В те дни, когда мы все так низко пали
Эта строчка в заголовке статьи, являющаяся началом стихотворения молодого поэта, корнета С.С. Бехтеева, написанного им в 1917 году, точно дает определение происшедшего в этом году важнейшего события, коренным образом изменившего Россию.
27 февраля 1917 года, после того, как вышел Манифест о роспуске Государственной Думы, частью депутатов оппозиционных взглядов был образован Временный комитет. В своем воззвании он заявил о взятии «в свои руки восстановление государственного и общественного порядка» и выразил уверенность в том, что армия поможет ему в трудной задаче создания нового правительства.
Надежда председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, подписавшего это воззвание, на помощь армии оправдалась. Некоторые, наиболее близкие к Верховному Главнокомандующему по своему служебному положению военачальники – военная элита армии, преступив через военную присягу, поддержали Временный Комитет.
Офицерское звание приказано уничтожить
Возможно, что они тогда еще не представляли всего масштаба катастрофы, которая постигнет, прежде всего, по их вине, весь офицерский корпус Российской Императорской Армии. Даже некоторые члены Династии поспешили отдать честь Временному Комитету. 1марта 1917 года Великий Князь Кирилл Владимирович с подчиненным ему Гвардейским Флотским экипажем докладывает Родзянко о готовности быть в его распоряжении, который в своих воспоминаниях писал об этом факте, как о нарушении присяги.
Не проявил верности Государю и начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев. Свидетельством является его письменный запрос с постановкой вопроса об отречении Государя от Престола и недопустимости иного решения, направленный утром 2 марта главнокомандующим фронтов, которые не выразили своей готовности действовать в соответствии с присягой «верно и нелицемерно служить» Государю Императору.
В тексте документа есть проникновенные слова, подчеркивающие трагизм создавшегося положения: «Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии». На деле они стали красивой оберткой преступного деяния и оказались не выполненными.
Путь, выбранный генералами для достижения цели спасения армии, отказав в верности своему Государю и Верховному Главнокомандующему, стал дорогой к концу всей армии. Приближать его начали с изданием Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов приказа №1, который подорвал основополагающий принцип воинской дисциплины – единоначалие. Адресованный войскам Петроградского гарнизона, он стал достоянием всей армии и вызвал небывалое прежде разложение войск.
Потеряв Верховного Вождя, армия получила от Временного Правительства новое, издевательски дискредитирующее название – Революционная армия свободной России, которая быстро потеряла смысл продолжения войны, и никакие временные правители не могли спасти ее от развала. Какое название кораблю дашь, так он и поплывет, говорят в народе, поэтому и погрузилась армия в волны революции без начала и без конца, растеряв все свои духовные силы для победы над внешним врагом. На фронте началось братание с ним и массовое дезертирство.
Особенно тяжело развал армии отразился на офицерах, представителей той социальной группы государства, которая всегда на протяжении своего существования была верным и надежным защитником России. Чистка кадров, задержания, аресты, самосуды и убийства офицеров стали распространенным явлением в армии. Только на Балтийском флоте к середине марта 1917 года было убито более 100 человек.
Офицеры пытались как-то спасти армию и себя, создавая общественные организации, как альтернативу солдатским комитетам, романтично поддерживая политические лозунги свободы, равенства, братства и выражая при этом доверие Временному Правительству, но оно действовало с оглядкой на политические пристрастия Советов, а солдаты не проявили готовности быть в единстве с бывшими господами. Это показал провал идеи создать общественную организацию, призванную восстановить разрушенное единство офицеров и солдат – «Общевоинский союз».
Демократизация армии, вкупе с отсутствием успеха на фронте, уверенно вела ее к развалу, а офицерский корпус к гибели. Приказом временного военного и морского министра А.И. Гучкова по флоту и морскому ведомству №150 от 21апреля 1917 года флотские офицеры были лишены погон, которые заменили нарукавными знаками различия. Затем уже СНК РСФСР в своем декрете от 16 декабря этого года грозно заявил всем, что офицерские звания, а вместе с ними и офицерские организации уничтожаются.
