Самолёт плюс корабль. Часть 2
Это было создание «летучего корабля», о котором пела царевна. Подводное крыло корабля по форме похоже на крыло самолёта. Нижняя его часть ровная, верхняя имеет выпуклую поверхность. Вода обтекает крыло и снизу и сверху, но скорость у этих двух потоков разная, поэтому под крылом создаётся известное разрежение водной массы, и давление воды снизу образует мощную подъёмную силу.
Конструкторы определили строгую зависимость подъёмной силы от скорости корабля. Это было очень важное открытие. Сама скорость стала регулятором подъёмной силы крыльев. Определённая скорость давала возможность кораблю не погружаться глубоко и не выпрыгивать из воды, а как бы лететь по незримо проведённой линии.
Форма крыльев, глубина их погружения в воду, угол наклона, или, как говорят конструкторы, «угол атаки крыльев», — всё это определяло устойчивый полёт судна.
Только проведя десятки экспериментов, конструкторы нашли оптимально решение, то единственно верное соотношение формы, скорости и угла атаки крыльев, которое было необходимо «Ракете».
Когда создаётся нечто совершенно новое, трудности и нерешённые технические проблемы подстерегают буквально на каждом шагу. В экспериментальном цехе в этом убедились очень быстро.
Внешний вид крылатого теплохода! Подымите обычное судно из воды, и вы поразитесь его нелепому виду. Корпус «Ракеты» весь выходил из воды, для этого нового движения надо было найти и новые архитектурные формы.
При полёте корпус «Ракеты» не касался воды, но большая скорость порождала сопротивление воздуха. Корабль должен был получиться максимально обтекаемым. В экспериментальном цехе долго не могли найти нужные остроскулые линии обвода носа судна.
Но особое мучение принесла рубка управления. Если бы это было возможным, конструкторы сняли бы вообще рубку с палубы, спрятали её в тело корабля, как это делают в самолётах. Сколько потратили металла, изготовив десять вариантов этой рубки. И всякий раз конструкторам казалось — рубка на верхней палубе плохо «вписывается» в общий стремительный контур «Ракеты».
Клёпаный дюралевый корпус судна требовал особенно тщательной отделки — малейшая царапина, вмятина считались на головном корабле браком. Когда корпус был уже готов, в цех доставили двигатель, предстояла его отделка. Многие неудачи с крылатыми теплоходами в прошлом объяснялись, между прочим, и тем, что тогда не существовало двигателей, которые при большой мощности обладали бы сравнительно лёгким весом.
Крылатый корабль и громоздкая паровая машина — вещи несовместимые.
Работа шла в три смены. В начале мая «Ракету» решили впервые спустить на воду. Корабль был ещё без рубки, не достроен, но важно было проверить его основные мореходные качества.
Только недавно прошёл на Волге лёд, и половодье наступало на берег Сормовского затона. Когда паровоз подтащил на платформе «Ракету» к самому берегу, колёса его ушли в воду. Вода плескалась даже у подножия башенных кранов, которые должны были перенести теплоход на воду.
Пришлось подгонять к берегу плавучий кран, он поднял судно на воздух, отплыл немного, и только тогда «Ракета» очутилась на Волге. Это оказалось хлопотным делом, и лишь к вечеру уставшие, вымокшие кораблестроители взобрались на палубу «Ракеты», по древнему обычаю разбив бутылку шампанского о её крыло.
Однако первый же пробег судна насторожил конструкторов. «Ракета» двигалась по воде неуверенно, слишком близко к поверхности шли её крылья, судно трясло на мелкой волне.
Угол атаки крыльев! Вот в чём было дело. Угол атаки! Определяя его, конструкторы проделали ранее сотни опытов с моделями. Но вот на первом испытании натурного судна выяснилось — угол атаки велик, и больше, чем нужно, подъёмная сила крыльев.
Снова плавучий приподнял судно над водой и перенёс его на железнодорожную платформу. Теперь надо было снять крылья в цехе, уменьшить угол атаки и сделать это с такой тщательностью и точностью, чтобы не ошибиться не только в градусах угла, но и в минутах.
26 июля рано утром «Ракета» снова вышла из заводского затона, чтобы в тот же день, через пятнадцать часов, подойти к дебаркадеру Химкинского речного вокзала в Москве. Даже самые быстроходные речные экспрессы проходили 900 километров из Горького в Москву только за трое суток.
