Пред ним опускаюсь я на колени
Кадровый военный, прошедший самые тяжелейшие испытания в первые годы войны, он попал в плен тяжелораненым, узнал от немцев, что получил генеральское звание, смог выжить в трёх концентрационных лагерях, пройти фильтрационный лагерь, восстановиться в звании и получить заслуженную награду — орден Ленина. Более 27 лет своей жизни он отдал армии, службе Отечеству. Он завещал похоронить себя вместе со своими павшими бойцами в посёлке Привольный Волгоградской области. Его звали Сорокин Владимир Евсеевич. Пред ним опускаюсь я на колени.
Формирование 126-й стрелковой дивизии началось в сентябре 1941 года. Приказ командующего Дальневосточным фронтом гласил: «Сформировать 126-ю стрелковую дивизию. Командиром назначить полковника Владимира Евсеевича Сорокина».
Сорокин. Каков он? Родился в 1901 году в семье сибирского крестьянина. К труду приобщился рано. После сельской школы двенадцатилетним парнишкой пришел на фабрику, где проработал ткачом семь лет до самого призыва. Что такое война, тоже узнал рано. В 1921 году, в гражданскую войну, курсант Сорокин участвовал в подавлении Ишимского восстания в Сибири.
Окончил пехотную школу, позже — знаменитую академию имени Фрунзе. В августе 1938 года в районе озера Хасан полк под командованием подполковника Сорокина успешно громил японских самураев. В сентябре 1941 года он — командир дивизии. Ему, сорокалетнему полковнику, вверили свою судьбу более двенадцати тысяч бойцов.
Изучая теорию и участвуя в сражениях, пройдя путь от рядового до комдива, Владимир Евсеевич Сорокин накопил богатый военный опыт. Район для дислокации дивизии отвели южнее города Ворошилова, безлесный и без дорог. Местность слишком пересечённая, основной транспорт (гужевой) использовать невозможно. Лес для строительства землянок и блиндажей бойцы таскали на себе за четыре—шесть километров. Шли частые осенние дожди, выпал снег, ударили сильные морозы, столбик термометра показывал минус 40 С. Землянки и блиндажи построили лишь к декабрю, а до этого размещались в палатках. Подразделения дивизии укомплектовывались в основном коренными жителями Приморского края и Дальнего Востока — крепкими, выносливыми охотниками, рыбаками, лесорубами. Поступали команды и из кадровых дальневосточных дивизий, участвовавших в боях у озера Хасан, у реки Халхин-Гол. Часть личного состава прибыла с Алтая, из республик Средней Азии и Закавказья.
Даже политзанятия проводились в поле, на стрельбище.
Так, 20 ноября 1941 года, через 80 дней, вновь сформированная дивизия получила свой прежний номер — 126-й.
На армейских учениях особо отличился личный состав стрелкового полка Иванова. Артиллерийский полк майора Алгазина заслуженно снискал себе славу отличного. На состязаниях батареи показывали образцы ведения меткого огня прямой наводкой. Командир батареи лейтенант Ушаков получил именные часы, а лейтенанту Панфилову было присвоено очередное звание досрочно.
Кадровая дивизия, возглавляемая полковником Сорокиным, насчитывала 12,5 тысячи человек. В её состав входили три стрелковых полка, один — артиллерийский. Спецподразделения составляли разведчики, сапёры, связисты, шоферы, зенитчики. На вооружении состояло 12 тысяч винтовок и автоматов, 74 пушки, 12 танков, зенитные пулеметы.
Приказ об отправке на фронт всеми был встречен с большим воодушевлением. Поступило тревожное сообщение: под Сталинградом обстановка резко обострилась. Эшелоны с удвоенной скоростью погнали на Волгу. Одна часть дивизии, двигавшаяся по железной дороге, 31 июля разгрузилась на станции Карновская и оттуда следовала в пункт сосредоточения. Другая часть прибыла на станцию Владимировка.
Дальнейший путь до Сталинграда дивизия проделывала на баржах по Волге. На одну из барж погрузились стрелковый батальон и дивизион артиллеристов.
Вдруг налетели вражеские самолеты. Они снизились и на бреющем полете из пулеметов поливали свинцом тонущих людей. Дивизия тогда недосчиталась 120 человек. Эта была первая потеря.
Командный пункт командира дивизии располагался в трёх километрах от станции Абганерово, в глубокой балке у совхоза имени Юркина. Никто тогда и не предполагал, что эти затерянные в голой степи серые глиняные домики с соломенными крышами, тревожно вжавшиеся в землю, станут свидетелями жестокого сражения.
