Война после войны. Солдатские мемуары Петра Вшивкова (рукопись)
Гвардии сержант Вшивков Петр Матвеевич родился в 1923 г. в д. Жербатиха Курагинского района Красноярского края в крестьянской семье. В 1941 г. он был мобилизован в ряды РККА, где пробыл до 1947 г. Служил в 1667 строительном батальоне Трудармии; с 1942 г. в действующей армии в 456-м стр. полку и 134 гв. стр. полку 45 гв. стрелковой дивизии стрелком ручного и станкового пулемета.
Воспоминания Петра Матвеевича Вшивкова представляют собой рукописную книгу общим объемом 1062 страницы рукописного текста. «Солдатские мемуары» написаны в виде литературно необработанного текста, со множественными грамматическими и орфографическими ошибками. Текст воспоминаний содержит описание жизни со второй половины 1920-х годов до 1979 г. с дополнительным разделом 1988-89 гг.
Нами представлен отредактированный текст рукописи (с. 469-494), содержащий воспоминания о боях на Курляндском полуострове с 9 по 21 мая 1945 года.
* * *
«…А что же интересное будет дальше… Я сидел в пулеметной ячейке с бойцами своего расчета, и [мы] смотрели в строну немецкого окопа. Всходило ясное солнце. Наступал теплый ясный весенний день 9-го мая 1945-го года. Прошла еще пара часов. Бежит по траншее командир нашей роты капитан Бобылев. Он дергает бойцов то за полы шинелей, то за ноги, и весело кричит: «Вставайте! Братцы славяне, война кончалась! А сам пригибается от пуль, свистящих над ним с немецкой стороны. «Война кончилась, а что же пригибается тов. капитан?» — спросили бойцы. А он шуткой отвечает: «Чтобы не убило». И все бойцы засмеялись. А он шуткой добавил: «Это последние пули летят, а они злые».
По всему фронту бьют орудия, [слышны] пулеметные и автоматные очереди; что творится, я не пойму, ведь кончилась война. Потом, спустя еще час времени, все затихло, и на его стороне показались белые флаги. Потом к его передовой [с тыла] подошла машина; на ней сидели музыканты. Играл немецкий духовой оркестр. Медные трубы сверкали отблеском на солнце. Потом мы услышали и увидели, [как] подъехали наши музыканты. И когда духовой оркестр заиграл, сошлись вместе посреди нейтральной полосы. Только тогда наши бойцы повыскакивали из окопов и ринулись все к оркестру. И тут было все; наши бойцы кричат: «Ур-а-а! Конец войны. Да здравствует победа!» А немцы уже не кричали, как это они кричали раньше в начале войны: «Москау, хайль Гитлер!» А только кричали: «Война капут, Гитлер капут!» Да и что там только было, никогда не забудешь такое. Кто кричит ура, кто смеется, обнимаются, кто и плачет, кто закуривает… Было чудесно.
Но не кончилось мирно на этом, и не пришел еще для нас конец войны. А впереди еще нас ожидало военное обстоятельство. Трудные фронтовые дороги, жаркие бои и снова война после войны. Потом после оркестров построили немцев и повели к нам в тыл. Их сопровождал наш конвой. А музыкантов повезли на машинах. Мы зашли в лес сделать небольшой привал, где нам объясняли задачу.
Командиры подразделений объяснили задачу такую.
— Товарищи бойцы, сержанты, офицеры. До моря еще далеко. Большую половину пути нам [предстоит] идти лесами. В лесах еще есть банды, и есть еще части, которые не сдались еще, возможно. И не хотят. Это такие его части, как СС, СД и «власовцы», которые будут биться до последнего патрона. Идти небольшими группами, не более одного взвода. В случае при сопротивлении сразу же разворачиваться боевым порядком. Итак, задача ясна?
— Ясна!
— Покурите, и шагом марш.
Только успели мы закурить, как начали по лесу, по окопам позади нас рваться снаряды и мины. И снова появились раненые и даже убитые бойцы и сержанты. «Вот так это конец войны. Вот это так День Победы», — подумал я. И мы отошли в окопы.
