Турция, армяне и курды: от младотурок до Эрдогана
Бывший министр туризма и культуры Турции Эртугрул Гюнай, опытный политик, занимавший кресло министра в кабинете Реджепа Эрдогана, когда тот еще был премьер-министром страны, в беседе с журналистами издания Zaman выступил с интригующим заявлением. «Я один из тех представителей бывшего правительства, которые в самом начале говорили, что нам не следует вмешиваться в сирийские дела. Я говорил, что мы должны держаться подальше от проблем в Сирии, что мы должны продолжать играть роль арбитра в регионе, — заявил Гюнай. — Полученный мною в то время ответ не внушал опасений. Предполагалось, что вопрос будет разрешен в течение 6 месяцев — такой ответ был дан на высказанные нами опасения и рекомендации. Прошло уже 4 года с тех пор, как я получил такой ответ. Я с грустью отмечаю, что вопрос не разрешится и за 6 лет. Боюсь, что негативные последствия будут ощущаться еще 16 лет, поскольку у нас на востоке — как уже говорят некоторые члены правительства, да и так это видно — возник второй Афганистан.Во внешней политике нельзя руководствоваться мнимым героизмом. Героизм, невежество и одержимость во внешней политике, хотите вы того или нет, порой дают результаты, сопоставимые разве что с изменой. Вами может руководить чрезмерный патриотизм, но если вы смотрите на внешнюю политику через призму фанатизма, не зная собственной географии и истории, и пытаетесь компенсировать все эти свои изъяны героизмом и храбростью, то ваш удар об стену будет таким, что последствия по их тяжести можно будет сравнить с изменой. Партия «Единение и прогресс» (İttihad ve terakki, политическая партия младотурок 1889−1918 гг. — ИА REGNUM) тому пример. Я не могу утверждать, что члены этой партии не были патриотами, но если бы они не были патриотами и хотели бы положить конец Османской империи, они бы сделали то же самое. Поэтому нам следует как можно скорее отдалиться от сирийской проблемы. Я не стану называть «неоиттихадизмом» то, что мы наблюдаем сегодня. Я считаю, что и неокемализм будет неким доброжелательством. То, что они делают, называется подражательством. Имитация чего-либо никогда не бывает похожа на оригинал и всегда смотрится смешно. Да, смешно. Но когда те, кто управляют государством, оказываются в смешном положении из-за того, что их имитация не удалась, они на этом не останавливаются и заставляют страну дорого платить за это. Государством нельзя управлять, идя на поводу у мнимого героизма, который питают ненасытные желания, честолюбие, гнев и особенно невежество. Те, кто стоит во главе государства, обязаны обладать некоторыми знаниями. По крайней мере они должны знать собственную историю. Не имея нужного образования, они, произнося большие, но дикие речи, способны нарушить международное равновесие, а необдуманные выпады во всем мире приводят к катастрофе. Мы оказались вовлечены в процесс, из-за которого народ остается без родины и дома. Политика иттихадистов привела к тому, что империя, и без того движущаяся к своему концу, пала слишком быстро и были потеряны многие территории. По сути, партия «Единение и прогресс» захватила власть в стране во время некоего кризиса, и ее руководство, хоть и не лишенное идеалистических взглядов и патриотизма, тем не менее не имело опыта. Гнев и честолюбие преобладали у них над способностями, опытом и знаниями. Османская империя, находящаяся тогда в их руках, уменьшилась территориально настолько, насколько мы даже не могли предположить. Это тот самый урок, который мы должны извлечь из истории. Этому уроку уже 100 лет».
Гюнай сравнил ныне правящую Партию справедливости и развития (ПСР) с политической партией младотурок, которые с 1876 года пытались провести в Османской империи либеральные реформы и создать конституционное государственное устройство. В 1908 году млатодуркам удалось свергнуть султана Абдул-Хамида II и провести половинчатые прозападные реформы, однако после поражения Турции в Первой мировой войне они потеряли власть. Османская империя была развалена. Гюнай также предполагает возможность появления в современной Турции перехода от «неоиттихадизма», имя в виду «эрдоганизм», к «неокемализму», который также может сопровождаться либо развалом, либо потерей части территорий уже современной Турции. Экс-министр использует метод исторических параллелей, который не приветствуется наукой, поскольку в историческом процессе нет полной повторяемости событий и явлений. Но принцип сходства политической обстановки и расстановки общественных сил, обобщения прежнего исторического опыта в его сопоставлении с сегодняшним помогает выявить или хотя бы обозначить так называемые «вертикальные» и «горизонтальные» стволы в турецкой истории.
