Такая война. Он жил с пулей в сердце. Часть 1
Есть исторические документы, которые «криком кричат» и могут пролить свет на нечеловеческие, титанические усилия, которые совершали советские медики в годы войны.
Прежде всего необходимо принять во внимание, что в начале войны на захваченной немцами территории осталось почти 40 процентов больниц и госпиталей: их не успели эвакуировать. Из тех медицинских учреждений, которые были на передовой — медсанбаты, госпитали, санитарные поезда — за первый военный год почти половина была уничтожена бомбёжками и обстрелами.
— В структуре смертности погибшие медицинские работники занимали второе место после бойцов обычный стрелковых дивизий, — рассказала в одном из своих интервью министр здравоохранения России Вероника Скворцова. — Санитарных инструкторов за годы войны погибло 71 000 человек.
Из более чем 6000 военных госпиталей, сформированных в годы войны, 117 были захвачены противником, 17 понесли большие потери при выходе из окружения и были расформированы, 14 пропали без вести в ходе боевых действий, а судьба 79 вообще не была установлена.
В первые месяцы войны было мобилизовано свыше 10 000 гражданских врачей, которые умели прекрасно работать в клиниках, но в реальности не знали, что такое полевой госпиталь, и не имели опыта работы с огнестрельными и осколочными ранениями.
Юлия Кучинская, санитарка эвакогоспиталя, вспоминает: «Когда Сталинград стали бомбить, санитары были первыми, кто стал переправлять раненых бойцов на левый берег Волги».
— Заходили в жилой дом, настилали солому, никаких кроватей, — рассказывает Галли Агафонова, медсестра отдельной роты медицинского усиления.
Тяжёлая ситуация была с хирургами. Как правило, на одно хирургическое отделение в госпитале приходилось один-два опытных хирурга, остальным приходилось переучиваться из врачей нехирургических специальностей.
— Люди учились в бою, потому что полковой медицинский пункт находился фактически на поле боя, — говорит Галина Грибовская, старший научный сотрудник Военно-медицинского музея, кандидат медицинских наук.
В организации медицинской помощи действующей армии в годы войны огромную роль сыграли академики Ефим Иванович Смирнов и Николай Нилович Бурденко.
Когда Смирнов возглавил Главное военное санитарное управление Красной армии, он, конечно же, прекрасно понимал специфику хирургического обеспечения медико-санитарных мероприятий в действующей армии. Вторая не менее важная фигура — это академик Бурденко, который буквально сразу же после начала боевых действий был назначен главным хирургом Красной Армии. То, что он сделал, — беспрецедентный случай в мировой практике.
С самого начала войны академик Бурденко не отдыхал ни дня, используя любую возможность, ездил по фронтам и, не обращая внимания на признаки нарастающего переутомления, постоянно оперировал, консультировал, налаживал работу медсанбатов.
Из дневника Бурденко: «10 июля 1941 года. Госпиталь в Хмельниках, под Бердичевым, живём в лесу, в палатках. Вечером оперировал одного старшего лейтенанта, у него перфорация и язва желудка. Оперировал в темноте, санитар зажигал одну спичку за другой, жёг бумагу, свёрнутую в трубки. И при таком освещении делал операцию, требующую довольно точных движений. Операция прошла успешно».
В августе 1941 года главный хирург Красной Армии Бурденко во время переправы через Неву в районе Шлиссербурга попал под бомбёжку и получил очередную, третью, контузию, которая вскоре привела к инсульту: он был парализован, лишился речи и три недели пролежал в госпитале в Омске. Едва оправившись, он снова вернулся к работе. Речь восстанавливалась намного дольше, ему пришлось заново учиться говорить; это было непросто, ведь к тому времени Бурденко окончательно потерял слух. Ему приходилось писать на листиках блокнота свои пожелания. Это невозможно себе представить, какой была сила воли у этого человека.
Из письма Николая Бурденко: «Если сдают физические силы, должны выручать силы нравственные. Если у тебя на руке осталось три пальца, действуй так, словно бы у тебя были все пальцы».
К нему вернулась речь. И он сумел примерно через полгода вернуться к своим непосредственным обязанностям — оперативно руководить гигантской хирургической службой армии.
