он не расстанется со своей семьёй и малой родиной! Здесь он построил дом для себя и жены — молодой учительницы начальных классов Клавдии Михайловны, с которой они прожили почти шестьдесят лет и воспитали двух дочерей Лидию и Татьяну. Они всегда приходят поклониться к памятнику своим землякам.
Чудом остался в живых
Петром Антипович Маркин чудом остался жив. Он рассказал, что по пути к месту расстрела его почему-то один из немецких солдат несколько раз внимательно рассматривал, может быть, мальчик ему кого-то напомнил и поэтому немец направил дуло автомата на кустарники и жестом показал мальчишке, чтобы он бежал. Пётр остался в живых. А вот его многие друзья, с которыми они вместе играли на хуторских улицах были жестоко расстреляны вместе со своими родственниками около трёх колодцев, куда сгоняли людей для расстрела. Но некоторых убивали прямо по дороге. И когда части советской армии вошли в освобождённые хутора, то им предстала страшная картина расстрела мирных граждан.
Самое удивительное в том, что спустя время, когда через их хутор, переживший страшную трагедию вели пленных немцев люди молча стояли и смотрели. Они с достоинством переживали своё горе.
В 1957 году в хуторе Грузинове поставили памятник «Жертвам немецкого фашизма», на котором были высечены следующие слова: "Люди добрые, помните: мы любили жизнь, Родину и вас, дорогие. Мы погибли от рук фашистского палача».
А там, где погибли воины-освободители, тоже установлены памятники.
Бригадный комиссар С.Шатилов. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. (По телеграфу):
«Правобережье Дона. Немного прошло времени с тех пор, как сюда ворвались фашистские орды, но пролиты уже реки крови мирных людей, сожжены и разрушены десятки городов и сел. Пламя пожарищ, не утихая, бушует в цветущих придонских степях. Свыше трех суток пылало, например, село Швырево, подожженное немцами без всякого повода. Когда догорал один дом, гитлеровцы немедленно зажигали другой, и так, дом за домом, спалили все село.
В селе Хвощеватка немцы устроили пьяную оргию. Всю ночь они выволакивали из домов молодых женщин и девушек и при свете пожарища насиловали их целыми бандами. Наутро, в завершение страшной ночи, они расстреляли первых попавшихся под руку 60 жителей села. Захватив другой населенный пункт, немцы прежде всего совершили чудовищную расправу над ранеными красноармейцами и местными гражданами, лежавшими в больнице. Изверги стаскивали беспомощных людей с коек, бросали в подвал, а затем, облив керосином, сожгли всех заживо. После того как наши войска выбили немцев из этого пункта, бойцы нашли в подвале свыше 500 обуглившихся трупов…
Граждане Иван Федорович и Прасковья Ильинична Власовы, бежавшие из одного оккупированного немцами города, рассказывают:
— День и ночь не прекращаются погромы. Пьяные немцы врываются в квартиры, грабят, насилуют и убивают людей ни за что. В первый же день после прихода немцев нас обобрали начисто. Немцы обшарили сундуки и унесли все до ниточки, даже белье нашей маленькой внучки…
Это типичная картина для всех сел и городов в бассейне Дона, временно оккупированных немцами. В одном городе гитлеровские офицеры, чтобы не утруждать себя грабежом по мелочам, отдали приказ: всему населению в течение ближайших двух дней покинуть город для эвакуации, взяв с собой все имеющиеся продукты, одежду и ценности. За невыполнение этою приказа расстреливали на месте. Когда же жители с вещами выходили за город, у них все отбирали и прикладами гнали обратно. В селе Каверине немцы грабили по-иному. Здесь населению было предложено покинуть село, причем брать что-либо с собой категорически запрещалось. Когда же село опустело, немцы один за другим очистили все дома, а то, что нельзя было увезти, мебель, например, уничтожали.
Венгры, румыны, итальянцы, пригнанные на Дон, не уступают гитлеровцам в жестокости и жадности. Солдат 3 взвода 5 роты 38 пехотного венгерского полка Иосиф Фабри, захваченный в плен, показал на допросе: «На моих глазах солдаты по приказу офицеров избили до полусмерти трех русских мужчин пожилого возраста, одетых в штатское платье. Затем их поволокли в поле и расстреляли. За этими мужчинами была лишь та вина, что они, как сказал офицер, непочтительно отнеслись к нему».
В селе Первое Сторожевое венгры убили для устрашения населения свыше тридцати женщин и детей. В селах Верхние Озерки, Протасово, Гремячье и других венгерские солдаты отняли у жителей весь хлеб, одежду и домашние вещи. Жителей деревень Тычина и Селявное венгры угнали неизвестно куда, а все вещи и имущество разграбили.
Гитлеровские бандиты задались целью истребить советский народ. У убитого немецкого солдата, некоего Ганса, найдено письмо, в котором его друг Дрейер так и пишет: «Главное, бей без пощады всех русских, чтобы этот свинский народ скорее весь кончился». Факты последних дней, имевшие место во временно захваченных немцами районах Дона, показывают, с какой дьявольской последовательностью осуществляют гитлеровцы свою людоедскую программу.
Несколько немцев, ворвавшись в село Васильевка, потребовали у колхозницы Татьяны Кулешовой молока. Кулешова не смогла этого сделать просто потому, что у нее не было коровы. Тогда немцы, посмеиваясь, подожгли хату Кулешовой, взяли женщину на руки и, раскачав, бросили в огонь. Колхозница сгорела заживо под гогот и улюлюкание гитлеровских мерзавцев. В селе Подгорное, ограбив население, немцы после диких издевательств расстреляли колхозника Конарова Захара Дмитриевича 45 лет, Данилина Михаила Пантелеевича 19 лет и Данилина Сергея Пантелеевича 16 лет. В селе Писаревка немецкие летчики варварски расстреляли женщин и детей, ехавших на 15 подводах. В колхозе «Первое мая» немецкий офицер, расположившись на ночлег в доме колхозника Ситника, пристрелил самого хозяина дома, его жену и ребенка. В другом населенном пункте Евдокия Казакова, мать троих детей, отказалась отдать вещам последний каравай хлеба. Вырвав хлеб из рук Казаковой, фашистские изверги до полусмерти избили беззащитную женщину, а потом у нее на глазах размозжили прикладами головы всем троим ребятам.
Безмерные страдания наших братьев и сестер, подпавших под фашистское иго, еще сильнее разожгли в сердцах защитников Дона священную ненависть к врагу. Теперь, больше чем когда-либо, каждый боец понимает, что любой наш шаг назад несет гибель и мучения новым сотням советских людей. Теперь, больше чем когда-либо, каждый боец всеми силами своей души стремится отомстить гитлеровцам за их злодейства. Скоро уже два месяца, не отдавая больше на растерзание врагу ни одного клочка земли в районе Воронежа, наши бойцы изо дня в день упорно и беспощадно перемалывают фашистские полки и дивизии. Но это только начало нашего расчета с фашистами за кровь и страдания замученных ими советских людей. Немецкие оккупанты должны быть уничтожены до последнего, фашистскому зверью не должно быть жизни на советской земле».
Информация