Предпринимаемая нами попытка выявить обозначенные Гюнаем исторические параллели не претендует на исследование классического типа, мы нацелены только на придание затронутой проблеме некоторый размах, который бы давал пищу для актуальных размышлений. Во всяком случае Гюнай дает понять, что судьба партии «Единение и прогресс» оказывается тесно связанной не только с развалом Османской империи, и что «иттихадистские линии» четко просматриваются в деятельности современных политических партий Турции, в частности, правящей ПСР. Так в чем же они?
Начнем с первой нелегальной младотурецкой партии «Единение и прогресс», которая была создана в Женеве в 1891 году. К тому времени Османская империя переживала глубокий экономический и политический кризис. Усилия ранних турецких реформаторов, «новых османов», вывести страну из кризиса не увенчались успехом. Задача была не из легких. Лучшие умы империи прогнозировали летальный исход. «В устах крупных османских сановников, — пишет современный турецкий историк Й. Тезель, — тогда все чаще звучал вопрос: «Что с нами произошло?». Этот же вопрос содержался и в многочисленных докладных записках представителей османских провинциальных властей, отправляемых ими на имя падишаха.
Турецкое государство представляло собой конгломерат наций и народов, в котором роль турок была не столь значительной. В силу разных причин, одной из которых и представляет особенность империи, турки не желали, да и не могли поглотить различные национальности. Империя не имела внутреннего единства, отдельные части ее, как свидетельствуют многочисленные записки путешественников, дипломатов и разведчиков, заметно отличались друг от друга по этническому составу, языку и религии, по уровню социального, экономического и культурного развития, по степени зависимости от центральной власти. Только в Малой Азии и в части Румелии (Европейская Турция), прилегающей к Стамбулу, они проживали большими компактными массами. В остальных провинциях они были рассеяны среди коренного населения, которое им так и не удалось ассимилировать.
Отметим еще один важный момент. Завоеватели называли себя не турками, а османами. Если вы откроете соответствующую страницу издававшейся в конце XIX — начале XX веков энциклопедии Брокгауза и Ефрона, то можете прочитать следующее: «Османы (имя турок считается насмешливым или бранным) были первоначально народом урало-алтайского племени, но вследствие массового прилива из других племен совершенно утратили свой этнографический характер. В особенности в Европе нынешние турки являются по большей части потомками греческих, болгарских, сербских и албанских ренегатов или произошли от браков турок с женщинами из этих племен или с уроженками Кавказа». Но проблема была еще и в том, что Османская империя, захватив огромные куски территорий, на которых проживали народы с более древней историей и традициями, больше дрейфовала в сторону лучше развитых окраин. Города Балканского полуострова, Ирака, Сирии, Ливана, Египта были не только центрами провинциальной власти, духовного образования и культа, но и центрами ремесел и торговли, в чем превосходили даже Константинополь. К началу XIX века не менее половины жителей городов с населением до 100 тыс. человек — Каира, Дамаска, Багдада и Туниса — составляли ремесленники. Их товары отличались высоким качеством, пользовались спросом на рынках Ближнего Востока и за его пределами. В таком режиме страна существовала долгое время.
Поэтому иттихадисты были на перепутье. Часть из них преследовала цель сохранить территориальное и национальное единство перед угрозой развала империи, о чем тогда в европейских политических салонах не рассуждал разве что ленивый. Другая часть была намерена работать в новом направлении. Но каком? Существовало два варианта. Первый: полагаться на импульсы из Европы и активизировать политику «вестернизации», отдаляясь от имевших заметные исторические, культурные корни арабов и Персии, встраиваясь при этом в «христианскую Европу». Тем более что империя уже имела за плечами какой-никакой исторический опыт танзимата — принятое в литературе название модернизационных реформ в Османской империи с 1839 до 1876 года, когда была принята первая османская конституция. В отличие от прежних реформ, главное место в Танзимате занимали не военные, а социально-экономические преобразования, призванные укрепить центральную власть, предотвратить развитие национально-освободительного движения на Балканах и ослабить зависимость Порты от европейских держав путем приспособления существующего строя к нормам западноевропейской жизни.