К Городцу «Ракета» подлетела так быстро, что там не успели подготовить шлюз, и кораблю пришлось плавать минут двадцать около гидростанции, пока не поднялись шлюзовые ворота, открывая дорогу.
Потом корабль вышел на просторы искусственного водохранилища. Набрав скорость, он поднялся на крыльях, и первый капитан судна Виктор Полуэктов взял курс на Москву.
Через четырнадцать ходовых часов, на час раньше, чем предполагалось, «Ракета» пришла в Московское море, но было уже поздно, и поэтому судно остановилось на ночь в Хлебникове, чтобы потом рано утром появиться для торжественной встречи у Химкинского вокзала.
Первый день пребывания «Ракеты» в Москве превратился в необычный и незабываемый праздник. Сначала в речном порту был большой митинг, выступили министр речного флота, Алексеев, конструкторы. Потом участники митинга и среди них множество иностранных гостей VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов захотели покататься на крылатом корабле.
Желание гостей «Ракеты» было таким большим, что в первый раз судно отошло сильно перегруженным. На его борту находилось около ста человек. Даже милиционеры, подхваченные всеобщим воодушевлением, забывали о своих обязанностях и прыгали на палубу корабля.
Но всё-таки «Ракета» вышла на крылья. Почти полдня она летала по Химкинскому водохранилищу. Одна делегация гостей фестиваля сменяла на её борту другую. Все они пришли в неописуемый восторг от путешествия на крылатом теплоходе, поздравляли создателей этого корабля, снимались вместе с ними на палубе.
На следующий день теплоход прошёл по Москве-реке мимо Кремля. Полуэктов старался вести судно с максимальной осторожностью: лодки, речные трамваи, катера, снующие туда и сюда по реке, преграждали «Ракете» путь. И всё-таки судно стремительно летело мимо парка культуры и отдыха, Нескучного сада, мимо высоких гранитных берегов набережной.
Какой-то мотоциклист, как выяснилось впоследствии, иностранный журналист, мчался на своём мотоцикле по набережной, пытаясь догнать «Ракету», но так и не догнал её.
С палубы судна было хорошо видно, как изумлённые появлением необычного корабля люди поднимались со стульев, многие вскакивали на столы, бежали к парапету набережной стадиона, мимо которого легко и плавно скользила «Ракета».
Успех окрылил создателей и руководство. Едва «Ракета» пришла из Москвы в родную гавань, как Объединённое волжское пароходство объявило о регулярных пассажирских рейсах крылатого теплохода на линии Горький — Казань. Начался новый этап испытаний. За два с половиной месяца, оставшиеся до конца навигации, конструкторы хотели обкатать «Ракету» в нормальной эксплуатации, проверить корабль в плавании по бурному, осеннему, нередко почти штормовому Куйбышевскому водохранилищу.
В первый рейс от Горьковского причала судно отошло на рассвете, в четыре утра. В рубке рядом с Полуэктовым стоял Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев — капитан речных судов, во время Великой Отечественной войны боевой лётчик, прославившийся своим героическим побегом из фашистского плена на захваченном у врага самолёте.
Время от времени Девятаев сменял Полуэктова у штурвала, он учился управлять новым кораблём. На борту судна и на этот раз находились несколько конструкторов и Ростислав Евгеньевич Алексеев.
Поезд из Горького в Казань тогда шёл около суток. «Ракета» в Казанском порту появилась в половине первого утра, проделав весь путь за 6 часов 45 минут.
В этот день на Куйбышевском водохранилище волны достигали высоты в метр с четвертью, волнение равнялось пяти баллам. Но бурная Волга не замедлила хода судна. «Ракета» неслась с заданной скоростью, лишь слегка покачиваясь на волнах, не так, как обычно покачиваются корабли, а только с борта на борт.
Так начались регулярные рейсы из Горького в Казань. Уже то, что пассажиры могли в течение одного дня поехать из Горького в Казань и вернуться обратно, казалось удивительным. Это меняло обычное представление о тихоходном водном транспорте во всём мире.
С каждым новым рейсом конструкторы всё больше убеждались в практичности «Ракеты». В программу испытаний входило и плавание в засорённом речном фарватере. Имелись в виду нередко отрывающиеся от плотов брёвна, доски, всякий мусор на реке. Вначале особенно опасными представлялись так называемые «топляки», еле заметные под водой тяжёлые брёвна, которые плывут почти вертикально.
