Предупрежден – не значит вооружен
Сталин трезво оценивал возможности Красной армии
Тема тяжелых поражений Красной армии в июне-июле 1941 года остается одной из самых актуальных и спорных. Доктор исторических наук Юрий Рубцов полагает первопричиной трагического для Красной армии начала войны то, что советский вождь стал жертвой дезинформации, осуществленной германскими спецслужбами («Утка» по-берлински»). На мой взгляд, эта версия ошибочна.
Сталин, считает Рубцов, поверил немецким объяснениям, что начавшаяся в мае 1941-го масштабная переброска немецких дивизий на советско-германскую границу проводилась для маскировки планируемого вторжения в Англию (операция «Морской лев»). В результате «до последнего дня запрещал приведение войск приграничных округов в боевую готовность».
Устрашение – полдела
Во-первых, предположение, что Сталин клюнул на дезинформацию ведомства Геббельса, противоречит характеру и жизненному пути советского лидера. Он даже соратникам не очень-то доверял, а уж врагам и подавно. Сталин никогда не питал иллюзий относительно намерений Гитлера, а в 1941 году – тем более. В частности, на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в конце мая 1941-го говорил: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать».
Во-вторых, «уже в начале марта 1941 года советскому правительству по разведывательным каналам стало известно, что Гитлер отказался от планов вторжения в Великобританию», констатирует, основываясь на документах Олег Вишлев («Сталин и Гитлер. Кто кого обманул»). Поэтому попытки немцев, пытавшихся представить наращивание своих войск на границе с СССР как подготовку к операции «Морской лев», ввести Сталина в заблуждение не могли.
В-третьих, весной и в начале лета 1941 года Сталин предпринял масштабные меры для укрепления приграничных округов. Юрий Рубцов отнес это к акции «устрашения» Гитлера. Да, отчасти так и есть: призыв 793 тысяч резервистов, скрытый переброс из внутренних округов в западные семи армий (66 дивизий), приведение в боеготовность 63 дивизий резервов и их выдвижение ночными маршами в состав армий прикрытия, приведение в боеготовность и скрытая передислокация в места сосредоточения 52 дивизий второго эшелона, выведение дивизий первого эшелона армий прикрытия в укрепрайоны. Но в цели «устрашения» никак не вписываются приказы о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов, о рассредоточении и маскировке самолетов на аэродромах, складов и баз, о приведении в боеготовность всех долговременных огневых сооружений и укрепрайонов. Да и досрочный выпуск по приказу наркома обороны от 14 мая 1941 года изо всех училищ с направлением молодых офицеров в западные приграничные округа в логику «устрашения» не укладывается. Все это меры подготовки к отражению нападения.
Политический маневр
Уверенность Юрия Рубцова, что «Сталин запрещал любые действия по приведению войск в необходимую степень боевой готовности…» лишь «из опасений дать немцам хоть малейший повод к агрессии», опирается на анализ советско-германских отношений в мае-июне 1941-го. Но действия Сталина и Гитлера накануне войны нельзя рассматривать в отрыве от окружающего их мира. В 1941 году на международной арене присутствовали и другие игроки. Советское руководство это учитывало и считало, что подготовка к войне должна предусматривать не только меры по отражению возможной агрессии, но и внешнеполитические маневры. Это дважды подчеркнул Сталин в речи перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года. Сначала он сказал: «Мало иметь хорошую технику, организацию, надо иметь больше союзников», а затем еще раз вернулся к этой теме: «Чтобы готовиться хорошо к войне – это не только нужно иметь современную армию, но надо войну подготовить политически. Что значит политически подготовить войну?.. Это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников и нейтральных стран».
С союзниками в предвоенные годы было плохо. Причина очевидна: СССР и остальные европейские страны имели противоположные общественные системы и не испытывали доверия друг к другу.
