Гетто двадцать первого века. Как город превращается в пространство отчуждения и насилия
Современный город все чаще становится объектом тщательного анализа со стороны ученых, политиков, общественных деятелей. Причиной тому многочисленные негативные тенденции, сопутствующие урбанизации и превращающие современные города в средоточие серьезнейших социальных проблем, которые все чаще приобретают и политическое измерение. Современный город — это не только экономический, административный, культурный центр. Это еще и гетто «спальных районов» с присущей им социальной апатией и отчуждением, анклавы этнических мигрантов, кварталы трущоб с вырождающимся населением. Многие современные проблемы, включая не только уличную преступность и наркоманию, но и межэтнические конфликты, распространение экстремистских идей, терроризм, формируются или получают широкое распространение в городской среде. Благо современный город создает для этого прекрасные условия. Не случайно многочисленные философы и социологи давно исследуют влияние городской среды и городского бытия на социальное поведение человека.
В основе проблем современных городов лежит капиталистический подход к организации городского бытия. Под капиталистическим подходом в данном случае следует понимать не рыночную экономику как таковую, а восприятие города исключительно через призму материальной выгоды. Британский исследователь Дэвид Харви, которого считают одним из наиболее авторитетных ученых, анализирующих город с позиций неомарксизма, убежден, что темпы развития городов в современном мире задаются транснациональными и национальными корпорациями. Для корпорации город — средство прибыли, поэтому капиталисты руководствуются тремя важнейшими принципами — увеличением прибыли, повышением доступности инфраструктуры потребления, ростом эффективности города как торгово-промышленного объекта. Но эти принципы полностью игнорируют вопросы социального и социокультурного развития современных городов. В частности, корпорации совершенно не обращают внимание ни на состояние окружающей среды в крупных городах, ни на транспортные проблемы, ни на появление мигрантских анклавов, меняющих не только облик, но и внутреннюю культурную природу городов. В результате пригодность городов для комфортного проживания человека снижается.
Другой известный ученый, Мануэль Кастельс, подчеркивает, что в современном мире город превращается в пространство для воспроизводства трудовых ресурсов. Это влечет за собой перенаселенность городов и рост социального отчуждения. Ухудшается экологическая ситуация, но компаниям, осуществляющим застройку городских районов, до этих проблем совершенно нет дела. Формируются целые массивы современных гетто, где жилье относительно дешево, поэтому их стремительно заселяют наиболее обездоленные категории — мигранты, малообеспеченная молодежь, маргиналы. Городское пространство, тем самым, также превращается в товар. Жилье на окраине, вблизи промышленных объектов и железных дорог стоит дешевле, чем жилье в центре. Обладать «кусочком» городского пространства в центре крупного города — уже большое достижение. Собственники квартир в центре Москвы — настоящие миллионеры. Стоимости их жилья хватит для безбедной жизни до конца дней в любом провинциальном городе России.
В то же время, погоня за извлечением прибыли из городского пространства убивает экологическую и культурную среду городов. Чего стоит одна «точечная застройка», уродующая архитектурный облик и закладывающая бомбы быстрого и медленного действия в виде проблем с парковками, пробок, перегруженности коммуникаций, переполненности школ, детских садов и поликлиник. Особенно если учитывать, что в современной России строительство жилого комплекса далеко не всегда сопровождается созданием полноценной инфраструктуры для его обитателей. Часто новые жильцы буквально «садятся на голову» старым обитателям районов, поскольку перегружают школы, детсады, поликлиники, их автомобили создают пробки на прежде свободных улицах.
