Борьба России со шведским реваншизмом во второй половине XVIII века. Эландское сражение
А. П. Боголюбов «Захват катером «Меркурий» шведского фрегата «Венус»
Русско-шведская война 1788–1790 гг., начатая по инициативе шведского короля Густава III, являлась, по сути, очередной попыткой отплатить за злоключения в Северной войне и неудачи конфликта 1741–1743 годов. Воевать со Швецией, соседом откровенно недоброжелательным, Россия не собиралась – достаточно было, чтобы страсть Густава III к драматическому сочинительству не переместилась на реальный театр военных действий. Однако авантюризм и легкомыслие Стокгольма, нашептывания, увещевания и золото западных благожелателей втянули государство в войну, не принесшую ему ни политической, ни экономической выгоды – отстаивание чужих интересов за счет собственного народа обычно не сулит этому самому народу ничего хорошего.
Кампания 1788 г. оказалась в целом неудачной для Швеции: морское сражение у острова Гогланд закончилось формально вничью, но фактически это была победа русских. Густав III мог сколько угодно трубить о победоносной битве, в результате которой шведский флот от греха подальше укрылся за батареями Свеаборга, и даже устраивать пропагандистские фейерверки, однако факт явной неудачи был налицо. Замысел произвести высадку 20-тысячного экспедиционного корпуса под Петербургом провалился, и его пришлось перенести на следующий, 1789 год.
В шведских войсках, расположенных в Финляндии, разразился мятеж, направленный на отделение последней от Швеции, и король оказался в весьма затруднительном положении. Вдобавок, выполняя союзнический договор и хорошо памятуя старые обиды, в войну на стороне России вступила Дания, и Густав III посчитал за лучшее вернуться с частью армии в Швецию. Поскольку корабельный флот оказался блокированным в Свеаборге, осуществление этой операции было возможно только при помощи армейского гребного флота. Взяв на борт короля со свитой и войска, он двинулся шхерным фарватером от Свеаборга к Або.
Однако по пути у шведов возникли определенные трудности. После Гогландского сражения адмирал Грейг сформировал специальный отряд в составе одного линейного корабля и трех фрегатов (один из которых был гребным) под общим командованием капитана I ранга Якова Ивановича (Джеймса) Тревенена для блокирования вражеской коммуникации в районе Гангута. 14 августа Тревенен занял позицию, и шведский армейский флот был вынужден стать на якорь в бухте Тверминне, где в 1714 г. стояли галеры Петра I. Путь на запад был заблокирован и король оказался в ловушке. Несколько раз шведские гребные суда пытались доставить продовольствие для оставшихся в Финляндии войск, пользуясь штилевой погодой. Однако успешные действия русского гребного фрегата «Евангелист Марк», входившего в блокирующий отряд, всякий раз препятствовали этому.
Командующий Балтийским флотом Самуил Карлович Грейг скончался 15 октября от свирепствовавшего на флоте брюшного тифа. Сменивший его контр-адмирал Т. Г. Козлянинов снял блокаду Свеаборга и увел корабли в Кронштадт и Ревель на зимовку. Так что еще 13 октября 1788 года Тревенен получил приказ нового командующего уходить в Ревель. Русские корабли оставили выгодную позицию, в результате Густав III смог беспрепятственно вернуться в Стокгольм вместе с верными ему войсками, а линия снабжения оставшейся группировки в Финляндии была восстановлена. Из-за необдуманных и преждевременных действий Козлянинова шведский король получил возможность вовремя появиться в столице, где риксдаг уже начал волноваться и выражать опасения по поводу русской затеи Густава. Главные силы шведского флота, которые находились в Свеаборге, также не преминули воспользоваться опрометчивостью русских и 9 ноября спокойно вернулись в свою главную базу, Карлскруну. Тем не менее окружение короля отчетливо понимало, что быстрой победы над противником не получится, а война, которая вначале по недомыслию рассматривалась некоторыми как увеселительное морское путешествие к Санкт-Петербургу, грозит стать затяжной. Для не блещущей доходами шведской экономики, подпитываемой субсидиями Англии, Франции и даже воюющей с Россией Турции, это могло иметь губительные последствия.
