Монолог отца о погибшем десантнике Дмитрии Петрове
С Марком Евтюхиным меня познакомил сын, который начинал службу в 5-й роте 2-го батальона 104-го гвардейского парашютно-десантного Краснознаменного полка. Командиром батальона тогда был Владимир Анатольевич Шаманов, командующий Воздушно-десантными войсками России.
В нашем роду было немало военных, в том числе и мой отец, Петров Дмитрий Иванович, который прошел фронты Великой Отечественной войны и закончил ее командиром инженерно-саперной роты. Он отвоевал с первого дня и почти до последнего. В конце апреля 1945-го во время боев на Зеёловских высотах под Берлином его тяжело ранило. Лишь в октябре 1945 года он вернулся домой.
Воевал и мой старший брат, Петров Николай Дмитриевич, прибавивший к возрасту два года. Он ушёл на войну добровольцем. Воевал в Крыму в Аджимушканских подземельях, был разведчиком и поддерживал связь командования с крымским подпольем. Успел уйти вместе с частью бойцов до того, как немцы замуровали все выходы из пещер. Неоднократно был ранен, но сражался до конца Великой Отечественной.
В родне есть еще несколько кадровых офицеров, но них, пожалуй, рассказывать не буду. Просто хотел подчеркнуть, что воинская служба и защита Отечества для моих родственников являлась святым долгом.
Сын родился 10 июня 1974 года. В честь его деда назвали Димой. Дошкольные годы пролетели быстро. Пошел в школу, учился хорошо. Любил казачьи танцы, танцевал несколько лет. Но потом вдруг как отрезало — записался в клуб «Юный лётчик». Мы с женой были не против — серьёзное занятие, и очень ему нравилось. В 15 лет принёс домой заявление на прыжки с парашютом и попросил подписать, а мы не противимся. Мы с женой подписали его первое заявление, зная, что это не прихоть, а гораздо серьезнее.
А потом сын уехал в город Азов на прыжки. Мы с женой и дочкой Иришкой с тревогой ждали. Ну, а когда через неделю он ворвался в квартиру с зеленью на коленях брюк и с горящими от радости голубыми глазами, стало всё ясно. Будущее нашего сына стало понятным: Рязань, и только Рязань — Рязанское высшее военное училище Воздушно-десантных войск. Еще учась в школе, сын совершил девять прыжков с парашютом. Мечта детства должна претвориться в жизнь!
И вот поезд, тревожное ожидание. И вдруг телеграмма: «Папа, срочно вышли дубликаты всех документов. Утеряли в училище». Пришлось побегать, но документы отослал. Несмотря на эти издержки, экзамены сдал на пятерки. А конкурс был огромный — 11 человек на место! ВДВ всегда были элитой Вооруженных сил России. Элитой они и будут, как бы ни старались развалить эти войска правители, начиная с того, кто продал страну янки, и того, кто продолжил его дело, возомнив себя царьком, из-за чего чуть не развалилась окончательно Россия. Ну, это так, небольшое отступление: накипело на душе…
Когда мы приехали в училище, народу было море. Пришлось ждать несколько часов, пока их привезли, несколько сот мальчишек в курсантской форме, на ГАЗ-66. И вот они показались, будущие офицеры. Как оказалось, именно они встанут грудью, защищая нас, своих друзей, свою землю, свою честь! А тогда мы стояли и ждали — они все шли и шли, все такие одинаковые, неразличимые. Команда: «Стой!» Иришка вдруг бросилась в строй с криком: «Дима, Димочка!» Как она его узнала, до сих пор не могу понять. Он стоял, весь обвешанный оружием: свой автомат на плече, на груди пулемет РПК, на спине РД. Рядом с ним не очень высокий мальчик, помогая которому, он и забрал пулемет и рюкзак.
Присяга! Фотоснимки на память. Целый день мы пробыли с сыном, радуясь встрече. А у Дмитрия началась военная учеба. Занимался он хорошо. Сдавал все экзамены и зачеты, выполнял нормативы по боевой подготовке.
Памятен первый приезд в отпуск в январе 1992 года после зимней сессии. Я как чувствовал, говорил жене: «Сегодня Дима приедет». А она смеялась: «Экстрасенс нашёлся!» Но когда кто-то заскрёб в дверь, я ей сказал: «Иди, открывай, Дима стучит». Открыла, а в дверях высокий, подтянутый, в курсантской форме стоит наш Дмитрий, и сразу мать на руки: «Здравствуй мамочка, милая моя!» Тут и мы с Иришкой на него навалились, еле от нас отбился. Сразу же накормили да напоили, и он убежал в школу, к друзьям, съездил в клуб «Юный лётчик». Отпуск пролетел быстро. И опять учёба.