Французский философ Жан Бодрийяр не случайно обращал внимание на процессы «маркетизации» современных городов с последующим превращением пространств вокруг торговых центров в «безжизненные пустыни». Создание объектов повышенного притяжения людей, в первую очередь — крупных торговых центров, гипермаркетов, развлекательных центров, автомагистралей — способствует разрушению целостности города, так как люди концентрируются в наиболее привлекательных для потребления местах. С другой стороны, в современных условиях далеко не все объекты жилой и коммерческой инфраструктуры, построенные ушлыми застройщиками, оказываются востребованы. В каждом крупном современном городе есть множество новых пустующих зданий. На весь двадцатиэтажный дом может быть заселено несколько квартир. Жилье в таких домах многим не по карману, как и аренда офисов или торговых площадей.
Когда-то автомобиль был призван повысить комфортность жизни среднестатистического человека, увеличив скорость и возможности передвижения. Сегодня мегаполисы стоят в пробках. Многие люди, имея собственные автомобили, предпочитают передвигаться на метро, поскольку это намного быстрее. Некоторые пересаживаются на велосипеды и мотоциклы, которые обладают большими возможностями для маневра. Получается, что главное преимущество автомобиля — скорость — в условиях городских пробок минимизировалось. Иногда до нужной точки быстрее пройти пешком, чем проехать на автомобиле.
Еще одна важнейшая черта современного города, прямо связанная с проблемами национальной безопасности — разрушение социальных связей и атомизация городской среды. В традиционном городе каждый человек находился на своем месте, существовала развитая система социальных связей. Приезжие из других мест постепенно включались в ритм городской жизни, «растворялись» в городской среде, принимая образ жизни и системы ценностей горожан. Так формировались многонациональные общности одесситов, ростовчан, бакинцев, для которых их «национальностью» становилась принадлежность к конкретному городу.
В современном крупном городе произошло разрушение существовавших прежде систем социальных связей, постепенно ослабла «городская идентичность» жителей, поскольку численность приезжих стала сопоставима, а то и значительно превысила старожильческое население городов. Социолог Зигмунт Бауман видит в современном крупном городе «пространство чужих», которые не знают друг друга и не интересны друг другу. Даже общаясь между собой, они остаются «чужими», растет социальная отчужденность. Мало кто знает даже всех соседей по подъезду. Это и понятно — жильцы постоянно меняются, поскольку мобильность населения в современном мегаполисе очень высокая. Прибывающие в город мигранты из других стран более не стремятся интегрироваться в городскую среду, а создают замкнутые анклавы, которые с подозрением относятся к старожильческому населению, а последнее также со страхом или неприязнью воспринимает мигрантов.
Кстати, как ни странно, но именно мигрантские анклавы и районы трущоб в современных мегаполисах и воспроизводят традиционную модель социальной организации горожан. И мигранты, и «трущобные люди» тесно контактируют в своей социальной среде, что повышает их сплоченность и организованность. Для «нормального» горожанина, под которым сегодня понимается среднестатистический атомизированный обыватель — индивидуалист, такие «сообщества» выглядят как что-то чужое, непонятное и опасное. И в этом тоже есть своя доля правды — ведь мигранты и жители социально депрессивных районов выступают в качестве среды повышенной опасности. Среди них выше уровень социального негативизма, преступности, распространены различные формы девиантного поведения. Но и атомизированный обыватель потенциально опасен. «Одиночество в толпе», как его называет российский философ и культуролог Борис Марков, свидетельствует о «болезни общества». Атомизация выгодна власти и корпорациям, в том числе и потому, что самоорганизованные коллективы горожан — это источник потенциальной политической опасности, это политические субъекты, с которыми нельзя не считаться и которые представляют собой серьезную силу. В крупных городах Запада, России господствует атомизация и лишь анклавы мигрантов и социальных аутсайдеров представляют собой исключение из общей тенденции развития городской среды.