По указанию Бурденко были организованы госпитали, которые назывались «Голова» — для раненых в голову, «Грудь» — для раненых в грудную клетку, «Позвоночник и лёгкие», «Живот» — для раненых в брюшную полость, получивших повреждение кишечника, желудка, печени. Также были созданы специальные госпитали для легкораненых. Это были новые, совершенно уникальные медицинские учреждения. Впервые в мировой практике для лечения раненых стала применяться физиотерапия, ультразвуковое лечение ран, светолечение, грязелечение, лечебная физкультура. Это позволило добиться отличных результатов: каждые сутки система советской медицины возвращала в строй примерно целую дивизию. Ни в одной армии в годы войны не было такой эффективной системы.
Было много «пионерских» находок, позволяющих сформировать в тяжёлой ситуации при огромной, растянувшейся на тысячи километров линии фронта, эффективно работающую систему, главная задача которой сводилась к следующей жёсткой статистике — возврат трёх из четырёх бойцов. Эту задачу выполнить удалось ценой неимоверных усилий и зачастую жертв.
После отступления немцев осталось огромное количество минных полей, но были ещё мины-ловушки, которые немцы устанавливали в надежде на оплошность минёров. Елена Донская, физиотерапевт эвакоспиталя 4-ой ударной армии, рассказала о том, что в большом сарае был развёрнут хирургический кабинет, и в тот момент, когда шла одна из операций, один из хирургов подошёл к стенке, раздался взрыв, было убито несколько человек.
Нередко госпитали использовали при своей дислокации природные рельефы местности. Например, в Севастополе многие госпитали «уходили под землю». Один из них располагался в Инкерманских штольнях. Врачи проводили по 40 операций в сутки. Доктор Цвангер после многочасовых операций проспала 18 часов сидя на стуле. Медицинских работников не хватало.
Севастополь держался ещё полгода. На мысе Херсонес было накоплено около 10 000 раненых, которых необходимо было эвакуировать. Сильный огонь немцев не позволял советским кораблям подойти к мысу. И только несколько судов смогли прорваться, на которых можно было вывести лишь небольшое количество раненых и медицинский персонал. Но все медсёстры и врачи приняли решение остаться со своими ранеными бойцами.
— Люди работали на пределе возможного, по 10-12 часов в сутки, не выходя из операционных, перевязочных, смотровых, — рассказал профессор Российской академии наук Михаил Кнопов.
Ко второму году войны армия была укомплектована врачами на 91 процент. Была создана широкая сеть эвакуационных госпиталей, однопрофильных и многопрофильных, количество мест в которых к ноябрю 1941 года достигло около 1 млн., а к 1944 году — 2 млн.
Он жил с пулей в сердце
Эту историю медики нескольких поколений пересказывают друг другу с особым трепетом и почтением. Житель станицы Романовской Ростовской области Михаил Тимофеевич Персиянов, ныне уже ушедший из жизни, прожил с пулей в сердце 57 лет и завещал своё сердце Ростовскому мединституту после смерти. Завещание Михаила Тимофеевича недавно обнаружили в запасниках сотрудники музея краеведения Волгодонского района.
Михаил Тимофеевич родился в августе 1900 года в хуторе Солёный Романовского (ныне Волгодонского) района. Окончил четыре класса. В годы гражданской войны 19-летним пареньком добровольно ушел на фронт защищать новую власть. В 1920 году был ранен в грудь и отправлен в лазарет.
Спустя 15 лет после этих событий Михаил Тимофеевич обратился в Ростовскую терапевтическую клинику Когана. При просвечивании рентгеном "в области верхушки стенки левого желудочка сердца обнаружена винтовочная пуля": так было написано в медицинском заключении. Эту сногсшибательную новость медики сообщили пациенту, который до этого момента даже не подозревал, какую память о войне он носит в сердце.
Пуля не помешала М.Т. Персиянову сражаться с фашистами во время Великой Отечественной войны, 20 лет проработать лесничим в Романовском мехлесхозе.
Завещание он написал в возрасте 75 лет в 1975 году. "Если наступит моя кончина жизни, Персиянова Михаила Тимофеевича, красного партизана, участника Великой Отечественной войны, доверяю председателю сельского совета А.А. Забазновой разрешить вынуть из моей груди сердце с пулей и передать в Ростовский мединститут. Прошу жену мою Марию Николаевну не возражать, так надо ради молодых специалистов, таких же, каким, возможно, был бы наш единственный сын, который погиб на фронте". И дальше шла приписка: "Об этом завещании знают три человека".