Но западный вектор развития империи, как пишут современные турецкие исследователи, в исторической перспективе вел к кризису прежде всего османской исламской идентичности, и последствия адаптационных возможностей Османской империи неизбежно завершались формированием на ее европейских территориях новых национальных государств, трансформацией империи в «новую Византию». Как пишет современный турецкий исследователь Тюркер Ташансу, «в историческом развитии Западной Европы модернизация проходила параллельно процессу складывания национальных государств», а «влияние Запада на турецкое общество достигло такого уровня, что даже в интеллектуальных кругах историческое развитие Европы стало восприниматься как единственная модель». В этих условиях направленность курса реформ для иттихадистов приобретала принципиальное значение. Они серьезно изучали опыт появления в 1776 году Соединенных Штатов Америки при объединении тринадцати британских колоний, объявивших о своей независимости, говорили о возможностях образования «Ближневосточной Швейцарии».
Что касается второго варианта, то он предполагал более сложный, более архаический и драматический набор действий, связанных с отходом от идеологии османизма к опыту тюркизации, но у них провисала проблема панисламизма. Напомним, что тюркизация Анатолии началась еще во второй половине ХI века, но этот процесс не завершился вплоть до падения Османской империи, даже несмотря на элементы гражданской войны и насильственные методы — депортации, массовую резню и т.д. Поэтому иттихадисты были разделены на западное и так называемое восточное крылья, которые были едины в стратегии, — сохранение империи в любой форме — но различались в тактике. Это обстоятельство на разных этапах оказывало заметное воздействие на политику иттихадистов в решении этноконфессиональных проблем. Одно дело рваться в Европу на крыльях идеологии европоцентризма, другое — копаться в проблемах «тюрк кимлиги» (турецкой идентичности). Таковы были главные векторы геополитических перспектив иттихадистов, которые и предопределили дальнейший ход развития событий, а не то, как утверждают некоторые российские, да и турецкие исследователи, что все предопределялось обстоятельством захвата руководства партии «Иттихад ве тераки» «отуреченными евреями» (девширме), которые изначально поставили своей целью сокрушить османский халифат и добились своего. Все значительно сложнее.
В 1900 году представитель западного крыла иттихадистов Али Фахри опубликовал небольшую книжку-призыв сплотиться вокруг партии, в которой он выстроил приоритетный ряд решения этноконфессиональных проблем: македонская, армянская и албанская. Но сначала нужно было уничтожить главного врага — режим султана Абдул-Хамида, для чего требовалось объединение усилий прежде всего внутренних национальных политических партий, также заявляющих о своих национальных интересах. Кстати, армянская партия «Дашнакцутюн» не только участвовала в некоторых зарубежных мероприятиях иттихадистов, но и одно время финансировала их деятельность. В июле 1908 года иттихадисты во главе с Ниязи-беем подняли вооруженное восстание, вошедшее в историю как «Младотурецкая революция 1908 года».
«Национально-религиозная пестрота турецкого населения создает могущественные центробежные тенденции. Старый режим думал преодолеть их механической тяжестью армии, набираемой из одних мусульман, — писал в то время Лев Троцкий. — Но на деле он привел к распадению государства. В одно лишь царствование Абдул-Гамида Турция потеряла: Болгарию, Восточную Румелию, Боснию и Герцеговину, Египет, Тунис, Добруджу. Малая Азия фатально подпадала под экономическую и политическую диктатуру Германии. Накануне революции Австрия собралась строить дорогу через Новобазарский санджак, пролагая себе стратегический путь к Македонии. С другой стороны, Англия — в противовес Австрии — прямо выдвинула проект македонской автономии… Расчленению Турции не предвидится конца. Не национальное разнообразие, а государственная расщепленность тяготеет над ним, как проклятие. Только единое государство по образцу Швейцарии или Северо-Американской республики может внести внутреннее умиротворение. Младотурки, однако, решительно отвергают этот путь. Борьба с могущественными центробежными тенденциями делает младотурок сторонниками «сильной центральной власти» и толкает их к соглашению с султаном quand meme. Это значит, что как только в рамках парламентаризма развернется клубок национальных противоречий, правое (восточное крыло) младотурок станет открыто на сторону контрреволюции». И, добавим от себя, подомнет западное крыло.