Прекратился артналет немцев. Командир батальона майор Глазырин сказал, что где-то здесь недалеко сидит радист их, корректировщик, и все передает. И тогда дали приказ пройти «проческой» и боями до самого моря, до берега моря. И наши сделали артподготовку, и снова мы пошли в атаку, и снова в бой. Так и шли с боями до города Винтава [Митава], и штурмом овладели городом Винтава [Митава]. И когда дошли до моря, то у нас в роте осталось мало людей: всего четыре бойца, три сержанта, три офицера и старшина за эти ОДИННАДЦАТЬ дней. С девятого мая и по двадцать первое мая. И вот наконец-то достигаем берега Балтийского моря. Столкнули врага в море. У нас в роте последним погиб боец Захаренко, не дойдя до моря пяти шагов, а вообще в роте осталось личного состава одиннадцать человек из ста восьмидесяти человек за эти одиннадцать суток и крепких бессонных ночей. И подходя к самому берегу, мы закричали громко «Ура-а! Конец войны, ребята! Конец войны! Да здравствует наш День Победы!» Вот когда для нас настал конец войны.
Мы крикнули последнее громкое «Ура-а!» Русское солдатское советское «ура». И тогда мы только были наконец убеждены, что действительно пришел конец войны. И тогда не было той радости и даже слез, что тогда [9 мая]. Впереди нас было большое открытое море. И нас в живых осталась горстка людей. Некоторые распивали русскую горькую за Победу и вели разговоры, кто про что. Я стоял долго на берегу и смотрел в даль Балтийского моря, где плыли наши советские корабли и подавали длительные гудки Победы… Наконец-то кончилась проклятая война. Пришел конец фашизму, мы все были довольны до бесконечности.
Наш командир роты капитан Бобылев построил личный состав роты, оставшихся в живых и невредимых. Он поблагодарил за службу, за Победу и сказал так: «Наше дело правое, мы победили. Но, поскольку мы победили, мы выпьем за победу, за погибших товарищей и за оставшихся в живых». Он позвал старшину и сказал перед строем: «Старшина, после боя сердце просит водочки втройне. Приказываю выдать тройной паек водки». «Есть выдать водки», — повторил старшина приказание командиром роты и направился к походной кухне, где уже готовился обед. «Выставить караул из нового пополнения бойцов, которые прибудут через пару часов сюда», — добавил капитан. Потом подошло пополнение. У палаток фронтовых встал караул, который охранял ружейные парки, и нас, оставшихся участников Великой Отечественной войны, оставшихся в живых, но усталых в боях после Победы бойцов.
В моем расчете из восьми осталось нас двое, я и мой наводчик. И нам не верилось: неужели кончилась война, и мы остались живыми и невредимыми в этих до Балтийского моря боях?
На другой день [22 мая 1945 г.] было общее построение. Нас соединили с молодым пополнением и разбили на роты, повзводно, по отделениям и по расчетам. Мой расчет пополнился: дали еще шестерых бойцов. Только уж не в бой, а для продолжения кадровой службы. Подразделения полностью были пополнены. Потом приехало командование. Подали команду смирно, заиграл духовой оркестр. В средину построенных подразделений вошло командование. Впереди шел маршал, Герой Советского Союза, командующий Ленинградского фронта тов. Говоров. За ним шел командир нашим гвардейским 30 корпусом генерал- лейтенант тов. Симоняк. За ним — командир нашей 45-й гвардейской дивизии Герой Советского Союза генерал-майор тов. Трусов. Потом командир нашего полка гвардейского 134-ого тов. Пустовит, за ним командир батальона майор Глазырин и последним командир роты капитан Бобылев.
Тов. Говоров по-командирски поздоровался: «Здравствуйте, товарищи победители!» А все остальные: «Здравие желаем товарищ маршал!» Командование обошло строй полка, пошутили с фронтовиками и с бойцами молодого пополнения. Потом был митинг, после митинга главное командование уехало в другие подразделения. А после отъезда главного командования выступал командир полка. Он сказал: «Товарищи бойцы, сержанты старшины и офицеры. За Победу вам, победителям, объявляю благодарность». «Служим Советскому Союзу!» — ответили участники войны. Потом созвал всех командиров рот, командиров батальонов, сказал, чтобы составили списки участников войны о награждении медалью «За победу над Германией». Второе: дать фронтовикам двое суток отдыха, усилить питание, выдать недельный паек спирта. «И пусть победители путем выпьют за погибших товарищей и за встречу живых. Я проверю сам лично. Мародерством не заниматься, вести себя только как [подобает] бойцам-освободителям. Кто желает сходить в город, [тому] старшине дать увольнительную. Караул выставить из нового пополнения бойцов. Караульную службу нести бдительно. Разойдись!»