Социологи говорят о «локальных пространствах» в современных мегаполисах, под которыми понимаются мигрантские анклавы и социальные гетто. В этих пространствах люди вынуждены больше коммуницировать друг с другом, но это не значит, что существование таких «локальных пространств» имеет положительные для города последствия. Напротив, «локальные пространства» чаще всего характеризуются повышенным уровнем агрессии по отношению к окружающей городской среде и другим горожанам. Эта агрессия замешана на социальном и культурном факторах. Социальный фактор — это неустроенность, неудовлетворительные условия жизни, бедность и нищета, безработица, царящие в современных гетто. Их обитателям сложно получить хорошее образование, устроиться на престижную работу, изменить качество жизни — нет ни средств, ни культурного и социального капитала для столь серьезных улучшений собственного бытия. Сама среда социальных гетто способствует культивации всевозможных пороков — наркомании, алкоголизма, проституции, игромании и так далее. С другой стороны, пытающиеся «вырваться» из этого порочного круга обитатели гетто часто становятся боевиками радикальных организаций или криминальных группировок.
Культурный фактор — серьезные ментальные, ценностные и поведенческие различия, существующие между обитателями «локальных пространств» и окружающими горожанами. Эти различия основаны или на иной этнической и религиозной принадлежности, или на специфическом образе жизни. Для того, чтобы быть «ментально чужим», не обязательно принадлежать к сомалийской диаспоре в Осло или марокканской в Париже. Можно быть и представителем «социального дна» коренной национальности, воспитанным в субкультуре криминальной и полукриминальной среды. Нигилизм, склонность к правонарушениям и преступлениям, агрессия в отношении более обеспеченных и «успешных» горожан, выпадение из социальной реальности, большая подверженность экстремистским идеям — все эти характеристики в той или иной степени свойственны многим жителям современных социальных гетто. Жители гетто испытывают ненависть к благополучной среде, которую часто пытаются облачить в религиозные и политические одеяния — как неприятие «неверных», «буржуазии», «эксплуататоров» (при том, что многие «ненавистники эксплуататоров» не работают, а значит — не подвергаются эксплуатации).
Руководство Евросоюза, фактически стимулирующее неконтролируемую миграцию, в наименьшей степени задумывается о реальных интересах жителей европейских государств. Более того — господствующая в Евросоюзе парадигма мультикультурализма и толерантности лишь усугубляет существующие культурные различия между мигрантами и местным населением. Вместо того, чтобы способствовать скорейшей интеграции, усвоению норм поведения в принимающем обществе, создаются все условия для консервации собственных традиций и обычаев, которые в чуждой в культурном отношении среде приобретают демонстративный характер. И уже мигранты — обитатели анклавов и современных гетто — обвиняют принимающее общество в расизме, классифицируя как расистские любые требования соблюдать общепринятые нормы и правила поведения.
Второе, третье поколения мигрантов — это дети тех, кто в разное время приехал из других стран. Они уже чувствуют принявшую их родителей или дедов страну своей родиной. По сути, так оно и есть. Здесь они родились, здесь похоронены их родственники, здесь прошли детские и юношеские годы. Но значит ли это, что мигранты второго и третьего поколений воспринимают общегражданскую идентичность принимающего общества? Братья Куаши тоже выросли во Франции, что не помешало им стать террористами и убивать своих сограждан. Наджим Лаашрауи, которого обвинили в терактах в Брюсселе, также вырос в Бельгии. Потенциальных экстремистов и террористов объединяет жизнь в условиях социальной отчужденности в мигрантских гетто, где большинство обитателей предпочитает не работать, а существовать на социальные пособия, попутно занимаясь полукриминальной и криминальной деятельностью.
Получается, что «новой родиной» для мигрантов становится не Германия или Франция в целом, а лишь их конкретный анклав, городское гетто, где проходит детство и юность и усваиваются жизненные ценности и установки. Чем это гетто более проблемное в социальном отношении, тем агрессивнее в нем социальная среда и тем больше вероятности, что его обитатель воспримет криминальные или экстремистские ценности. Не случайно, во многие пригороды того же Брюсселя даже полицейские заходят с крайней неохотой, как правило — под прикрытием спецподразделений. То есть, эти анклавы уже превратились в территории, существующие по своим правилам и фактически выпавшие из общего социального пространства. Это — «маленькие Алжиры», «маленькие Сомали», «маленькие Сенегалы» на французской, бельгийской, германской территории. Внешний облик анклавов все больше напоминает не европейские, а африканские или ближневосточные города. Так трансформируется европейское городское пространство, принимая новую социальную реальность и сталкиваясь с рисками, которые, без кардинального изменения самих основ социального и политического бытия западных обществ, преодолеть невозможно.