Шёл август 1942 года. По приказу командующего 64-й армией генерала Шумилова 126-я дивизия, усиленная двумя бригадами, заняла оборонную полосу протяженностью примерно 24 километров на участке Капкинский — Абганерово. Это на южном крыле Сталинградского фронта.
К концу дня немцы возобновили атаки, им удалось прорвать оборону дивизии, занять станцию Абганерово, разъезд 74-й километр и приблизиться к Сталинграду на расстоянии 40 километров (один час танкового хода).
Командарм Шумилов приказал комдиву Сорокину в ночь на 7 августа провести контратаку и восстановить положение. Перед рассветом полки 126-й дивизии перешли в контрнаступление и очистили от фашистов станцию Абганерово. Абганеровские позиции превратились для немецких полчищ в неприступные бастионы. Только за три дня войска 126-й дивизии отбили не менее пятнадцати атак.
19 августа батальон Букина вновь отрезали. Командир полка Иванов и комиссар Семеренко личным примером поднимали моральный дух воинов, возглавляя атаку. Кольцо разорвали, и путь для соединения с основными силами был открыт.
Но внезапно автоматная очередь из-за укрытия сразила майора Иванова и комиссара Семеренко. Погиб и отважный командир артполка майор М.А. Алгазин. Обстановка была критическая.
Разведка тем временем установила: после очередной неудачной попытки прорваться к Сталинграду генерал Гот сосредоточил на фронте обороны 126-й дивизии основные силы — пять дивизий. Военный совет решил: войска 64-й армии срочно с наступлением темноты отвести на следующий заранее подготовленный оборонительный рубеж. Для прикрытия отхода армии требуется часть, способная стойко и мужественно драться до конца. Выбор пал на 126-ю дивизию. Это было 28 августа 1942 года.
В этот же день командующий Дальневосточным фронтом генерал И.Р. Апанасенко своей телеграммой поблагодарил личный состав дивизии за стойкую и мужественную оборону Сталинграда.
Дивизия была на пороге ещё более суровых испытаний.
29 августа 1942 года. День звёздный, день «чёрный» в истории дивизии. Сформированная Сорокиным дивизия за 25 дней тяжелых августовских боев потеряла убитыми, ранеными более пяти тысяч воинов. И вот в клубах пыли показались лавины танков. За ними, как на параде, в полный рост двигались немецкие солдаты. Два мощных танковых клина наседали на позиции дивизии. Сорокин уже видел, как зловеще подползают чёрные чудовища с паучьими крестами, слышал надсадный рев моторов, скрежет гусениц и, перекрывая грохот, кричал в телефонную трубку командующему артиллерией:
— Аникеев, три батареи по танкам, одна — по глубине боевого по рядка. Отсекай от танков пехоту!
Ударили наши орудия. Вокруг танков все вздыбилось, закипело. Некоторые машины уже горели, но другие все лезли и лезли, нахраписто, невзирая на потери. За ними шли немецкие автоматчики.
В стереотрубу Сорокин отчётливо видел небывалое по масштабу наступление. Доложил об этом командарму.
— Час продержитесь — хорошо, два — лучше, а три — вам при жизни поставим памятник, — ответил командарм.
Отбив первый натиск, дивизия готовилась принять новый удар. Вскоре над её позициями опять появились пикировщики. К очередному броску изготовились свыше 200 танков.
Казалось, всё живое будет сметено железным ураганом. Но стоило только танкам и пехоте врага приблизиться к нашей обороне, на них обрушивался ливень стали и свинца. Ослабленная дивизия, растянувшаяся тоненькой цепочкой на фронте около 12 километров, жила. Дивизия сражалась уже не час и не два.
Примерно часа через три после первой атаки последовала вторая, ещё более мощная. Боевой дух воинов-дальневосточников не был сломлен, но силы дивизии уже были на исходе. Сорокин доложил командарму о потерях. Убиты командир полка Наумов, несколько комбатов. Смертью храбрых пали многие ротные командиры. Обстановка критическая. Нужна поддержка огнем, авиацией, иначе дивизия не выдержит очередного удара. Противник вводил в бой новые и новые силы. 126-я дивизия истекала кровью, но всё-таки держалась.
С болью в сердце Сорокин следил, как редеют ряды защитников. Солдаты сражались до последнего вздоха.
Погибли начальник штаба майор Анопко, командующий артиллерией подполковник Аникеев, начальник оперативного отделения майор Бакулев и ещё многие другие.
А в это время в штабе 4-й танковой армии у стола с картой собрались представители всех немецких родов войск. Герман Гот (генерал-полковник Вермахта во время Второй мировой войны) был не в духе, но внешне спокоен. Он коротким, властным жестом по очереди поднимал командующих и отчитывал.