И сам пошел в штаб полка. Мы фронтовики, пошли на кухню получать то, что нам положено по приказу командира полка, и готовиться отметить послепобедный вечер.
На берегу моря под большим деревом, с уже хорошо распустившимися листьями, наладили стол. Вокруг стола с трех сторон наладили скамейки, собрали все на стол.
Налили по стакану водки, и не успели выпить, как идет командир полка. Старшина налил стакан водки и командиру полка, и подал в руки. Он принял его и сказал: «Дорогие товарищи фронтовики, давайте выпьем за нашу победу над врагом. За мужество павших героев и за оставшихся в живых». Мы выпили за все сказанное командиром, а второй мы выпили за наш советский прочный тыл. Я запел песню, а все бойцы подхватили. Мы пели песню нашу, «Волховскую застольную». Мы пели эту песню дрожащими, но задорными голосами. Песня брала за душу, и на глаза накатывались слезы. Командир полка подполковник Пустовит был как родной отец для нас. Он расспросил нас почти каждого, холост или женат, живы ли родители, откуда родом. Он спрашивал нас каждого, а мы отвечали. Потом он, уходя, пожелал всего хорошего, отдыхать и продолжать вечер. А сам пошел в следующее подразделение. А мы до полночи пили вино и пели песни. Пили больше за погибших товарищей и чтили память погибших героев, отдавших свою жизнь за Родину, за все, за все, и наконец за светлое будущее. Только не могли мы знать, какое будет у каждого из нас светлое будущее. И какая еще длинная дорога к этому светлому будущему, и судьба каждого, и его жизнь.
Мы не могли знать, каждый из нас, что, оставшись в живых, какая судьба в жизни ждет. Как она судьба обернется к каждому из нас, мы сидели за чарками вина и говорили. Говорили о многом. И я вспомнил себе в уме всё теперь прошлое, и глядел далеко, как по морю проплывали корабли. А сколько их затонуло на дне моря Балтики. Я сидел и вспоминал погибших товарищей в боях, и будет страданий и слез море, а сколько сирот. А сколько инвалидов. И все это сделала война. А из последних бойцов из двухсот человек в роте осталось в живых и невредимых товарищей, которых помню пофамильно: сержант Козарин Геннадий Иванович, старший сержант Кругликов, Сергованцев Кирилл, Михайлов Николай, Димитров Михаил, Головнев Владимир, младший лейтенант Лебедев, командир роты капитан Бобылев, старшина Першин, старшина Огородников. Эти горстка людей из роты, оставшихся в живых и невредимых. Некоторые раненые. Но остальные из роты убиты. Это все случилось в конце войны, в последних боях. А сколько, я лично скажу, погибло бойцов на глазах у меня, погибло товарищей. Теперь только дожить до возвращения. Доживу, война-то кончилась, подумал я.
Я присел на пенек дерева на самом берегу моря и закурил самокрутку махорки. Здесь морской ветерок поддувал в лицо, а я глядел все в даль моря и мечтал обо всем. Потом пошел в палатку, чтобы отдохнуть, уснуть и забыть на это время обо всем, обо всем. Но я долго не мог еще уснуть, в голову лезли разные мысли, чуточку кружилась голова, а в ушах позвякивало от прошлых совсем недавних взрывов рвущихся мин, снарядов и лязганья зенитных орудий. Потом уснул, уснул не тревожно, как это было два дня назад, боевым, фронтовым и напряженным, а уже тихим, более солдатским, послевоенным сном».
Воспоминания Петра Матвеевича Вшивкова представляют собой рукописную книгу общим объемом 1062 страницы рукописного текста. «Солдатские мемуары» написаны в виде литературно необработанного текста, со множественными грамматическими и орфографическими ошибками. Текст воспоминаний содержит описание жизни со второй половины 1920-х годов до 1979 г. с дополнительным разделом 1988-89 гг.
Нами представлен отредактированный текст рукописи (с. 469-494), содержащий воспоминания о боях на Курляндском полуострове с 9 по 21 мая 1945 года.