В 1940–1941 годах советское руководство предприняло большие усилия, чтобы к началу войны иметь как можно больше союзников и нейтральных государств. Кое-что удалось. Главное достижение – 13 апреля 1941 года в Москве был заключен советско-японский договор о нейтралитете, который сильно ослабил ось Рим – Берлин – Токио и для СССР свел к минимуму вероятность войны на два фронта. Но это был, пожалуй, единственный крупный успех советской дипломатии. В целом же положение оставалось очень тревожным: большинство европейских стран привычно (как было в XIX веке при Наполеоне и как это имеет место в наше время при Обаме) прибилось к сильнейшему на тот момент Гитлеру. Как на союзников СССР к весне 1941 года мог рассчитывать только на Англию и США. Но в то время никаких симпатий к советской России эти страны не проявляли. Буржуазное общественное мнение в Англии и США не делало различий между СССР и Германией, считая их «тоталитарными странами». Даже после нападения на Советский Союз газета «Уолл-стрит джорнэл» 25 июня 1941 года писала: «Американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мистером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны». Аналогичными высказываниями была полна и британская пресса. Отношения с Лондоном весной 1941-го были натянутыми – в мае англичане даже вернулись к планам нанесения бомбовых ударов по советским нефтяным промыслам в Закавказье. Ситуация совсем осложнилась после прилета 10 мая 1941 года заместителя Гитлера по партии Гесса в Англию, что реально могло привести к заключению сепаратного мира между Берлином и Лондоном (с 11 мая немецкая авиация прекратила массированные налеты на города Великобритании).
В этих условиях Англия и США могли бы стать союзниками СССР только в одном случае – если явным инициатором войны будет Гитлер. Именно поэтому, чтобы не дать Германии малейшего повода обвинить Советский Союз в агрессивности, Сталин до последнего воздерживался от официального приведения войск в полную боевую готовность. Правильность такой политики подтвердилась. 22 июня 1941 года никто в мире не сомневался в том, что войну развязал Гитлер. Общественные симпатии Англии и США повернулись в сторону Страны Советов: Уинстон Черчилль уже 22 июня выступил по английскому радио с поддержкой СССР, а 9 июля президент США Франклин Рузвельт в послании на имя М. И. Калинина писал: «Американский народ ненавидит вооруженную агрессию (подчеркнуто мной. – В. Л.). Американцы связаны тесными узами исторической дружбы с русским народом. Поэтому естественно, что они с симпатией и восхищением наблюдают за титанической оборонительной борьбой, которую ведет сейчас русский народ». Тонкая политика Сталина в мае-июне 1941 года в последующем привела к формированию мощной антигитлеровской коалиции.
По объективным причинам
Юрий Рубцов считает, что за запоздалое по вине Сталина приведение войск западных округов в полную боевую готовность Красная армия заплатила «очень высокую цену». Это чрезмерное преувеличение значения момента приведения войск в полную боевую готовность на исход приграничных столкновений. Ведь разгром главных сил трех особых военных округов (118 дивизий) произошел не 22 июня, а во время встречных сражений 24–30 июня, когда войска уже были приведены в полную боевую готовность. В связи с этим американский историк Роджер Риз в книге «Сталинские солдаты поневоле: социальная история Красной армии. 1925–1941 гг.» справедливо замечает: «Элемент внезапности помогает объяснять, почему войсковые части на границе поначалу оказались в замешательстве, что поставило их в невыгодное положение. Но это никак не объясняет, почему в боях потерпели неудачу выдвинутые из тыла корпуса и армии, у которых оставались недели на подготовку. Внезапностью можно объяснять, почему германские ВВС застали сотни самолетов на земле и уничтожили их в первый же день войны. Но этим никак не объяснить, почему советские самолеты были застигнуты на земле на третий и четвертый день войны». Кстати, Сталин не придавал особого значения моменту отдачи директивы на приведение войск в полную боевую готовность. По воспоминаниям управделами советского правительства Я. Е.Чадаева, 22 июня 1941 года Сталин после телефонного разговора с командующим Западным особым военным округом генералом армии Д. Г. Павловым сказал: «Павлов ничего конкретного не знает, что происходит на границе! Не имеет связи даже со штабами армий! Ссылается на то, что опоздала в войска директива… Но разве армия без директивы не должна находиться в боевой готовности?».
Второстепенность момента приведения войск в полную боевую готовность на исход боев подтверждает и современный опыт: и власти Югославии, и руководство Ирака знали точные даты начала войн против них, сделали все для приведения войск в полную боевую готовность, но это не спасло.
Для успешного отражения нападения более важны наличие сил и средств, их необходимое сосредоточение и умелое применение на направлениях главных ударов агрессора, обученность личного состава и боевая слаженность подразделений и частей, морально-политическое состояние армии и народа, готовность к жертвенной борьбе.