— Что будет с вашей дюралевой «Ракетой», с её крыльями, если на большой скорости она неожиданно наскочит на такой топляк? — ещё год назад спрашивали Алексеева люди, которым лёгкие крылатые суда казались хрупкими, ненадёжными.
— Будем плавать по Волге — увидим, — отвечал в таких случаях Алексеев.Встреча с топляком состоялась в одном из первых рейсов. Когда «Ракета» на полном ходу ударила своими крыльями о большое полузатонувшее бревно, Алексеев и капитан, находившиеся в это время на палубе теплохода, побледнели от волнения. Расчёты расчётами, всё-таки бывают всякие неожиданности, вдруг бревно протаранит лёгкий, как у самолёта, корпус речного корабля?
Однако пассажиры на теплоходе не почувствовали даже сотрясения корпуса. Стальные крылья, как острые ножи, мгновенно перерезали бревно, и лишь крупные щепки случайно попали под винт и чуть-чуть загнули его лопасти.
Наступили последние дни навигации. «Ракета» шла уже без пассажиров из Горького в Куйбышевское водохранилище, где, по данным бюро прогнозов, ожидалось большое волнение. Алексеев хотел испытать судно в самую резкую штормовую погоду. Но когда теплоход подошёл к Казани, сильно похолодало, на Воле начался ледостав. Двигаться дальше не было возможности. По реке шло «сало». У берегов уже образовались участки сплошного льда. Возникла реальная опасность — очутиться в ледовом плену.
Но «Ракета» не могла зимовать в Казани, вдали от Сормовского затона. Но ведь крылатый теплоход — не ледокол. Что случиться с его корпусом, если судно начнёт пробиваться через ледовые поля? Алексеев и Полуэктов, все конструкторы, находившиеся в это время на борту, с тревогой совещались, имеют ли они право подвергать свой первый крылатый корабль такому риску. Однако и на раздумье у них не было времени, решать надо было немедленно, пока обстановка на реке не ухудшилась.
Алексеев принял решение: возвращаться в Горький. От Казани отошли ночью. На реке было темно, пустынно, только ещё кое-где горели огни, показывающие фарватер.
Вскоре пошёл снег, стало ещё темнее. Потом появился и туман.
В таких сложных условиях начался полёт «Ракеты» по почти замёрзшей реке — семь часов непрерывного волнения и огромного напряжения в необычном походе, на который могло решиться только крылатое судно.
Если бы «Ракета» сидела глубоко в воде, льдины наверняка повредили бы её корпусу. Но крылья подняли тело корабля в воздух и сами мгновенно разрезали крупные куски льда. Мелкий лёд со свистом летел через весь теплоход, со звоном бился о крепкие стёкла окон салона, о дюралевую обшивку палубы, и казалось, ледовая метель бушует над крылатым кораблём.На половине пути забило льдом водозаборник, но нет худа без добра: теперь конструкторы узнали, как его надо переделать, чтобы никакой ледостав не застал врасплох.
Вся в длинных сосульках, висевших по бортам, заиндевелая, как будто поседевшая за этот тяжёлый ледовый переход, «Ракета» благополучно вернулась в Горький, чтобы стать на зимовку на берегу заводского затона.
За «Ракетой» Алексеев приступил к созданию «Метеора». Новый корабль «Метеор» был заложен на стендах в январе 1959 года. К концу года он был уже готов. Сборка шла быстро.
Крылатый корабль, ещё несколько лет назад казавшийся фантастичным, сейчас уже никого не удивлял, став такой же привычной деталью заводского пейзажа, как буксиры, катера, теплоходы.
А затем появились «Спутник», «Восход», «Буревестник», «Комета», которые уже бороздили морские просторы.
Но мало кто знает, что в конструкторском бюро Алексеева активно разрабатывались военные варианты — например, экранопланы «Лунь» и «Орлёнок», открывающие, по сути, новую эру в традиционных системах авиации и флота.
Известно, что было создано для нужд ВМФ три экраноплана типа «Орлёнок». Новый министр обороны Сергей Соколов в 1984 году посчитал эти проекты бесперспективными. Но об этом генеральный конструктор Алексеев уже не узнает никогда: в ходе испытаний пассажирского варианта экраноплана он окажется под тяжестью своего детища. Никто толком из его конструктором так и не мог рассказать, как Алексеев попал под экраноплан. Он добудет до конца испытаний, а на следующий день пожалуется на сильную боль в животе. На второй день Алексеев потерял сознание. Врачи сказали, что он надорвался. Начался перитонит. Спасти гениального конструктора не удалось.
Информация