Жена в тот момент не работала: военный завод встал. Такое тогда наступило время. Она часто ездила в Рязань к сыну, баловала его домашними гостинцами. А он заберёт, и — к друзьям. Объяснял ей: «Мама, ты часто ко мне приезжаешь, а некоторые ребята издалека. Живут на Урале и в Сибири, и к ним никто не приезжает — далеко». Так и пролетели эти четыре самых радостных года.
На выпуск я поехал один. Иришка была у бабушки на севере, а матери не дали отпуск даже на три дня. Работала она уже в частной фирме, и в то время потерять работу очень не хотелось. Дмитрий встретил меня на вокзале, и сразу уехали на квартиру (на последнем курсе им разрешили жить вне училища). А на следующий день — выпуск. Незабываемый день! Кажется, те же лица, и уже не те, уже не курсанты, не мальчики, а настоящие мужчины: возмужавшие, рослые, красивые ребята — гордость страны!
Они стали прекрасными офицерами. И сколько же их осталось от того выпуска? Сколько погибло? Ни один из них не запятнал свой мундир. Сотни награждены орденами и медалями. Но об этом позже.
Приехали с Дмитрием в Ростов-на-Дону. Сколько радости! Встреча с друзьями, полтора месяца отдых. А потом — отъезд в Псков. Именно сюда получил направление Дмитрий.
Часто перезванивались, обменивались письмами, и лишь во время отпусков Дмитрия встречались. Всё никак не могли к нему съездить, только в феврале 1999 года я прибыл в Псков.
У нас зима была теплой, а в Пскове — минус 15-18 градусов. Для южан это, конечно, холодновато, но потом привык. Побывал у Дмитрия в части. Он показал свою роту. Как раз перешел из 2-го батальона в 1-й. На этой истории остановлюсь поподробнее.
Во 2-м батальоне Дмитрий командовал взводом, по отзывам, неплохо. Потом батальон принял Евтюхин — довольно жёсткий офицер, но Димке он нравился. Через несколько недель командования Евтюхина вдруг выходит приказ командира полка полковника Мелентьева: старшему лейтенанту Петрову Д.В. сдать свой взвод, который сделал одним из лучших в полку, и принять взвод в разведроте.
Командир батальона майор Маношин сразу поставил Дмитрия заместителем командира роты, с чем он отлично справился. Командир роты поступил в академию и уехал на учебу в Москву.
И вот как раз во время этих событий в гости к сыну прибыл я. Подробности истории узнал не от него, а от друга, который тоже был сильно возмущен самоуправством Мелентьева, но плетью обуха не перешибешь. Сын уехал в составе миротворческих сил в командировку в Абхазию, где пробыл с марта по октябрь 1999 года.
Однажды появился в Ростове-на-Дону, как сказал, на побывку. Но я видел: что-то не то. Всегда радостный и веселый, а в этот раз — прямая противоположность: тихая улыбка, и всё. Лишь мое участие и настойчивость помогли его разговорить. Оказалось, погибло несколько солдат из соседней части, все из Ростовской области, и ему приказали сопровождать гробы к родителям. Дмитрий очень переживал по этому поводу: «Пап, как я буду смотреть в глаза родителям? Ведь не скажу я им, что они погибли не по моей вине». Я с женой и дочкой долго его успокаивали.
А потом снова служба. И опять приезд в Ростов-на-Дону. Мы, увидев его, вначале притихли, подумали, что снова сопровождает «груз-200». Но Димка был прежний: улыбка, смех, отпуск 10 дней — гуляем! И сразу школа, клуб, отдых на Дону с Иришкой и друзьями. Отпуск закончился — на поезде в Псков.
И вдруг перед самым Новым годом он снова приехал в родной город. В моем сердце сразу поселилась тревога. Сын никуда не пошёл впервые за все годы: ни в школу, ни в клуб, ни к друзьям. Говорит: «Хочу побыть с вами». И пошли рассказы про службу, всякие истории, о которых мы и не знали. Новый 2000 год встретили своей семьей, впервые без друзей. Фото на память. Перед отъездом в Псков был разговор, и Димка сказал: «Вы мне пока не пишите и не звоните. Я буду на полигоне в Стругах Красных с молодыми бойцами. Приеду с полигона, сам позвоню». Кто же знал, где он был на самом деле. Пожалел нас и правду скрыл.