В идейном плену
Все происшедшее свидетельствовало о глубоком духовно-нравственном кризисе в среде офицеров. Давая присягу, они говорили «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом», что придавало ей значение не простого обязательства человеку, а носившую сакральный характер, также как и сама царская власть. Идея монархии в принципе должна была быть ближе офицеру, чем республика, потому что строгая субординация и единоначалие в армии, наиболее консервативном институте государства, делали его самого носителем единовластия. Однако оказалось так, что, по словам И.А. Ильина, у части «русского генералитета» монархическое сознание было вытеснено «анархо-демократическими иллюзиями и республиканским образом мыслей».
Со времен Петра I российское дворянство находилось под идеологическим влиянием запада. Находясь в идейном плену, оно жило своей жизнью подражания Европе и вытеснения из себя всего русского. К началу XIX века в библиотеке дворянина было 70 процентов литературы французских авторов, а сами они стали не только говорить по-французски, но и думать. Декабристы, например, давали показания на процессе на французском языке, так как не знали родного. Росло непонимание между высшим слоем общества и простым народом, продолжавшим хранить свои традиции.
Постепенно утрачивалось нравственное начало военной присяги на верность, она становилась простой формальностью, которую можно не соблюсти ради определенных целей. Одной из причин этого стала отмена Петром I древнего обычая передавать монарший престол прямым потомкам по мужской линии, что вызвало постоянное революционное брожение в верхних эшелонах власти и армии при очередной смене монарха. Дворянские перевороты влекли за собой нарушение присяги, ослабляли и расшатывали основы монархии.
В 1725 году, с воцарением на русский трон с помощью гвардии первой иностранки Екатерины I, был образован Верховный Тайный Совет, противный идеи русского самодержавия, который ограничивал власть императрицы так, что никакие ее указы не могли выйти, пока они в Совете «не состоялись».
Следующим действием по ослаблению монархии стали, выработанные в 1730 году Верховным Тайным Советом в составе высших гражданских и военных чинов, так называемые «кондиции», которые устанавливали серьезные ограничения властных полномочий монарха, сводя их к представительским функциям, но на этот раз «конституционная монархия» продержалась всего несколько дней. Тогда большая часть дворянства и гвардии еще была не готова ее поддержать.
Если в переворотах 1725 и 1730 годов офицеры, вовлеченные в них, еще не нарушали присяги, то в двух последующих - уже заведомо шли на клятвопреступление, свергая в 1741 году младенца императора, Иоанна VI-го в пользу дочери Петра I-го Елизаветы, и в 1762 году – Петра III-го в пользу его супруги Екатерины. Пример им в этом подали сами будущие императрицы.
За многие годы правления императоров, возведенных на трон верхним слоем дворянства, оно было развращено своим ведущим положением в переворотах. Дворяне уверились в том, что судьба императоров находится в их воле, а за свое клятвопреступление они получали не наказание, а очередные вольности и знаки благодарности за содеянное в расчете на их будущую лояльность. Дисциплина офицеров гвардии упала, они превратились в праздных, избалованных роскошью щеголей, которые лишь числились в полках, а вместо боевой подготовки и строя предпочитали кутежи.
Важный шаг для прекращения этих беззаконий сделал Павел I, восстановив прежний порядок передачи царской власти и приняв меры по укреплению воинской дисциплины. В целях поднятия на должную нравственную высоту значения в жизни офицера воинской присяги, им лично в торжественной обстановке был поощрен присвоением воинских званий до генерал-майора включительно и награжден Анненской лентой находившийся в отставке премьер-майор Абрамов, который отказался присягать Екатерине II, оставшись верным присяге прежнему Государю.
Этот нравственный урок долго был предметом обсуждения в обществе, и все же высшие сановники и гвардия его не усвоили. Потеряв возможность влиять на выбор претендентов и не успев отвыкнуть от прежних вольностей, они в очередной раз изменили, запятнав свои мундиры злодейским убийством Императора, но в дальнейшем отношение к присяге в среде офицеров изменилось.
Время последнего военно-дворянского переворота 14 декабря 1825 года было выбрано так, чтобы создать хотя бы видимость не нарушения присяги. Однако это было для основной массы участвующих военнослужащих, не знающих истинного положения дел. Организаторы, которые являлись членами тайных обществ, просто не могли не знать, что их деятельность носит антигосударственный характер, но они брали другие обязательства, которые ставили выше национальных.