Из Википедии:
«Курля́ндский котёл (также Курляндский загон, Курляндская крепость или блока́да Курляндской группировки войск) сложился осенью 1944 года, когда западная часть Латвии (исторически известная как Курляндия) оставалась под оккупацией германских войск (остатки группы армий «Север»), но они оказались зажаты между двумя советскими фронтами по линии Тукумс — Лиепая. Это окружение не являлось «котлом» в полной мере: немецкая группировка не была полностью блокирована с моря и потому имела достаточно свободное сообщение с основными силами Вермахта. Вплоть до капитуляции Германии 9 мая 1945 года велись ожесточённые бои (некоторые населенные пункты переходили из рук в руки по несколько раз) с целью ликвидации «котла», но продвинуть линию фронта удалось лишь на несколько километров вглубь. Крупные боевые действия прекратились только после 23 мая 1945 года, уже после капитуляции Берлина…»
«Курля́ндский котёл (также Курляндский загон, Курляндская крепость или блока́да Курляндской группировки войск) сложился осенью 1944 года, когда западная часть Латвии (исторически известная как Курляндия) оставалась под оккупацией германских войск (остатки группы армий «Север»), но они оказались зажаты между двумя советскими фронтами по линии Тукумс — Лиепая. Это окружение не являлось «котлом» в полной мере: немецкая группировка не была полностью блокирована с моря и потому имела достаточно свободное сообщение с основными силами Вермахта. Вплоть до капитуляции Германии 9 мая 1945 года велись ожесточённые бои (некоторые населенные пункты переходили из рук в руки по несколько раз) с целью ликвидации «котла», но продвинуть линию фронта удалось лишь на несколько километров вглубь. Крупные боевые действия прекратились только после 23 мая 1945 года, уже после капитуляции Берлина…»
* * *
«…А что же интересное будет дальше… Я сидел в пулеметной ячейке с бойцами своего расчета, и [мы] смотрели в строну немецкого окопа. Всходило ясное солнце. Наступал теплый ясный весенний день 9-го мая 1945-го года. Прошла еще пара часов. Бежит по траншее командир нашей роты капитан Бобылев. Он дергает бойцов то за полы шинелей, то за ноги, и весело кричит: «Вставайте! Братцы славяне, война кончалась! А сам пригибается от пуль, свистящих над ним с немецкой стороны. «Война кончилась, а что же пригибается тов. капитан?» — спросили бойцы. А он шуткой отвечает: «Чтобы не убило». И все бойцы засмеялись. А он шуткой добавил: «Это последние пули летят, а они злые».
По всему фронту бьют орудия, [слышны] пулеметные и автоматные очереди; что творится, я не пойму, ведь кончилась война. Потом, спустя еще час времени, все затихло, и на его стороне показались белые флаги. Потом к его передовой [с тыла] подошла машина; на ней сидели музыканты. Играл немецкий духовой оркестр. Медные трубы сверкали отблеском на солнце. Потом мы услышали и увидели, [как] подъехали наши музыканты. И когда духовой оркестр заиграл, сошлись вместе посреди нейтральной полосы. Только тогда наши бойцы повыскакивали из окопов и ринулись все к оркестру. И тут было все; наши бойцы кричат: «Ур-а-а! Конец войны. Да здравствует победа!» А немцы уже не кричали, как это они кричали раньше в начале войны: «Москау, хайль Гитлер!» А только кричали: «Война капут, Гитлер капут!» Да и что там только было, никогда не забудешь такое. Кто кричит ура, кто смеется, обнимаются, кто и плачет, кто закуривает… Было чудесно.
Но не кончилось мирно на этом, и не пришел еще для нас конец войны. А впереди еще нас ожидало военное обстоятельство. Трудные фронтовые дороги, жаркие бои и снова война после войны. Потом после оркестров построили немцев и повели к нам в тыл. Их сопровождал наш конвой. А музыкантов повезли на машинах. Мы зашли в лес сделать небольшой привал, где нам объясняли задачу.
Командиры подразделений объяснили задачу такую.
— Товарищи бойцы, сержанты, офицеры. До моря еще далеко. Большую половину пути нам [предстоит] идти лесами. В лесах еще есть банды, и есть еще части, которые не сдались еще, возможно. И не хотят. Это такие его части, как СС, СД и «власовцы», которые будут биться до последнего патрона. Идти небольшими группами, не более одного взвода. В случае при сопротивлении сразу же разворачиваться боевым порядком. Итак, задача ясна?