В то время я работал на заброшенном заводе. Вырезали старое, никому не нужное оборудование. 1 марта меня позвали ребята из бригады: «Смотри, Володя, лебеди!» Невероятно, но факт: морозное утро, часов девять, и пара белых лебедей с криком кружит над входом в цех. «Где-то беда», — сказал один из рабочих.
И так сразу закололо сердце, что сил нет. Кое-как доработал до конца смены. Ребята все удивлялись: «Володя, да что с тобой?»
Дома рассказал жене о лебедях. Но она меня успокоила: «Там же зоопарк рядом, вот они почуяли весну и летают».
И потом 3 марта жена Людмила, вдруг, вечером позвала меня: «Смотри, Трошев выступает». А Трошев что-то мямлил о 36 погибших 1 марта псковских десантниках, и якобы 2 марта ещё сорока. И всё. Мы замерли: нет, не может быть, он ведь на полигоне с молодежью. Но сердце не обманешь.
6 марта, утром я был на работе, на том же заводе, и вдруг подошел охранник: «Володя, быстро переодевайся, тебя ждет машина на проходной с работы жены». Я переоделся, выбежал. Приехал друг семьи и главный инженер. Я сразу всё понял: «Что-то с Димой?» Молчат. «Ранен?» Молчат. Значит, погиб. Накатило какое-то оцепенение, какой-то столбняк. Не мог сказать больше ни слова.
Приехали домой — всё как в тумане. Открыл дверь, вошел в квартиру, и сразу крики жены и дочери. А потом вдруг стены закружились и удар. Очнулся на диване, рядом врач в белом халате. Оказывается, я потерял сознание и упал.
Пришла телеграмма из военкомата: погиб сын, находится в госпитале.
Приехали друзья, и мы направились в госпиталь, прошли в ангар. Лучше бы мы в него не заходили. Страшное зрелище: сотни чёрных мешков с телами погибших солдат и офицеров, лежащие длинными рядами. К нам подошла врач, майор, узнала фамилию, приказала прикатить каталку на опознание. Солдаты прикатили. Лежал черный мешок на молнии. Я осторожно открыл: сын, и неестественно розовое лицо, спокойное, закрытые глаза. Тихонько провел рукой по лицу. Лицо в песке, сосновые иголки в волосах. И седина — седые виски, и россыпь по всей голове. Расстегнул молнию дальше. Вся грудь изрублена пулями, около десятка ран — правая рука навылет, в правый бок осколочное ранение.
Закрыл от плачущих жены и дочери. Хочется плакать, а не могу — нечем.
Тело не отдали, договорились, что 9 марта будут похороны. Вышли с другом детства майором Николаем Бакановым. Увидели смотровую, зашли — был как раз перерыв. На большом столе два тела. Марка Евтюхина я узнал сразу. Осколочная рана в грудь. И пулевая — в правый висок. Майор объяснила, что пулевая в висок — это добивали уже мертвого. Второго офицера я не знал. У него были оторваны обе ноги. Я потом узнал, что это Романов Виктор, артиллерист.
Потом были похороны. Столько людей пришло. Наверное, весь посёлок собрался. Приехала бабушка Зоя, очень горевала — погиб первый внук, самый любимый.
А потом была поездка в Псков и получение Звезды Героя России из рук командующего ВДВ Георгия Ивановича Шпака.
Разноречивые были разговоры о гибели роты. Сейчас картина уже более или менее ясна. Я беседовал со многими офицерами, кое-кто еще служит, некоторые уволились, кто-то умер или погиб. Когда гибла 6-я рота, буквально в шестистах метрах ниже проходил ОМОН из Сибири, кажется, больше 300 человек, но не было приказа прийти на помощь. Даже наоборот: задание не лезть не в свои дела. Вот что творилось!
Рота погибла, но там еще почти двое суток хозяйничали чеченцы, увозили своих на лошадях, была и машина, ГАЗ-69. А где были наши? Наши появились лишь 3 марта утром. Начали складывать тела в ряд, но в это время их заметили и начали обстрел. Пришлось отойти. После того, как чеченцев отогнали, начали эвакуацию: укладывали на плащ-палатки, увязывали веревками и волоком по тропе спускали на вертолётную площадку. Роту снимали бойцы из Новороссийской ДШБ.
Так тяжело всё вспоминать, просто слов нет. Конечно, все восстановить в памяти невозможно. Однако из малых ручейков рождается река. Больше не могу говорить. Устал…
Информация