Не видеть этого тогда мог только слепой, какими не были партия «Дашнакцутюн» и некоторые другие армянские политические партии. Не вдаваясь сейчас в детали этой проблемы отметим следующие факты. С 17 августа по 17 сентября 1911 года в Константинополе проходил Шестой съезд партии «Дашнакцутюн», который объявил «политику тайного и открытого террора против Российской империи». На том же съезде было решено «расширить признанную конституцией автономию армянского народа до границ России». В 1911 году в Салониках «Иттихад» заключил с партией «Дашнакцутюн» специальное соглашение: дашнаки в обмен на политическую лояльность получали «в своих районах через свои органы контроль над местными административными учреждениями».
В отчете царской военной разведки указывалось и на то, что «дашнаки вместе с иттихадистами ожидают в следующем 1912 году политический переворот в России, и если он не состоится, то кавказская организация дашнакцаканов должна будет действовать согласно указаниям Бакинского, Тифлисского и Эриванского ЦК, которые стоят за недопущение вмешательства Русского правительства в деле армянского вопроса». Интрига была в том, что лидеры армянских политических движений одновременно заседали в двух парламентах — русской Государственной Думе и в турецком меджлисе. В России дашнаки вступили в специфические отношения с русскими кадетами и октябристами, наместником царя на Кавказе Воронцовым-Дашковым. В Османской империи тесно сотрудничали с иттихидистами, рассчитывая в будущем разыграть карты сразу двух империй — Российской и Османской.
Мы согласны с утверждениями известного азербайджанского историка, доктора исторических наук Джамиля Гасанлы, что в «противостоянии двух империй определенные армянские силы рассматривали возможность создания «Великой Армении». Однако первые ее геополитические контуры заложили не русские политики или генералы, а иттихадисты, которые обещали дашнакам осуществить при благоприятных обстоятельствах программу, согласно которой вилайеты Западной Армении — Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Харпут и Сивас — будут объединены в одну административную единицу — Армянскую область, «управляемую генерал-губернатором-христианином, назначаемым на этот пост турецким правительством при согласии европейских государств». Это были контуры геополитического проекта теряющего силу западного крыла иттихадистов, которые, кстати, вступили по линии военной разведки в контакт с Санкт-Петербургом.
Однако, как пишет в «Воспоминаниях» Павел Милюков, «турецкие армяне жили далеко от глаз Европы, и их положение было сравнительно малоизвестно», хотя «в течение сорока лет турки и в особенности курды, среди которых они жили, систематически громили их, как бы проводя принцип, что решение армянского вопроса состоит в поголовном истреблении армян». Действительно, почти по всей Османской империи участились нападения на армян, которые демонстративно приветствовали иттихадистов, разрешивших им носить оружие, обещавших конституционные и другие свободы. Милюков при этом сообщает, что после того, как «английские филантропы и консулы тщательно подводили цифровые итоги армянских погромов», он был свидетелем в Константинополе разработки секретарями русского посольства проекта объединения шести вилайетов, населенных армянами (Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Харпут и Сивас), в одну автономную провинцию». В тот момент «Дашнакцутюн» заявила о выходе из союза с «Иттихад».
Так, по выражению одного французского публициста, политическая эволюции партии «Иттихад ве теракки» определилась в том, что, «выступив как тайная организация, совершив военный заговор в 1908 году, она накануне войны 1914 года превратилась в некий надгосударственный орган, «триумвират Энвер-Талаат-Джемаль», который диктовал решения и парламенту, и султану, и министрам», не будучи при этом частью государства. «Драма еще впереди, — пророчески напишет Троцкий. — Европейская демократия всем весом своего сочувствия и содействия стоит на стороне новой Турции — той, которой еще нет, которой еще лишь предстоит родиться».
До Первой мировой войны Османская империя все еще оставалась одной из крупнейших держав эпохи с территорией примерно 1,7 млн кв км, включая такие современные государства, как Турция, Палестина, Израиль, Сирия, Ирак, Иордания, Ливан и часть территории Аравийского полуострова. С 1908 по 1918 годы в Турции сменилось 14 правительств, три раза в условиях острой внутриполитической борьбы были проведены парламентские выборы. Старая официальная политическая доктрина — панисламизм — была сменена пантюркизмом. Между тем, как ни парадоксально, в военном смысле Турция демонстрировала удивительную эффективность — войну ей пришлось вести сразу на 9 фронтов, на многих из которых удалось достичь впечатляющих успехов. Но финал этого периода известен: полное банкротство младотурецкого режима и крушение многовековой Османской империи, некогда изумлявшей мир своим могуществом.
Информация