В основе проблем современных городов лежит капиталистический подход к организации городского бытия. Под капиталистическим подходом в данном случае следует понимать не рыночную экономику как таковую, а восприятие города исключительно через призму материальной выгоды. Британский исследователь Дэвид Харви, которого считают одним из наиболее авторитетных ученых, анализирующих город с позиций неомарксизма, убежден, что темпы развития городов в современном мире задаются транснациональными и национальными корпорациями. Для корпорации город — средство прибыли, поэтому капиталисты руководствуются тремя важнейшими принципами — увеличением прибыли, повышением доступности инфраструктуры потребления, ростом эффективности города как торгово-промышленного объекта. Но эти принципы полностью игнорируют вопросы социального и социокультурного развития современных городов. В частности, корпорации совершенно не обращают внимание ни на состояние окружающей среды в крупных городах, ни на транспортные проблемы, ни на появление мигрантских анклавов, меняющих не только облик, но и внутреннюю культурную природу городов. В результате пригодность городов для комфортного проживания человека снижается.
Другой известный ученый, Мануэль Кастельс, подчеркивает, что в современном мире город превращается в пространство для воспроизводства трудовых ресурсов. Это влечет за собой перенаселенность городов и рост социального отчуждения. Ухудшается экологическая ситуация, но компаниям, осуществляющим застройку городских районов, до этих проблем совершенно нет дела. Формируются целые массивы современных гетто, где жилье относительно дешево, поэтому их стремительно заселяют наиболее обездоленные категории — мигранты, малообеспеченная молодежь, маргиналы. Городское пространство, тем самым, также превращается в товар. Жилье на окраине, вблизи промышленных объектов и железных дорог стоит дешевле, чем жилье в центре. Обладать «кусочком» городского пространства в центре крупного города — уже большое достижение. Собственники квартир в центре Москвы — настоящие миллионеры. Стоимости их жилья хватит для безбедной жизни до конца дней в любом провинциальном городе России.
В то же время, погоня за извлечением прибыли из городского пространства убивает экологическую и культурную среду городов. Чего стоит одна «точечная застройка», уродующая архитектурный облик и закладывающая бомбы быстрого и медленного действия в виде проблем с парковками, пробок, перегруженности коммуникаций, переполненности школ, детских садов и поликлиник. Особенно если учитывать, что в современной России строительство жилого комплекса далеко не всегда сопровождается созданием полноценной инфраструктуры для его обитателей. Часто новые жильцы буквально «садятся на голову» старым обитателям районов, поскольку перегружают школы, детсады, поликлиники, их автомобили создают пробки на прежде свободных улицах.
Французский философ Жан Бодрийяр не случайно обращал внимание на процессы «маркетизации» современных городов с последующим превращением пространств вокруг торговых центров в «безжизненные пустыни». Создание объектов повышенного притяжения людей, в первую очередь — крупных торговых центров, гипермаркетов, развлекательных центров, автомагистралей — способствует разрушению целостности города, так как люди концентрируются в наиболее привлекательных для потребления местах. С другой стороны, в современных условиях далеко не все объекты жилой и коммерческой инфраструктуры, построенные ушлыми застройщиками, оказываются востребованы. В каждом крупном современном городе есть множество новых пустующих зданий. На весь двадцатиэтажный дом может быть заселено несколько квартир. Жилье в таких домах многим не по карману, как и аренда офисов или торговых площадей.
