Назначение генерала Коробова многое говорит о приоритетах в деятельности ГРУ
Тот факт, что между смертью Игоря Сергуна и назначением на должность начальника ГРУ Игоря Коробова прошел почти месяц, говорит о том, что руководству страны пришлось определяться с приоритетами. Возможные сменщики Сергуна имеют свои сильные стороны. Выбор же в пользу генерала Коробова наглядно иллюстрирует ту роль, которую отводят ГРУ в области обеспечения национальной безопасности.Назначение начальника ГРУ (как, впрочем, и СВР) всегда событие знаковое. Но оно мало связано с сугубо политическими обстоятельствами и «борьбой кланов», которую принялись искать сразу же после скоропостижной смерти генерала Игоря Сергуна. Разведка – и военная, и «гражданская» – работа техническая, рутинная, приоритеты в ней никак не связаны с внутренней политикой или сменой правительств. Тут важны преемственность и профессионализм, что не отменяет, конечно, и необходимости периодических дозированных реформ.
Более всего в разведках опасаются именно «политических» решений – неожиданного назначения на руководящие должности людей, мало знакомых со спецификой работы. Опыт и история подсказывают, что подобные шаги в сложные исторические периоды приводили в лучшем случае к курьезам, а в худшем – к провалам. Классический пример – ситуация вокруг ГРУ в период перестройки и сразу после распада СССР. Оба достойных армейских генерала, возглавлявших ГРУ в «горбачевский период» (после отставки в 1987 году живой легенды Петра Ивашутина), к разведке не имели никакого отношения. Один из них запомнился «маскарадом»: он искренне считал, что офицеры Генерального штаба должны ходить на работу в форме и издал соответствующий приказ. В результате сотрудники центрального аппарата приезжали в старое здание ГРУ на Хорошевском шоссе в форме, а у себя в кабинетах уже переодевались в костюмы. Смешно? Пожалуй. Но надо понимать, что любой мог разместиться напротив проходной и переписывать звания входящих и род войск. В том числе и поэтому даже ангажированные слухи о приходе в ГРУ «варяга» (неважно, откуда – из ФСО или от «конкурентов») воспринимаются столь болезненно.
Сохранение преемственности в разведке – не корпоративная блажь и не стремление отгородиться от «чужаков». В конце концов, в ГРУ не берут «со студенческой скамьи», как в советское время в КГБ, там работают выходцы из самых разных родов войск, если говорить именно о разведке и центральном аппарате. Военно-дипломатическая академия хотя и профильное учебное заведение, но туда попадают уже с определенным общевойсковым опытом, так что ее можно считать чем-то вроде «второго образования».
Кстати, в военной разведке давно обеспокоены отсутствием специализированных учебных заведений, на которые можно было бы ориентировать талантливую молодежь. Речь идет о подготовке специалистов стратегической агентурной и агентурно-оперативной разведки, а не спецназа. В последние десять лет о ГРУ обычно говорят применительно к частям специального назначения, чему сильно способствовал расцвет сериального кино. Но спецназ – лишь малая часть работы ГРУ. Общевойсковую подготовку сотрудники проходят в Новосибирском высшем военном командном училище, но, опять же, это касается только спецназа и полевой разведки. А площадки для специальной подготовки молодежи как не было, так и нет. Расформирование Военного института иностранных языков в 1993 году еще более обострило ситуацию с кадрами и профессиональным обучением.
При всем при этом кандидатура начальника военной разведки демонстрирует тот вектор, в котором разведка будет развиваться, а также приоритеты текущего момента. Все начальники ГРУ с 1997 года по своей профессиональной специализации четко соответствовали тем задачам, которые считались тогда первостепенными или казались таковыми министру обороны. Но после скоропостижной смерти генерала Игоря Сергуна, учитывая принцип внутриведомственной преемственности, выбор кандидатур на должность начальника ГРУ оказался невелик. Выбирать главнокомандующему, министру обороны и начальнику Генерального штаба приходилось из числа четырех действующих заместителей начальника управления. Возможно, этим и был предопределен месячный временной лаг: Игорь Сергун скончался 3 января, а новый начальник ГРУ был назначен только 2 февраля. С другой стороны, в такой обстановке сделанный в итоге выбор оказался особенно показательным.