В 1935–1941 годах в СССР была проведена большая работа по повышению боеготовности Вооруженных Сил. Красная армия переведена на кадровую основу, в сентябре 1939-го введена всеобщая воинская обязанность. Началось серийное производство нового поколения образцов вооружения и военной техники (танков, орудий, самолетов), число войсковых соединений возросло с 98 до 303 дивизий, в приграничных округах созданы и развернуты армии прикрытия численностью 186 дивизий (с учетом 16 дивизий второго стратегического эшелона, прибывших в армии прикрытия до войны). Осуществлена подготовка Западного ТВД: аэродромы, укрепрайоны, дороги. В последние месяцы перед войной были приняты дополнительные меры по укреплению приграничных округов.
В результате огромных усилий народа и советского правительства к июню 1941-го Красная армия обладала необходимыми для отражения гитлеровской агрессии силами и средствами. По общей численности и оснащенности боевыми средствами войск она не уступала вермахту, а по ряду видов боевой техники (танки, самолеты) даже его превосходила.
Морально-политическое состояние армии и народа было высоким. В книге «Эпоха диктатур. 1918–1947 гг.» П. Тибо пишет об атмосфере в СССР: «Единство нации укреплялось перед войной всеми возможными (и невозможными) средствами и было сильно, как никогда, в то время как весь мир, введенный в заблуждение чистками и репрессиями 1936–1938 годов, полагал, что СССР стоит на пороге краха. Только 22 июня 1941-го, когда Гитлер напал на Россию, миру открылась подлинная мощь этой страны».
Но с необходимым сосредоточением сил и средств, умелым их применением на направлениях главных ударов агрессора, с обученностью личного состава и боевой слаженностью дело обстояло плохо. Несмотря на большие усилия советского правительства по укреплению в марте – июне 1941 года приграничных округов, их командование не сумело организовать в своей сфере ответственности эффективную рекогносцировку. В результате войсковая разведка не выявила реальный боевой порядок немцев и на направлениях главных ударов силы вермахта имели многократное преимущество. При таком их превосходстве степень приведения в боеготовое состояние советских войск, принявших на себя первый удар, фактически ничего не значила.
Дело в другом – Красная армия значительно уступала вермахту в отмобилизованности, и это было обусловлено объективными причинами. СССР в подготовке к войне отставал от Германии примерно на четыре года: Гитлер объявил всеобщую воинскую повинность с 1 марта 1935-го, а экономика СССР дала возможность это сделать лишь с 1 сентября 1939-го. В 1939 году вермахт насчитывал 4,7 миллиона человек, а Красная армия – в 2,5 раза меньше (1,9 млн). В течение 1939–1941 годов численность РККА возросла втрое (до 5,8 млн на 22 июня 1941-го). За этот срок просто физически невозможно было выучить ее для ведения современной маневренной войны с опытнейшим противником. Сталин трезво оценивал возможности Красной армии. На совещании начальствующего состава 17 апреля 1940 года, посвященном обобщению опыта боевых действий против Финляндии, он отмечал: «Культурного, квалифицированного и образованного командного состава нет у нас или есть единицы... Требуются хорошо сколоченные и искусно работающие штабы. Их пока нет у нас... Затем для современной войны требуются хорошо обученные, дисциплинированные бойцы, инициативные. У нашего бойца не хватает инициативы. Он индивидуально мало развит. Он плохо обучен...» Именно поэтому Сталин стремился оттянуть начало войны. Он считал, что Красная армия будет способна на равных бороться с вермахтом не ранее середины 1942 года. В 1941-м враг объективно был хитрее, сильнее, искуснее. Кстати, зарубежные военные эксперты тогда были очень низкого мнения о боевой мощи Красной армии. Военно-морской министр США Франклин Уильям Нокс заявил: «Гитлер расправится с Россией за срок от шести недель до двух месяцев», а военный министр Генри Льюис Стимсон информировал президента: «Германия будет основательно занята минимум месяц, а максимально, возможно, три месяца задачей разгрома России».
Но положение менялось, и к середине 1943 года боеспособность противоборствующих сторон выровнялась, а с 1944-го солдаты, офицеры и генералы Красной армии уже превосходили врага в искусстве войны.
Юрий Рубцов пишет, что Сталин пребывал «в иллюзиях, будто он ведет игру в советско-германском дуэте». На самом деле в иллюзиях пребывал Гитлер. Жизнь это убедительно доказала тем, что война закончилась в Берлине.