Когда-то автомобиль был призван повысить комфортность жизни среднестатистического человека, увеличив скорость и возможности передвижения. Сегодня мегаполисы стоят в пробках. Многие люди, имея собственные автомобили, предпочитают передвигаться на метро, поскольку это намного быстрее. Некоторые пересаживаются на велосипеды и мотоциклы, которые обладают большими возможностями для маневра. Получается, что главное преимущество автомобиля — скорость — в условиях городских пробок минимизировалось. Иногда до нужной точки быстрее пройти пешком, чем проехать на автомобиле.
Еще одна важнейшая черта современного города, прямо связанная с проблемами национальной безопасности — разрушение социальных связей и атомизация городской среды. В традиционном городе каждый человек находился на своем месте, существовала развитая система социальных связей. Приезжие из других мест постепенно включались в ритм городской жизни, «растворялись» в городской среде, принимая образ жизни и системы ценностей горожан. Так формировались многонациональные общности одесситов, ростовчан, бакинцев, для которых их «национальностью» становилась принадлежность к конкретному городу.
В современном крупном городе произошло разрушение существовавших прежде систем социальных связей, постепенно ослабла «городская идентичность» жителей, поскольку численность приезжих стала сопоставима, а то и значительно превысила старожильческое население городов. Социолог Зигмунт Бауман видит в современном крупном городе «пространство чужих», которые не знают друг друга и не интересны друг другу. Даже общаясь между собой, они остаются «чужими», растет социальная отчужденность. Мало кто знает даже всех соседей по подъезду. Это и понятно — жильцы постоянно меняются, поскольку мобильность населения в современном мегаполисе очень высокая. Прибывающие в город мигранты из других стран более не стремятся интегрироваться в городскую среду, а создают замкнутые анклавы, которые с подозрением относятся к старожильческому населению, а последнее также со страхом или неприязнью воспринимает мигрантов.
Кстати, как ни странно, но именно мигрантские анклавы и районы трущоб в современных мегаполисах и воспроизводят традиционную модель социальной организации горожан. И мигранты, и «трущобные люди» тесно контактируют в своей социальной среде, что повышает их сплоченность и организованность. Для «нормального» горожанина, под которым сегодня понимается среднестатистический атомизированный обыватель — индивидуалист, такие «сообщества» выглядят как что-то чужое, непонятное и опасное. И в этом тоже есть своя доля правды — ведь мигранты и жители социально депрессивных районов выступают в качестве среды повышенной опасности. Среди них выше уровень социального негативизма, преступности, распространены различные формы девиантного поведения. Но и атомизированный обыватель потенциально опасен. «Одиночество в толпе», как его называет российский философ и культуролог Борис Марков, свидетельствует о «болезни общества». Атомизация выгодна власти и корпорациям, в том числе и потому, что самоорганизованные коллективы горожан — это источник потенциальной политической опасности, это политические субъекты, с которыми нельзя не считаться и которые представляют собой серьезную силу. В крупных городах Запада, России господствует атомизация и лишь анклавы мигрантов и социальных аутсайдеров представляют собой исключение из общей тенденции развития городской среды.
Социологи говорят о «локальных пространствах» в современных мегаполисах, под которыми понимаются мигрантские анклавы и социальные гетто. В этих пространствах люди вынуждены больше коммуницировать друг с другом, но это не значит, что существование таких «локальных пространств» имеет положительные для города последствия. Напротив, «локальные пространства» чаще всего характеризуются повышенным уровнем агрессии по отношению к окружающей городской среде и другим горожанам. Эта агрессия замешана на социальном и культурном факторах. Социальный фактор — это неустроенность, неудовлетворительные условия жизни, бедность и нищета, безработица, царящие в современных гетто. Их обитателям сложно получить хорошее образование, устроиться на престижную работу, изменить качество жизни — нет ни средств, ни культурного и социального капитала для столь серьезных улучшений собственного бытия. Сама среда социальных гетто способствует культивации всевозможных пороков — наркомании, алкоголизма, проституции, игромании и так далее. С другой стороны, пытающиеся «вырваться» из этого порочного круга обитатели гетто часто становятся боевиками радикальных организаций или криминальных группировок.