Копенгагенская эскадра и рейд коттера «Меркурий»
Еще до начала боевых действий, в рамках подготовки к походу на Средиземное море, в союзный России Копенгаген была направлена эскадра вице-адмирала Вилима Петровича Фондезина (фон Дезина) в составе стопушечных кораблей «Иоанн Креститель», «Три иерарха» и «Саратов» и 32-пушечного фрегата «Надежда». В конце июня эти корабли прибыли в Данию. Летом из Архангельска вышел отряд контр-адмирала И. А. Повалишина, состоявший из кораблей, построенных на Соломбальской верфи. В него входили три 74-пушечных корабля («Александр Невский», «Максим Исповедник» и корабль №9, после Гогландской победы переименованный в «Сысой Великий»), два 66-пушечных корабля («Северный Орел» и «Прохор»), а также два фрегата – «Архангел Гавриил» и «Помощный». В последних числах августа этот отряд прибыл в Копенгаген, где его уже ожидал Фондезин. Туда же вскоре прибыли два купленных в Англии небольших коттера, один из которых был переклассифицирован в тендер, а другой, с парусным вооружением брига, получил название «Меркурий». «Сысою Великому» не повезло: он налетел в тумане на песчаную банку у берегов Норвегии и вынужден был уйти на ремонт в Христианзонд.
С началом войны между Россией и Швецией Вилим Фондезин получил четкие указания вверенными ему силами осуществить нападение на вражеский порт Гётеборг, где, по данным разведки, находились три шведских фрегата. Порт предписывалось сжечь, а фрегаты пленить либо уничтожить. Вместо стремительного набега на вражеские берега Фондезин начал неторопливый процесс под названием «приготовление к походу», занявший у него больше месяца, и только потом вышел в море. Разумеется, к этому моменту цель русской эскадры была известна уже в каждом припортовом кабаке на обоих берегах Балтики. Вместо отлова фрегатов Фондезин разорил рыбацкий поселок на шведском берегу, не нанеся существенного ущерба неприятелю и вызвав неодобрение союзников-датчан. В конце октября его эскадра курсировала у Карлскруны, однако, получив известия о смерти Грейга и уходе Балтийского флота из района Свеаборга, он решил ретироваться в Копенгаген, руководствуясь стратегическим постулатом «как бы чего не вышло». В первой половине ноября к Фондезину присоединились три линейных корабля, прибывших из Ревеля.
Однако адмирал уже не проявлял особой активности и так же размеренно начал готовить эскадру к зимовке. Результатом этой медлительности было то, что русские корабли вместо безопасных стоянок оказались в Зунде, где их экипажам приходилось всю зиму бороться со льдами. Только лишь благодаря самоотверженности команд и командиров ни один из кораблей Фондезина не затонул. В Петербурге были уже наслышаны о выдающихся командирских способностях, проявленных Вилимом Петровичем на должности командующего копенгагенской эскадры, а главное, о последствиях применения этих способностей. Екатерина II удостоила адмирала одним из своих язвительных афоризмов, и в конце декабря Фондезина сменил произведенный в вице-адмиралы Козлянинов.
Но вовсе не многопушечным линейным кораблям и быстрым фрегатам из числа находящихся в Дании удалось снискать военную славу в кампании 1789 года. Этой чести удостоился приобретенный в Англии коттер, имевший парусное вооружение брига и получивший название «Меркурий».