Тема тяжелых поражений Красной армии в июне-июле 1941 года остается одной из самых актуальных и спорных. Доктор исторических наук Юрий Рубцов полагает первопричиной трагического для Красной армии начала войны то, что советский вождь стал жертвой дезинформации, осуществленной германскими спецслужбами («Утка» по-берлински»). На мой взгляд, эта версия ошибочна.
Сталин, считает Рубцов, поверил немецким объяснениям, что начавшаяся в мае 1941-го масштабная переброска немецких дивизий на советско-германскую границу проводилась для маскировки планируемого вторжения в Англию (операция «Морской лев»). В результате «до последнего дня запрещал приведение войск приграничных округов в боевую готовность».
Устрашение – полдела
Во-первых, предположение, что Сталин клюнул на дезинформацию ведомства Геббельса, противоречит характеру и жизненному пути советского лидера. Он даже соратникам не очень-то доверял, а уж врагам и подавно. Сталин никогда не питал иллюзий относительно намерений Гитлера, а в 1941 году – тем более. В частности, на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в конце мая 1941-го говорил: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать».
Во-вторых, «уже в начале марта 1941 года советскому правительству по разведывательным каналам стало известно, что Гитлер отказался от планов вторжения в Великобританию», констатирует, основываясь на документах Олег Вишлев («Сталин и Гитлер. Кто кого обманул»). Поэтому попытки немцев, пытавшихся представить наращивание своих войск на границе с СССР как подготовку к операции «Морской лев», ввести Сталина в заблуждение не могли.
В-третьих, весной и в начале лета 1941 года Сталин предпринял масштабные меры для укрепления приграничных округов. Юрий Рубцов отнес это к акции «устрашения» Гитлера. Да, отчасти так и есть: призыв 793 тысяч резервистов, скрытый переброс из внутренних округов в западные семи армий (66 дивизий), приведение в боеготовность 63 дивизий резервов и их выдвижение ночными маршами в состав армий прикрытия, приведение в боеготовность и скрытая передислокация в места сосредоточения 52 дивизий второго эшелона, выведение дивизий первого эшелона армий прикрытия в укрепрайоны. Но в цели «устрашения» никак не вписываются приказы о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов, о рассредоточении и маскировке самолетов на аэродромах, складов и баз, о приведении в боеготовность всех долговременных огневых сооружений и укрепрайонов. Да и досрочный выпуск по приказу наркома обороны от 14 мая 1941 года изо всех училищ с направлением молодых офицеров в западные приграничные округа в логику «устрашения» не укладывается. Все это меры подготовки к отражению нападения.
Политический маневр
Уверенность Юрия Рубцова, что «Сталин запрещал любые действия по приведению войск в необходимую степень боевой готовности…» лишь «из опасений дать немцам хоть малейший повод к агрессии», опирается на анализ советско-германских отношений в мае-июне 1941-го. Но действия Сталина и Гитлера накануне войны нельзя рассматривать в отрыве от окружающего их мира. В 1941 году на международной арене присутствовали и другие игроки. Советское руководство это учитывало и считало, что подготовка к войне должна предусматривать не только меры по отражению возможной агрессии, но и внешнеполитические маневры. Это дважды подчеркнул Сталин в речи перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года. Сначала он сказал: «Мало иметь хорошую технику, организацию, надо иметь больше союзников», а затем еще раз вернулся к этой теме: «Чтобы готовиться хорошо к войне – это не только нужно иметь современную армию, но надо войну подготовить политически. Что значит политически подготовить войну?.. Это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников и нейтральных стран».