Плата за злодеяние
Генерал-адъютанты 1917 года не принимали другой присяги, но в решающий момент они твердо не заявили о поддержке Государя Императора. Очень скоро за свою неверность и нерешительность генералы на себе ощутили благодарность временных и пришедших надолго вождей республики, а также освобожденного с их помощью народа и солдатских масс, вышедших из повиновения.
Один из них, Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал А.Е. Эверт, сделавший свой выбор после колебаний, осознал свою вину: "Я, как и другие главнокомандующие, предал Царя, и за это злодеяние все мы должны заплатить своей жизнью". Возможно, эти покаянные слова лично для него стали спасительными, но не для многих других.
Дорого заплатили четверо из восьми высших должностных лиц армии. Первым пал командующий императорским Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин, по собственной инициативе отправивший Царю 1 марта телеграмму с просьбой поддержать требование Государственной Думы, а четвертого - уже арестованный революционными матросами за то, что не захотел сдать дела выбранному ими новому командующему и подло убитый выстрелом в спину.
В отличие от него, командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак не оставил письменного свидетельства, указывающего не его неверность присяге, но, обладая всей информацией с мнениями главнокомандующих армиями фронтов, промолчал и не выразил своей поддержки Государю. Арестованный уже как бывший Верховный правитель, давая показания следствию, он говорил, что «всецело» приветствовал факт перехода власти к государственной Думе. Поэтому его молчание можно считать солидарностью с мнением высших военачальников армии и флота. В ночь на 7 февраля 1920 года он был расстрелян.
Наиболее трагично сложилась судьба Главнокомандующего армиями Северного фронта генерала Н.В. Рузского, приложившего немало усилий по устранению Государя от власти. Недостойное поведение генерала во время личного общения с ним в Пскове и сделанное предложение сдаться на милость победителям, лишило его прощения Николая II. Не случайно, найденный во время обыска в доме генерала в Пятигорске в 1918 году сверток с его погонами от начального офицерского звания до последнего, которые он бережно хранил, был разрублен, как бы символизируя недостоинство их обладателя. В октябре этого года в числе большой группы заложников он и сам был зарублен на Пятигорском кладбище.
В августе 1920 году был расстрелян «зелеными» в Крыму отстраненный от должности в апреле 1917 года и находящийся в отставке помощник Главнокомандующего армиями Румынского фронта генерал В.В. Сахаров. В своей телеграмме он назвал предложение об отречении гнусным, но все же, дезориентированный в обстановке, поддержал его.
Остальные избежали физического насилия, но получили нравственный урок, который закончился унижением для них. Великий князь Николай Николаевич, знавший о подготовке переворота и ничего не сделавший для его предотвращения, затем приславший соответствующую телеграмму и рассчитывающий на пост Верховного главнокомандующего, оказался не нужным тем, для кого старался по причине династического родства.
Возглавить революционную армию доверили М.В. Алексееву, обеспечившему поддержку Временному комитету и сразу же после отъезда Государя из Ставки присягнувшему новой власти. Питая иллюзии о спасении армии, он попытался это сделать, но понимания и поддержки дилетантов из Временного Правительства не получил. Уже вскоре после назначения, понявший тщетность своих усилий, Главковерх откровенно высказался на учредительном собрании создаваемого Союза офицеров: «Упал воинский дух русской армии; еще вчера грозная и могучая, она стоит сейчас в каком-то роковом бессилии перед врагом». Аналогичную оценку состоянию армии дал и следующий революционный Главковерх, А.А. Брусилов. В своих воспоминаниях он признал, что к маю 1917 года «войска всех фронтов совершенно вышли из повиновения, и никаких мер воздействия предпринимать было невозможно».
Если вчера армия была грозная и могучая, то ее и не надо было спасать. Если же она вышла из повиновения, то когда в ней еще была дисциплина, высшему военному руководству надо было выполнить свой долг верности Государю, но оно пошло на поводу у творцов государственного переворота.
Так слова двух военачальников, видевших спасение армии и России в отречении Государя, но оказавшимися неспособными это сделать без него, стали им моральным приговором за неверность. Новая власть перестала нуждаться в их услугах, поэтому и «Рассчитали как прислугу» - с горечью сказал о своей отставке Алексеев. С Брусиловым временщики тоже долго не церемонились. Главковерх, не будучи стесненным, как прежде, указаниями Ставки, так и не смог проявить своего военного таланта при наступлении в июне 1917 года, что подорвало его авторитет. Поэтому и остался в истории только как герой «Брусиловского прорыва», награжденный и отмеченный тем, кому он в трудную минуту отказал в верности.