— Все мы, — говорил он, — ротозеи и олухи. Русские утерли нам нос. Как донесла авиаразведка, с наступлением ночи 64-я армия благополучно отошла на среднюю линию обороны и зацепилась за нее. И такое — под нашим носом! Без потерь! Этим самым противник уплотнил свою оборону. Стыд и позор! И это ещё не все. Хитрые русские и тут нас обвели вокруг пальца. Отходя, оставили только небольшое количество пушек, и они, перемещаясь из конца в конец, создали иллюзию множества. А немецкие доблестные артиллерийские снайперы всю ночь напролет усердно ковыряли пустую степь и беспокоили спящих сусликов. Столько боеприпасов — коту под хвост. В то время как Паулюс уже прорвался к Волге, мы постыдно топчемся и топчемся на месте.
— Отто Гофман, — поднял Гот пехотного генерала. — Сколько можно возиться?
— Против меня, господин командующий, целый корпус.
— Не корпус, а всего лишь дивизия Сорокина, да и та дохлая! — Тут обычно уравновешенный Гот, насупив густые брови, всё-таки взорвался: — Парализовать мозг обороны! Срочно обнаружить штаб этого большевистского фанатика! Суворов, русский полководец, наставлял: «Воюют не числом, а умением», а мы большевиков — числом, числом. У нас на каждого из них по два танка. Бросить на штаб Сорокина авиацию! Бросить 10, 20, 30 танков. Смести! Стереть!
Судьба оставшихся в живых советских военнослужащих дивизии была предрешена. Запыхавшийся комдив примчался с запасного КП на основной:
— Алёша, документы!
Ординарец вытряхнул содержимое чемодана, поджёг. Сорокин с зажигательной бутылкой и противотанковой гранатой выскочил из блиндажа, стреляя на ходу. Приближались два танка. Под танк полетела граната. Танк закружился, следом полетела бутылка, и танк запылал. Сорокин кинулся в блиндаж за гранатами. И тут…
И тут произошло самое ужасное: перед входом сверкнуло пламя. Горячая взрывная волна отбросила тяжелораненого комдива, который потерял сознание. В развороченном взрывном блиндаже штаба из лежащих на полу радионаушников прямым текстом звучал голос командарма: «Шестой, шестой, я — первый. Вы задачу выполнили. Приказываю в ночь на 30-е отойти на рубеж — река Червленая».
Даже после уничтожения штаба раздробленная на мелкие группы дивизия продолжала упорно сопротивляться.
Но об этом её командир, к сожалению, не узнал. Он очнулся от вылитой на лицо воды. Затылок задеревенел, в ушах ещё стоял шум боя. Превозмогая острую боль в руке, сел. Рядом с ним находились два немецких офицера, генерал и подполковник.
Генерал, к удивлению, спросил, по-русски:
— Генерал Сорокин?!
— Полковник Сорокин, — ответил он.
— Не полковник, а генерал, — безапелляционно заявил немец.
— Мне ничего не известно, — ответил Сорокин.
— Плохо работает ваша связь. Ночью радио сообщило: вам присвоено очередное звание.
Но генеральские погоны Сорокину носить было не суждено, а вот испытать все ужасы концлагерей пришлось.
На ухоженном братском кладбище в посёлке Привольном на гранитной плите золотом выбито: «Почетный гражданин села Абганерово Сорокин Владимир Евсеевич (02.08.1901 — 20.07.1985)».
Главная улица посёлка носит имя геройского комдива. Старожилы станции Абганерово уже привыкли к тому, что каждый год 29 августа из вагона поезда, следующего на Ростов, выходит высокий сухощавый седой человек. Иногда один, иногда с фронтовыми друзьями. В первый раз увидели его 29 августа 1945 года, через два года после разгрома немцев под Сталинградом. Узнали подробности. Николай Ушаков воевал здесь. Командовал лейтенант батареей. Далее принимал участие в освобождении Пролетарска Ростовской области, станицы Аксайской, воевал на Миус-фронте и дошел до Кенигсберга.
Однажды Николай Ушаков вышел в неподобающем виде: костюм был грязным, оборваны пуговицы, лицо — в кровоподтёках. Уж тогда сердобольные женщины не вытерпели, бросились на помощь, и тогда выяснилось, что в этот приезд на него напали в электричке и пытались сорвать орденскую планку — шёл ведь 1991 год, и тогда было много охотников до чужих наград. Но фронтовик смог дать достойный отпор очумелому поколению, как фашистам в далёком 1942 году, 28 августа.
Информация