С союзниками в предвоенные годы было плохо. Причина очевидна: СССР и остальные европейские страны имели противоположные общественные системы и не испытывали доверия друг к другу.В 1940–1941 годах советское руководство предприняло большие усилия, чтобы к началу войны иметь как можно больше союзников и нейтральных государств. Кое-что удалось. Главное достижение – 13 апреля 1941 года в Москве был заключен советско-японский договор о нейтралитете, который сильно ослабил ось Рим – Берлин – Токио и для СССР свел к минимуму вероятность войны на два фронта. Но это был, пожалуй, единственный крупный успех советской дипломатии. В целом же положение оставалось очень тревожным: большинство европейских стран привычно (как было в XIX веке при Наполеоне и как это имеет место в наше время при Обаме) прибилось к сильнейшему на тот момент Гитлеру. Как на союзников СССР к весне 1941 года мог рассчитывать только на Англию и США. Но в то время никаких симпатий к советской России эти страны не проявляли. Буржуазное общественное мнение в Англии и США не делало различий между СССР и Германией, считая их «тоталитарными странами». Даже после нападения на Советский Союз газета «Уолл-стрит джорнэл» 25 июня 1941 года писала: «Американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мистером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны». Аналогичными высказываниями была полна и британская пресса. Отношения с Лондоном весной 1941-го были натянутыми – в мае англичане даже вернулись к планам нанесения бомбовых ударов по советским нефтяным промыслам в Закавказье. Ситуация совсем осложнилась после прилета 10 мая 1941 года заместителя Гитлера по партии Гесса в Англию, что реально могло привести к заключению сепаратного мира между Берлином и Лондоном (с 11 мая немецкая авиация прекратила массированные налеты на города Великобритании).
В этих условиях Англия и США могли бы стать союзниками СССР только в одном случае – если явным инициатором войны будет Гитлер. Именно поэтому, чтобы не дать Германии малейшего повода обвинить Советский Союз в агрессивности, Сталин до последнего воздерживался от официального приведения войск в полную боевую готовность. Правильность такой политики подтвердилась. 22 июня 1941 года никто в мире не сомневался в том, что войну развязал Гитлер. Общественные симпатии Англии и США повернулись в сторону Страны Советов: Уинстон Черчилль уже 22 июня выступил по английскому радио с поддержкой СССР, а 9 июля президент США Франклин Рузвельт в послании на имя М. И. Калинина писал: «Американский народ ненавидит вооруженную агрессию (подчеркнуто мной. – В. Л.). Американцы связаны тесными узами исторической дружбы с русским народом. Поэтому естественно, что они с симпатией и восхищением наблюдают за титанической оборонительной борьбой, которую ведет сейчас русский народ». Тонкая политика Сталина в мае-июне 1941 года в последующем привела к формированию мощной антигитлеровской коалиции.
По объективным причинам
Юрий Рубцов считает, что за запоздалое по вине Сталина приведение войск западных округов в полную боевую готовность Красная армия заплатила «очень высокую цену». Это чрезмерное преувеличение значения момента приведения войск в полную боевую готовность на исход приграничных столкновений. Ведь разгром главных сил трех особых военных округов (118 дивизий) произошел не 22 июня, а во время встречных сражений 24–30 июня, когда войска уже были приведены в полную боевую готовность. В связи с этим американский историк Роджер Риз в книге «Сталинские солдаты поневоле: социальная история Красной армии. 1925–1941 гг.» справедливо замечает: «Элемент внезапности помогает объяснять, почему войсковые части на границе поначалу оказались в замешательстве, что поставило их в невыгодное положение. Но это никак не объясняет, почему в боях потерпели неудачу выдвинутые из тыла корпуса и армии, у которых оставались недели на подготовку. Внезапностью можно объяснять, почему германские ВВС застали сотни самолетов на земле и уничтожили их в первый же день войны. Но этим никак не объяснить, почему советские самолеты были застигнуты на земле на третий и четвертый день войны». Кстати, Сталин не придавал особого значения моменту отдачи директивы на приведение войск в полную боевую готовность. По воспоминаниям управделами советского правительства Я. Е.Чадаева, 22 июня 1941 года Сталин после телефонного разговора с командующим Западным особым военным округом генералом армии Д. Г. Павловым сказал: «Павлов ничего конкретного не знает, что происходит на границе! Не имеет связи даже со штабами армий! Ссылается на то, что опоздала в войска директива… Но разве армия без директивы не должна находиться в боевой готовности?».
Второстепенность момента приведения войск в полную боевую готовность на исход боев подтверждает и современный опыт: и власти Югославии, и руководство Ирака знали точные даты начала войн против них, сделали все для приведения войск в полную боевую готовность, но это не спасло.
Для успешного отражения нападения более важны наличие сил и средств, их необходимое сосредоточение и умелое применение на направлениях главных ударов агрессора, обученность личного состава и боевая слаженность подразделений и частей, морально-политическое состояние армии и народа, готовность к жертвенной борьбе.