27 февраля 1917 года, после того, как вышел Манифест о роспуске Государственной Думы, частью депутатов оппозиционных взглядов был образован Временный комитет. В своем воззвании он заявил о взятии «в свои руки восстановление государственного и общественного порядка» и выразил уверенность в том, что армия поможет ему в трудной задаче создания нового правительства.
Надежда председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, подписавшего это воззвание, на помощь армии оправдалась. Некоторые, наиболее близкие к Верховному Главнокомандующему по своему служебному положению военачальники – военная элита армии, преступив через военную присягу, поддержали Временный Комитет.
Офицерское звание приказано уничтожить
Возможно, что они тогда еще не представляли всего масштаба катастрофы, которая постигнет, прежде всего, по их вине, весь офицерский корпус Российской Императорской Армии. Даже некоторые члены Династии поспешили отдать честь Временному Комитету. 1марта 1917 года Великий Князь Кирилл Владимирович с подчиненным ему Гвардейским Флотским экипажем докладывает Родзянко о готовности быть в его распоряжении, который в своих воспоминаниях писал об этом факте, как о нарушении присяги.
Не проявил верности Государю и начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев. Свидетельством является его письменный запрос с постановкой вопроса об отречении Государя от Престола и недопустимости иного решения, направленный утром 2 марта главнокомандующим фронтов, которые не выразили своей готовности действовать в соответствии с присягой «верно и нелицемерно служить» Государю Императору.
В тексте документа есть проникновенные слова, подчеркивающие трагизм создавшегося положения: «Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии». На деле они стали красивой оберткой преступного деяния и оказались не выполненными.
Путь, выбранный генералами для достижения цели спасения армии, отказав в верности своему Государю и Верховному Главнокомандующему, стал дорогой к концу всей армии. Приближать его начали с изданием Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов приказа №1, который подорвал основополагающий принцип воинской дисциплины – единоначалие. Адресованный войскам Петроградского гарнизона, он стал достоянием всей армии и вызвал небывалое прежде разложение войск.
Потеряв Верховного Вождя, армия получила от Временного Правительства новое, издевательски дискредитирующее название – Революционная армия свободной России, которая быстро потеряла смысл продолжения войны, и никакие временные правители не могли спасти ее от развала. Какое название кораблю дашь, так он и поплывет, говорят в народе, поэтому и погрузилась армия в волны революции без начала и без конца, растеряв все свои духовные силы для победы над внешним врагом. На фронте началось братание с ним и массовое дезертирство.
Особенно тяжело развал армии отразился на офицерах, представителей той социальной группы государства, которая всегда на протяжении своего существования была верным и надежным защитником России. Чистка кадров, задержания, аресты, самосуды и убийства офицеров стали распространенным явлением в армии. Только на Балтийском флоте к середине марта 1917 года было убито более 100 человек.
Офицеры пытались как-то спасти армию и себя, создавая общественные организации, как альтернативу солдатским комитетам, романтично поддерживая политические лозунги свободы, равенства, братства и выражая при этом доверие Временному Правительству, но оно действовало с оглядкой на политические пристрастия Советов, а солдаты не проявили готовности быть в единстве с бывшими господами. Это показал провал идеи создать общественную организацию, призванную восстановить разрушенное единство офицеров и солдат – «Общевоинский союз».
Демократизация армии, вкупе с отсутствием успеха на фронте, уверенно вела ее к развалу, а офицерский корпус к гибели. Приказом временного военного и морского министра А.И. Гучкова по флоту и морскому ведомству №150 от 21апреля 1917 года флотские офицеры были лишены погон, которые заменили нарукавными знаками различия. Затем уже СНК РСФСР в своем декрете от 16 декабря этого года грозно заявил всем, что офицерские звания, а вместе с ними и офицерские организации уничтожаются.
В идейном плену
Все происшедшее свидетельствовало о глубоком духовно-нравственном кризисе в среде офицеров. Давая присягу, они говорили «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом», что придавало ей значение не простого обязательства человеку, а носившую сакральный характер, также как и сама царская власть. Идея монархии в принципе должна была быть ближе офицеру, чем республика, потому что строгая субординация и единоначалие в армии, наиболее консервативном институте государства, делали его самого носителем единовластия. Однако оказалось так, что, по словам И.А. Ильина, у части «русского генералитета» монархическое сознание было вытеснено «анархо-демократическими иллюзиями и республиканским образом мыслей».