Например, в качестве одного из кандидатов рассматривался генерал Сергей Гизунов, лауреат премии правительства РФ в области науки и техники за 2009 год. До перехода в центральный аппарат ГРУ он руководил 85-м главным центром специальной службы, он же в\ч 26165 – комплекс зданий в начале Комсомольского проспекта в Москве. Его сотрудники автомата в глаза не видели, но смогут за три минуты расшифровать любой код и зашифровать его обратно, не отрываясь от написания докторской диссертации по квантовой физике. Гизунов – больше ученый, чем разведчик. Его научные работы посвящены темам, которые обычный человек не то что понять – выговорить не в состоянии. Например, «Псевдоматроиды, порожденные отображениями матроидов» или «Оптимальные линейные коды и критическая проблема для матроидов». Не спрашивайте, что это и почему у матроидов бывают псевдоматроиды, порожденные их самосознанием. Просто поверьте, что все это имеет непосредственное отношение к криптографии и построению так называемых жадных алгоритмов, используемых для дешифровки.
Дело даже не в том, что человек, сердцем лежащий к теоретической алгебре, стал бы планировать переброску войск, оперировать понятием «вежливые люди» или координировать деятельность нелегальной резидентуры за тридевять земель. Такое вполне возможно, если грамотно расставить профильных специалистов на позиции заместителей. Но научная деятельность, криптография и математическое планирование сейчас не главный приоритет ГРУ. При всем уважении к генералу Гизунову и его незаурядному уму, криптография и наука в разведке – лишь «служанки» для обеспечения оперативной деятельности.
Другой потенциальный кандидат – генерал Вячеслав Кондрашов, доктор исторических наук, автор фундаментального труда «Военные разведки во Второй мировой войне». В прошлом году он выступил соавтором доклада по европейскому ПРО США и НАТО (совместно в том числе c тогдашним начальником оперативного управления Генштаба генералом Андреем Третьяком) и выступил в Госдуме с докладом о ракетном потенциале стран Ближнего и Среднего Востока, в котором, в частности, давались подробные характеристики ракетного потенциала Ирана. Исходя именно из данных Кондрашова формировалась переговорная позиция РФ по отношению к размещению американских систем ПРО в Европе, поскольку эти данные демонстрировали неспособность Ирана даже теоретически угрожать каким-либо объектам в той зоне, в которой США намеревались размещать свою систему ПРО, ссылаясь на «иранскую угрозу». Есть некоторые основания полагать, что генерал Кондрашов руководил подготовкой аналогичных докладов, оценивающих ракетный потенциал Северной Кореи. Называлась эта бумага «Тактико-технические характеристики имеющихся на вооружении в странах Ближнего и Среднего Востока, в том числе Ирана, а также Северной Кореи, баллистических ракет и возможности по их совершенствованию», а прочитана была на научно-практической конференции в Военной академии Генерального штаба.
Ряд источников указывает на то, что именно генерал Кондрашов в конце 2013 года находился в Египте, когда после замораживания Обамой программ военного сотрудничества Каир впервые обратился к России за помощью в перевооружении армии. Тогда речь шла о поставках ракетных вооружений, чуть ли не «Тополей», что чрезмерно взбудоражило Израиль, который предпринял беспрецедентные меры, чтобы сорвать возможную сделку. Более реальным, однако, было бы предположение, что речь все-таки шла не о «Тополях», а об «Искандерах» в их экспортном исполнении (их дальность заметно меньше, чем у ракетных комплексов, поступающих в российскую армию). За этой историей, видимо, стояли Саудовская Аравия и ныне опальный принц Бандар, который намеревался вооружить как бы нейтральный Египет ракетами, способными поразить территорию Ирана. По данным арабских источников, именно доклад генерала Кондрашова мог изменить мнение президента Путина о ракетной сделке с Египтом. Но тут надо оговориться, что безоговорочно доверять арабским источникам любой степени проверенности было бы непрофессионально. В их исполнении любая история превращается в «Тысячу и одну ночь».