История не сохранила имена этих людей, но доподлинно известно, что после смерти Михаила Тимофеевича Персиянова его последняя просьба была выполнена. 10 ноября 1977 года в городе Волгодонске судмедэкспертами сердце было извлечено в присутствии свидетелей, одним из которых была врач-рентгенолог Мира Семёновна Винникова. Я разыскала Миру Семёновну. Сейчас она трудится в Волгодонском филиале государственного бюджетного учреждения Ростовской области "Противотуберкулезный клинический диспансер".
— В своей практике мне приходилось встречаться с дробью, застрявшей в мягких тканях, иной раз и вблизи жизненно важных органов, к примеру, возле крупных сосудов на шее.
К сожалению, ничего не могу сказать о М.Т. Персиянове как о человеке, — рассказала она. Но этот случай помню хорошо, так как действительно присутствовала при вскрытии. Михаилу Тимофеевичу повезло — пуля застряла в желудочке, что спасло ему жизнь. Всю жизнь пульсация от сердца передавалась инородному телу — пуле. Извлеченное сердце было передано в фундаментальный музей кафедры патологической анатомии Ростовского мединститута.
«Симпатичный малый» Клавдия
Тяготы фронтового быта, работа по 18 часов в сутки — вот что испытала в свои молодые годы Клавдия Ивановна Дубченко, в девичестве Булакова. Недавно она отметила свой 94-й день рождения.
Она родилась в рабочей семье в 1922 году в Красном Сулине, закончила школу, работала на металлургическом заводе. В июне 1942 года добровольцем ушла воевать. Попала санитаркой на флот. Клавдии пришлось коротко постричь свою косу — довоенную гордость и научиться всему, что положено уметь краснофлотцу. А главное — не ныть, когда было трудно до невыносимости.
— Это я в День Победы такая взрослая была, — смущаясь, говорит Клавдия Ивановна, показывая фото 71-летней давности. — А в 1942-м меня из-за короткой стрижки и мальчишеской фигурки называли «симпатичным малым».
И в подтверждение своих слов протягивает пожелтевшую от времени книжку краснофлотца, где, судя по фото, мальчик-подросток, а не двадцатилетняя девушка, получала обмундирование: бескозырку, тельняшку, белье, шинель.
Если до войны Клава панически боялась крови, то тут столько её повидала. Сначала на своем корабле «Балтика», затем в прифронтовых госпиталях в Керчи, Одессе, Измаиле, Поти, в Румынии. Война для нее в нынешних воспоминаниях — кроваво-красный день, состоящий из стонов раненых бойцов, которые звали на помощь сестричку.
Война закончилась для краснофлотца Булаковой в феврале 1945 года. После тяжёлого ранения она несколько месяцев провела в госпитале и вернулась домой. Её ровесницы — совсем девчонки, а она, ослабленная серьезными болезнями, с израненной душой, начала новую главу своей жизни. Устроилась работать в шахтёрский буфет. Там её и приметил молодой бурильщик из геологической экспедиции. По нынешним меркам они очень долго дружили — целых три года, потом поженились и перебрались в город Новошахтинск. Судьба подарила Клавдии Ивановне счастливую семейную жизнь.
Сегодня ветеран войны живёт одна. Рядом — добрые помощники из центра социального обслуживания граждан пожилого возраста и инвалидов. Навещает Клавдию Ивановну заведующая специализированным отделением социально-медицинского обслуживания №2 Евгения Петровна Стебловская. Медицинская сестра Наталья Фёдоровна Ярош следит за состоянием здоровья. Социальный работник Наталья Николаевна Галенко помогает содержать в чистоте её квартиру, приносит продукты и лекарства. Три эти замечательные женщины по долгу службы и по велению сердец помогают Клавдии Ивановне решать ее бытовые проблемы, поддерживают словом и делом и очень привязаны к ней.
— Разные чувства борются в моей душе после каждой встречи с бывшим краснофлотцем — санитаром, а ныне нашей подопечной Клавдией Ивановной Дубченко: восхищение и удивление, боль и сочувствие, — сказала Наталья Ярош. — Она из тех людей, которые во всем находят позитивное начало, не жалуются на болезни и одиночество, живут, радуясь каждому солнечному дню, каждой встрече с людьми, и надеются на лучшее.
Продолжение следует...
Информация