Культурный фактор — серьезные ментальные, ценностные и поведенческие различия, существующие между обитателями «локальных пространств» и окружающими горожанами. Эти различия основаны или на иной этнической и религиозной принадлежности, или на специфическом образе жизни. Для того, чтобы быть «ментально чужим», не обязательно принадлежать к сомалийской диаспоре в Осло или марокканской в Париже. Можно быть и представителем «социального дна» коренной национальности, воспитанным в субкультуре криминальной и полукриминальной среды. Нигилизм, склонность к правонарушениям и преступлениям, агрессия в отношении более обеспеченных и «успешных» горожан, выпадение из социальной реальности, большая подверженность экстремистским идеям — все эти характеристики в той или иной степени свойственны многим жителям современных социальных гетто. Жители гетто испытывают ненависть к благополучной среде, которую часто пытаются облачить в религиозные и политические одеяния — как неприятие «неверных», «буржуазии», «эксплуататоров» (при том, что многие «ненавистники эксплуататоров» не работают, а значит — не подвергаются эксплуатации).
Руководство Евросоюза, фактически стимулирующее неконтролируемую миграцию, в наименьшей степени задумывается о реальных интересах жителей европейских государств. Более того — господствующая в Евросоюзе парадигма мультикультурализма и толерантности лишь усугубляет существующие культурные различия между мигрантами и местным населением. Вместо того, чтобы способствовать скорейшей интеграции, усвоению норм поведения в принимающем обществе, создаются все условия для консервации собственных традиций и обычаев, которые в чуждой в культурном отношении среде приобретают демонстративный характер. И уже мигранты — обитатели анклавов и современных гетто — обвиняют принимающее общество в расизме, классифицируя как расистские любые требования соблюдать общепринятые нормы и правила поведения.
Второе, третье поколения мигрантов — это дети тех, кто в разное время приехал из других стран. Они уже чувствуют принявшую их родителей или дедов страну своей родиной. По сути, так оно и есть. Здесь они родились, здесь похоронены их родственники, здесь прошли детские и юношеские годы. Но значит ли это, что мигранты второго и третьего поколений воспринимают общегражданскую идентичность принимающего общества? Братья Куаши тоже выросли во Франции, что не помешало им стать террористами и убивать своих сограждан. Наджим Лаашрауи, которого обвинили в терактах в Брюсселе, также вырос в Бельгии. Потенциальных экстремистов и террористов объединяет жизнь в условиях социальной отчужденности в мигрантских гетто, где большинство обитателей предпочитает не работать, а существовать на социальные пособия, попутно занимаясь полукриминальной и криминальной деятельностью.
Получается, что «новой родиной» для мигрантов становится не Германия или Франция в целом, а лишь их конкретный анклав, городское гетто, где проходит детство и юность и усваиваются жизненные ценности и установки. Чем это гетто более проблемное в социальном отношении, тем агрессивнее в нем социальная среда и тем больше вероятности, что его обитатель воспримет криминальные или экстремистские ценности. Не случайно, во многие пригороды того же Брюсселя даже полицейские заходят с крайней неохотой, как правило — под прикрытием спецподразделений. То есть, эти анклавы уже превратились в территории, существующие по своим правилам и фактически выпавшие из общего социального пространства. Это — «маленькие Алжиры», «маленькие Сомали», «маленькие Сенегалы» на французской, бельгийской, германской территории. Внешний облик анклавов все больше напоминает не европейские, а африканские или ближневосточные города. Так трансформируется европейское городское пространство, принимая новую социальную реальность и сталкиваясь с рисками, которые, без кардинального изменения самих основ социального и политического бытия западных обществ, преодолеть невозможно.
- Илья Полонский
- http://www.stylehiclub.com/, http://www.dailymail.co.uk/, http://www.dailystormer.com/, http://www.thesun.co.uk/,
Информация