— Ясна!
— Покурите, и шагом марш.
Только успели мы закурить, как начали по лесу, по окопам позади нас рваться снаряды и мины. И снова появились раненые и даже убитые бойцы и сержанты. «Вот так это конец войны. Вот это так День Победы», — подумал я. И мы отошли в окопы.
Прекратился артналет немцев. Командир батальона майор Глазырин сказал, что где-то здесь недалеко сидит радист их, корректировщик, и все передает. И тогда дали приказ пройти «проческой» и боями до самого моря, до берега моря. И наши сделали артподготовку, и снова мы пошли в атаку, и снова в бой. Так и шли с боями до города Винтава [Митава], и штурмом овладели городом Винтава [Митава]. И когда дошли до моря, то у нас в роте осталось мало людей: всего четыре бойца, три сержанта, три офицера и старшина за эти ОДИННАДЦАТЬ дней. С девятого мая и по двадцать первое мая. И вот наконец-то достигаем берега Балтийского моря. Столкнули врага в море. У нас в роте последним погиб боец Захаренко, не дойдя до моря пяти шагов, а вообще в роте осталось личного состава одиннадцать человек из ста восьмидесяти человек за эти одиннадцать суток и крепких бессонных ночей. И подходя к самому берегу, мы закричали громко «Ура-а! Конец войны, ребята! Конец войны! Да здравствует наш День Победы!» Вот когда для нас настал конец войны.
Мы крикнули последнее громкое «Ура-а!» Русское солдатское советское «ура». И тогда мы только были наконец убеждены, что действительно пришел конец войны. И тогда не было той радости и даже слез, что тогда [9 мая]. Впереди нас было большое открытое море. И нас в живых осталась горстка людей. Некоторые распивали русскую горькую за Победу и вели разговоры, кто про что. Я стоял долго на берегу и смотрел в даль Балтийского моря, где плыли наши советские корабли и подавали длительные гудки Победы… Наконец-то кончилась проклятая война. Пришел конец фашизму, мы все были довольны до бесконечности.
Наш командир роты капитан Бобылев построил личный состав роты, оставшихся в живых и невредимых. Он поблагодарил за службу, за Победу и сказал так: «Наше дело правое, мы победили. Но, поскольку мы победили, мы выпьем за победу, за погибших товарищей и за оставшихся в живых». Он позвал старшину и сказал перед строем: «Старшина, после боя сердце просит водочки втройне. Приказываю выдать тройной паек водки». «Есть выдать водки», — повторил старшина приказание командиром роты и направился к походной кухне, где уже готовился обед. «Выставить караул из нового пополнения бойцов, которые прибудут через пару часов сюда», — добавил капитан. Потом подошло пополнение. У палаток фронтовых встал караул, который охранял ружейные парки, и нас, оставшихся участников Великой Отечественной войны, оставшихся в живых, но усталых в боях после Победы бойцов.
В моем расчете из восьми осталось нас двое, я и мой наводчик. И нам не верилось: неужели кончилась война, и мы остались живыми и невредимыми в этих до Балтийского моря боях?
На другой день [22 мая 1945 г.] было общее построение. Нас соединили с молодым пополнением и разбили на роты, повзводно, по отделениям и по расчетам. Мой расчет пополнился: дали еще шестерых бойцов. Только уж не в бой, а для продолжения кадровой службы. Подразделения полностью были пополнены. Потом приехало командование. Подали команду смирно, заиграл духовой оркестр. В средину построенных подразделений вошло командование. Впереди шел маршал, Герой Советского Союза, командующий Ленинградского фронта тов. Говоров. За ним шел командир нашим гвардейским 30 корпусом генерал- лейтенант тов. Симоняк. За ним — командир нашей 45-й гвардейской дивизии Герой Советского Союза генерал-майор тов. Трусов. Потом командир нашего полка гвардейского 134-ого тов. Пустовит, за ним командир батальона майор Глазырин и последним командир роты капитан Бобылев.