Со времен Петра I российское дворянство находилось под идеологическим влиянием запада. Находясь в идейном плену, оно жило своей жизнью подражания Европе и вытеснения из себя всего русского. К началу XIX века в библиотеке дворянина было 70 процентов литературы французских авторов, а сами они стали не только говорить по-французски, но и думать. Декабристы, например, давали показания на процессе на французском языке, так как не знали родного. Росло непонимание между высшим слоем общества и простым народом, продолжавшим хранить свои традиции.
Постепенно утрачивалось нравственное начало военной присяги на верность, она становилась простой формальностью, которую можно не соблюсти ради определенных целей. Одной из причин этого стала отмена Петром I древнего обычая передавать монарший престол прямым потомкам по мужской линии, что вызвало постоянное революционное брожение в верхних эшелонах власти и армии при очередной смене монарха. Дворянские перевороты влекли за собой нарушение присяги, ослабляли и расшатывали основы монархии.
В 1725 году, с воцарением на русский трон с помощью гвардии первой иностранки Екатерины I, был образован Верховный Тайный Совет, противный идеи русского самодержавия, который ограничивал власть императрицы так, что никакие ее указы не могли выйти, пока они в Совете «не состоялись».
Следующим действием по ослаблению монархии стали, выработанные в 1730 году Верховным Тайным Советом в составе высших гражданских и военных чинов, так называемые «кондиции», которые устанавливали серьезные ограничения властных полномочий монарха, сводя их к представительским функциям, но на этот раз «конституционная монархия» продержалась всего несколько дней. Тогда большая часть дворянства и гвардии еще была не готова ее поддержать.
Если в переворотах 1725 и 1730 годов офицеры, вовлеченные в них, еще не нарушали присяги, то в двух последующих - уже заведомо шли на клятвопреступление, свергая в 1741 году младенца императора, Иоанна VI-го в пользу дочери Петра I-го Елизаветы, и в 1762 году – Петра III-го в пользу его супруги Екатерины. Пример им в этом подали сами будущие императрицы.
За многие годы правления императоров, возведенных на трон верхним слоем дворянства, оно было развращено своим ведущим положением в переворотах. Дворяне уверились в том, что судьба императоров находится в их воле, а за свое клятвопреступление они получали не наказание, а очередные вольности и знаки благодарности за содеянное в расчете на их будущую лояльность. Дисциплина офицеров гвардии упала, они превратились в праздных, избалованных роскошью щеголей, которые лишь числились в полках, а вместо боевой подготовки и строя предпочитали кутежи.
Важный шаг для прекращения этих беззаконий сделал Павел I, восстановив прежний порядок передачи царской власти и приняв меры по укреплению воинской дисциплины. В целях поднятия на должную нравственную высоту значения в жизни офицера воинской присяги, им лично в торжественной обстановке был поощрен присвоением воинских званий до генерал-майора включительно и награжден Анненской лентой находившийся в отставке премьер-майор Абрамов, который отказался присягать Екатерине II, оставшись верным присяге прежнему Государю.
Этот нравственный урок долго был предметом обсуждения в обществе, и все же высшие сановники и гвардия его не усвоили. Потеряв возможность влиять на выбор претендентов и не успев отвыкнуть от прежних вольностей, они в очередной раз изменили, запятнав свои мундиры злодейским убийством Императора, но в дальнейшем отношение к присяге в среде офицеров изменилось.
Время последнего военно-дворянского переворота 14 декабря 1825 года было выбрано так, чтобы создать хотя бы видимость не нарушения присяги. Однако это было для основной массы участвующих военнослужащих, не знающих истинного положения дел. Организаторы, которые являлись членами тайных обществ, просто не могли не знать, что их деятельность носит антигосударственный характер, но они брали другие обязательства, которые ставили выше национальных.
Плата за злодеяние
Генерал-адъютанты 1917 года не принимали другой присяги, но в решающий момент они твердо не заявили о поддержке Государя Императора. Очень скоро за свою неверность и нерешительность генералы на себе ощутили благодарность временных и пришедших надолго вождей республики, а также освобожденного с их помощью народа и солдатских масс, вышедших из повиновения.