В 1935–1941 годах в СССР была проведена большая работа по повышению боеготовности Вооруженных Сил. Красная армия переведена на кадровую основу, в сентябре 1939-го введена всеобщая воинская обязанность. Началось серийное производство нового поколения образцов вооружения и военной техники (танков, орудий, самолетов), число войсковых соединений возросло с 98 до 303 дивизий, в приграничных округах созданы и развернуты армии прикрытия численностью 186 дивизий (с учетом 16 дивизий второго стратегического эшелона, прибывших в армии прикрытия до войны). Осуществлена подготовка Западного ТВД: аэродромы, укрепрайоны, дороги. В последние месяцы перед войной были приняты дополнительные меры по укреплению приграничных округов.
В результате огромных усилий народа и советского правительства к июню 1941-го Красная армия обладала необходимыми для отражения гитлеровской агрессии силами и средствами. По общей численности и оснащенности боевыми средствами войск она не уступала вермахту, а по ряду видов боевой техники (танки, самолеты) даже его превосходила.
Морально-политическое состояние армии и народа было высоким. В книге «Эпоха диктатур. 1918–1947 гг.» П. Тибо пишет об атмосфере в СССР: «Единство нации укреплялось перед войной всеми возможными (и невозможными) средствами и было сильно, как никогда, в то время как весь мир, введенный в заблуждение чистками и репрессиями 1936–1938 годов, полагал, что СССР стоит на пороге краха. Только 22 июня 1941-го, когда Гитлер напал на Россию, миру открылась подлинная мощь этой страны».
Но с необходимым сосредоточением сил и средств, умелым их применением на направлениях главных ударов агрессора, с обученностью личного состава и боевой слаженностью дело обстояло плохо. Несмотря на большие усилия советского правительства по укреплению в марте – июне 1941 года приграничных округов, их командование не сумело организовать в своей сфере ответственности эффективную рекогносцировку. В результате войсковая разведка не выявила реальный боевой порядок немцев и на направлениях главных ударов силы вермахта имели многократное преимущество. При таком их превосходстве степень приведения в боеготовое состояние советских войск, принявших на себя первый удар, фактически ничего не значила.
Дело в другом – Красная армия значительно уступала вермахту в отмобилизованности, и это было обусловлено объективными причинами. СССР в подготовке к войне отставал от Германии примерно на четыре года: Гитлер объявил всеобщую воинскую повинность с 1 марта 1935-го, а экономика СССР дала возможность это сделать лишь с 1 сентября 1939-го. В 1939 году вермахт насчитывал 4,7 миллиона человек, а Красная армия – в 2,5 раза меньше (1,9 млн). В течение 1939–1941 годов численность РККА возросла втрое (до 5,8 млн на 22 июня 1941-го). За этот срок просто физически невозможно было выучить ее для ведения современной маневренной войны с опытнейшим противником. Сталин трезво оценивал возможности Красной армии. На совещании начальствующего состава 17 апреля 1940 года, посвященном обобщению опыта боевых действий против Финляндии, он отмечал: «Культурного, квалифицированного и образованного командного состава нет у нас или есть единицы... Требуются хорошо сколоченные и искусно работающие штабы. Их пока нет у нас... Затем для современной войны требуются хорошо обученные, дисциплинированные бойцы, инициативные. У нашего бойца не хватает инициативы. Он индивидуально мало развит. Он плохо обучен...» Именно поэтому Сталин стремился оттянуть начало войны. Он считал, что Красная армия будет способна на равных бороться с вермахтом не ранее середины 1942 года. В 1941-м враг объективно был хитрее, сильнее, искуснее. Кстати, зарубежные военные эксперты тогда были очень низкого мнения о боевой мощи Красной армии. Военно-морской министр США Франклин Уильям Нокс заявил: «Гитлер расправится с Россией за срок от шести недель до двух месяцев», а военный министр Генри Льюис Стимсон информировал президента: «Германия будет основательно занята минимум месяц, а максимально, возможно, три месяца задачей разгрома России».
Но положение менялось, и к середине 1943 года боеспособность противоборствующих сторон выровнялась, а с 1944-го солдаты, офицеры и генералы Красной армии уже превосходили врага в искусстве войны.
Юрий Рубцов пишет, что Сталин пребывал «в иллюзиях, будто он ведет игру в советско-германском дуэте». На самом деле в иллюзиях пребывал Гитлер. Жизнь это убедительно доказала тем, что война закончилась в Берлине.
Информация