Тов. Говоров по-командирски поздоровался: «Здравствуйте, товарищи победители!» А все остальные: «Здравие желаем товарищ маршал!» Командование обошло строй полка, пошутили с фронтовиками и с бойцами молодого пополнения. Потом был митинг, после митинга главное командование уехало в другие подразделения. А после отъезда главного командования выступал командир полка. Он сказал: «Товарищи бойцы, сержанты старшины и офицеры. За Победу вам, победителям, объявляю благодарность». «Служим Советскому Союзу!» — ответили участники войны. Потом созвал всех командиров рот, командиров батальонов, сказал, чтобы составили списки участников войны о награждении медалью «За победу над Германией». Второе: дать фронтовикам двое суток отдыха, усилить питание, выдать недельный паек спирта. «И пусть победители путем выпьют за погибших товарищей и за встречу живых. Я проверю сам лично. Мародерством не заниматься, вести себя только как [подобает] бойцам-освободителям. Кто желает сходить в город, [тому] старшине дать увольнительную. Караул выставить из нового пополнения бойцов. Караульную службу нести бдительно. Разойдись!»
И сам пошел в штаб полка. Мы фронтовики, пошли на кухню получать то, что нам положено по приказу командира полка, и готовиться отметить послепобедный вечер.
На берегу моря под большим деревом, с уже хорошо распустившимися листьями, наладили стол. Вокруг стола с трех сторон наладили скамейки, собрали все на стол.
Налили по стакану водки, и не успели выпить, как идет командир полка. Старшина налил стакан водки и командиру полка, и подал в руки. Он принял его и сказал: «Дорогие товарищи фронтовики, давайте выпьем за нашу победу над врагом. За мужество павших героев и за оставшихся в живых». Мы выпили за все сказанное командиром, а второй мы выпили за наш советский прочный тыл. Я запел песню, а все бойцы подхватили. Мы пели песню нашу, «Волховскую застольную». Мы пели эту песню дрожащими, но задорными голосами. Песня брала за душу, и на глаза накатывались слезы. Командир полка подполковник Пустовит был как родной отец для нас. Он расспросил нас почти каждого, холост или женат, живы ли родители, откуда родом. Он спрашивал нас каждого, а мы отвечали. Потом он, уходя, пожелал всего хорошего, отдыхать и продолжать вечер. А сам пошел в следующее подразделение. А мы до полночи пили вино и пели песни. Пили больше за погибших товарищей и чтили память погибших героев, отдавших свою жизнь за Родину, за все, за все, и наконец за светлое будущее. Только не могли мы знать, какое будет у каждого из нас светлое будущее. И какая еще длинная дорога к этому светлому будущему, и судьба каждого, и его жизнь.
Мы не могли знать, каждый из нас, что, оставшись в живых, какая судьба в жизни ждет. Как она судьба обернется к каждому из нас, мы сидели за чарками вина и говорили. Говорили о многом. И я вспомнил себе в уме всё теперь прошлое, и глядел далеко, как по морю проплывали корабли. А сколько их затонуло на дне моря Балтики. Я сидел и вспоминал погибших товарищей в боях, и будет страданий и слез море, а сколько сирот. А сколько инвалидов. И все это сделала война. А из последних бойцов из двухсот человек в роте осталось в живых и невредимых товарищей, которых помню пофамильно: сержант Козарин Геннадий Иванович, старший сержант Кругликов, Сергованцев Кирилл, Михайлов Николай, Димитров Михаил, Головнев Владимир, младший лейтенант Лебедев, командир роты капитан Бобылев, старшина Першин, старшина Огородников. Эти горстка людей из роты, оставшихся в живых и невредимых. Некоторые раненые. Но остальные из роты убиты. Это все случилось в конце войны, в последних боях. А сколько, я лично скажу, погибло бойцов на глазах у меня, погибло товарищей. Теперь только дожить до возвращения. Доживу, война-то кончилась, подумал я.
Я присел на пенек дерева на самом берегу моря и закурил самокрутку махорки. Здесь морской ветерок поддувал в лицо, а я глядел все в даль моря и мечтал обо всем. Потом пошел в палатку, чтобы отдохнуть, уснуть и забыть на это время обо всем, обо всем. Но я долго не мог еще уснуть, в голову лезли разные мысли, чуточку кружилась голова, а в ушах позвякивало от прошлых совсем недавних взрывов рвущихся мин, снарядов и лязганья зенитных орудий. Потом уснул, уснул не тревожно, как это было два дня назад, боевым, фронтовым и напряженным, а уже тихим, более солдатским, послевоенным сном».
Информация