Один из них, Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал А.Е. Эверт, сделавший свой выбор после колебаний, осознал свою вину: "Я, как и другие главнокомандующие, предал Царя, и за это злодеяние все мы должны заплатить своей жизнью". Возможно, эти покаянные слова лично для него стали спасительными, но не для многих других.
Дорого заплатили четверо из восьми высших должностных лиц армии. Первым пал командующий императорским Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин, по собственной инициативе отправивший Царю 1 марта телеграмму с просьбой поддержать требование Государственной Думы, а четвертого - уже арестованный революционными матросами за то, что не захотел сдать дела выбранному ими новому командующему и подло убитый выстрелом в спину.
В отличие от него, командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак не оставил письменного свидетельства, указывающего не его неверность присяге, но, обладая всей информацией с мнениями главнокомандующих армиями фронтов, промолчал и не выразил своей поддержки Государю. Арестованный уже как бывший Верховный правитель, давая показания следствию, он говорил, что «всецело» приветствовал факт перехода власти к государственной Думе. Поэтому его молчание можно считать солидарностью с мнением высших военачальников армии и флота. В ночь на 7 февраля 1920 года он был расстрелян.
Наиболее трагично сложилась судьба Главнокомандующего армиями Северного фронта генерала Н.В. Рузского, приложившего немало усилий по устранению Государя от власти. Недостойное поведение генерала во время личного общения с ним в Пскове и сделанное предложение сдаться на милость победителям, лишило его прощения Николая II. Не случайно, найденный во время обыска в доме генерала в Пятигорске в 1918 году сверток с его погонами от начального офицерского звания до последнего, которые он бережно хранил, был разрублен, как бы символизируя недостоинство их обладателя. В октябре этого года в числе большой группы заложников он и сам был зарублен на Пятигорском кладбище.
В августе 1920 году был расстрелян «зелеными» в Крыму отстраненный от должности в апреле 1917 года и находящийся в отставке помощник Главнокомандующего армиями Румынского фронта генерал В.В. Сахаров. В своей телеграмме он назвал предложение об отречении гнусным, но все же, дезориентированный в обстановке, поддержал его.
Остальные избежали физического насилия, но получили нравственный урок, который закончился унижением для них. Великий князь Николай Николаевич, знавший о подготовке переворота и ничего не сделавший для его предотвращения, затем приславший соответствующую телеграмму и рассчитывающий на пост Верховного главнокомандующего, оказался не нужным тем, для кого старался по причине династического родства.
Возглавить революционную армию доверили М.В. Алексееву, обеспечившему поддержку Временному комитету и сразу же после отъезда Государя из Ставки присягнувшему новой власти. Питая иллюзии о спасении армии, он попытался это сделать, но понимания и поддержки дилетантов из Временного Правительства не получил. Уже вскоре после назначения, понявший тщетность своих усилий, Главковерх откровенно высказался на учредительном собрании создаваемого Союза офицеров: «Упал воинский дух русской армии; еще вчера грозная и могучая, она стоит сейчас в каком-то роковом бессилии перед врагом». Аналогичную оценку состоянию армии дал и следующий революционный Главковерх, А.А. Брусилов. В своих воспоминаниях он признал, что к маю 1917 года «войска всех фронтов совершенно вышли из повиновения, и никаких мер воздействия предпринимать было невозможно».
Если вчера армия была грозная и могучая, то ее и не надо было спасать. Если же она вышла из повиновения, то когда в ней еще была дисциплина, высшему военному руководству надо было выполнить свой долг верности Государю, но оно пошло на поводу у творцов государственного переворота.
Так слова двух военачальников, видевших спасение армии и России в отречении Государя, но оказавшимися неспособными это сделать без него, стали им моральным приговором за неверность. Новая власть перестала нуждаться в их услугах, поэтому и «Рассчитали как прислугу» - с горечью сказал о своей отставке Алексеев. С Брусиловым временщики тоже долго не церемонились. Главковерх, не будучи стесненным, как прежде, указаниями Ставки, так и не смог проявить своего военного таланта при наступлении в июне 1917 года, что подорвало его авторитет. Поэтому и остался в истории только как герой «Брусиловского прорыва», награжденный и отмеченный тем, кому он в трудную минуту отказал в верности.
Информация