Иными словами, генерал Кондрашов – профессионал в области ракетных вооружений, оценки ракетных угроз и стратегического военного потенциала, обладающий при этом незаурядными литературными талантами (сочетание гуманитарных склонностей и технических знаний в стратегической разведке дорогого стоит). В современной ситуации это человек на своем месте, прекрасно соответствующий тому уровню задач, которые перед ним поставлены. Однако это всего лишь часть задач, которые стоят сейчас перед ГРУ, а переносить опыт профильного профессионала на всю перегруженную махину, которая, как ее ни сокращай, все равно в амбар не влезает, видимо, время еще не пришло.
Третий потенциальный кандидат на должность начальника ГРУ считался наиболее известным медийно, хотя и с оговорками. Генерал Игорь Лелин запомнился еще полковником, когда в 2000 году работал военным атташе российского посольства в Таллине. Официально аккредитованному дипломату не избежать публичности, а Лелин и его заместитель – военно-морской атташе Игорь Шитов – принимали участие в возложении венков к мемориалу советским воинам-освободителям, когда тот стоял еще на площади Тынисмяги, а не был перенесен на кладбище. После окончания загранкомандировки Игорь Лелин продолжил службу не в ГРУ, а в Управлении кадров Вооруженных сил РФ, курируя в том числе военные учебные заведения. И есть основания считать, что эстонская командировка могла быть прервана по не зависящим от Лелина обстоятельствам, а его дальнейшее участие в оперативной разведке было поставлено под сомнение в связи с «засвеченностью».
В теории это обстоятельство не мешало ему претендовать на должность начальника ГРУ. В конце концов, особо никто и не скрывал, какие именно дипломатические должности зарезервированы для сотрудников разведок (никто ж не удивляется некорректно большому количеству атташе по культуре в посольстве США в Москве). Но опыт работы в агентурно-оперативной разведке (а к ней можно отнести и деятельность резидентур во второстепенных в разведывательном плане странах типа Эстонии) страдает одним существенным изъяном. Как правило, у таких людей отсутствует опыт стратегического мышления и глобальной оценки информации. В особо критичных случаях вырабатывается своеобразная форма «привязанности» к региону, в котором долгое время работал сотрудник, в результате чего локальная информация начинает казаться чем-то сверхважным, теряется объективность в оценке, искажается общая картина, несмотря на то, что исторически в «малых резидентурах» все равно превалирует работа по «главному противнику», то есть США.
Никто не утверждает, что это в полной мере относится и к генералу Лелину. Но это известная профессиональная деформация, которых в разведке больше, чем в любой другой профессии, за исключением театра. Но именно умение оценить стратегическую информацию, структурировать общий поток и выбирать из него наиболее существенное определили нынешний выбор нового начальника ГРУ в пользу генерала Игоря Коробова. О его послужном списке известно меньше, чем об остальных, но большую часть своей карьеры он непосредственно был связан со стратегической разведкой и курировал это направление в должности первого заместителя начальника управления.
В современном ГРУ стратегическая разведка структурно разбита между территориальными управлениями и специальным Управлением стратегических доктрин и вооружений. Учитывая специфику ГРУ, при обработке стратегических данных больше внимания там уделяется именно военным аспектам, а не политике. Но в современном мире значительно выросла роль теоретических построений, в первую очередь, при стратегическом военном планировании. Армии теперь развиваются не линейно, просто увеличиваясь количественно и совершенствуя свое вооружение, а согласно теоретически выстроенным стратегиям. В результате неожиданное развитие могут получить такие виды вооружений, которым ранее не придавалось особого значения. Другой пример – возникновение военно-политического кризиса в ранее стабильном регионе. Для оценки такого рода угроз и требуется новый подход к сбору, а главное – к обработке и оценке оперативных данных, претендующих на «стратегичность». Отсутствием такого рода системы стратегического анализа страдал КГБ позднесоветского периода, и даже специально созданное там управление с генералом Леоновым ситуации не изменило, а только усугубило проблему, поскольку Леонов и компания чересчур увлеклись конспирологией.
Сейчас потребность в стратегической оценке информации велика как никогда в истории РФ. Выбор генерала Коробова на должность начальника ГРУ мог быть предопределен именно таким раскладом и сопутствующими расчетами в руководстве страны и армии. А это, в свою очередь, формирует новый вектор развития военной разведки, в том числе в плане внутренних реформ и подбора кадров. Никакой политики. Только прагматика.
Информация