Предполагаемый портрет Роберта Кроуна
В числе прочих офицеров, проходивших службу на кораблях, дислоцирующихся в Копенгагене, был шотландец Роберт Кроун в чине капитан-лейтенанта, именуемый для простоты Романом Васильевичем. Роберт Кроун родился в январе 1754 г. на ферме небогатых землевладельцев неподалеку от шотландского города Перт. Мальчик был единственным ребенком в семье, и родители, желая обеспечить его будущее, планировали направить его по торговому делу. В возрасте 11 лет Роберта пристроили в преуспевающую торговую контору постигать азы этого весьма прибыльного ремесла. Однако юному Кроуну, с малых лет испытывающему тягу к морю, карьера торговца показалась невообразимо скучной, так что он убежал из дому с мальчишеской целью: дойти пешком до ближайшего порта, где можно определиться на борт какого-нибудь корабля. Вскоре будущий полный адмирал российского флота был задержан посланными за ним в погоню работниками фермы и доставлен к разгневанным родителям. Поговорив с сыном, отец понял, что торговца из того не получится по причине полного отсутствия мотивации, и решил не ломать Роберту жизнь и разрешить беглецу пойти на морскую службу.
Какое-то время Кроун служил на почтовом судне, курсирующем между Пертом и Лондоном. Пришлось послужить и на других кораблях, поучаствовать в Североамериканской войне против восставших колоний, но карьера в британском королевском флоте продвигалась медленно. В феврале 1788 г., находясь в чине лейтенанта британского флота, Роберт Кроун поступил на службу в российский флот в том же звании. Однако уже в марте этого же года его производят в капитан-лейтенанты – Россия испытывала недостаток в опытных морских офицерах. Роберт, получивший имя Роман и отчество Васильевич, был определен на линейный корабль «Иоанн Креститель», уходящий в Копенгаген. По прибытии на место Кроуна назначили командовать только что пришедшим из Англии парусно-гребным катером «Меркурий», который был вооружен 12-фунтовыми пушками и располагал экипажем в 100 человек. Официально в состав русского флота корабль вошел 28 июня 1788 г.
В конце июля 1788 г. вместе со всей остальной эскадрой «Меркурий» выходил в крейсерство на Балтику. Зиму 1788–1789 гг. Кроун провел с пользой: по его инициативе катер был перевооружен орудиями более крупного калибра – теперь «Меркурий» располагал двадцатью двумя 24-фунтовыми каронадами, что весьма ощутимо повышало его огневую мощь. У командования эскадрой имелись планы отправить катер в самостоятельное рейдерство с целью разведки расположения вражеских сил и попутного расстройства неприятельской торговли.
19 апреля 1789 г. корабль покинул Копенгаген и направился к Карлскруне, где были сосредоточены главные силы шведского флота. Уже в море Кроун обстоятельно поработал над внешним видом вверенного ему корабля, готовя его к предстоящей операции. Много внимания было уделено маскировке: пушечные порты были скрыты под черной парусиной, орудия на верхней палубе затянуты брезентом. Палуба и борт были приведены в неряшливое состояние, а команда должна была выглядеть подчеркнуто разгильдяйски, чтобы не выдать своей военной принадлежности. В общем, экипаж приложил немало усилий, чтобы «Меркурий» выглядел как обычный балтийский «купец» и не привлекал к себе особого внимания. 29 апреля у острова Борнхольм катер обнаружил вражеский тендер «Снаппуп», вооруженный 12 мелкокалиберными орудиями, посланный для проведения разведки. Швед не обратил на неряшливого «купца» никого внимания и продолжал следовать своим курсом. Дав «Снаппупу» достаточно далеко отойти от Карлскруны, Кроун догнал его и после неожиданного для шведов боя и абордажа принудил спустить флаг. После допроса пленных трофей вместе с призовой командой был отправлен в Копенгаген.
19 мая «Меркурий» вновь вышел в море уже с отрядом кораблей под командованием генерал-майора П. И. Лежнева, которым предписывалось сопровождать зимовавший в Норвегии линейный корабль «Сысой Великий». 20 мая русским повстречался английский торговый корабль, словоохотливый капитан которого сообщил, что в относительной близости, в Христиан-фиорде, стоит на якоре новейший 44-пушечный шведский фрегат «Венус». Лежнев, не зная фарватеров, не рискнул соваться в незнакомые шхеры. Поэтому туда зашел только один «Меркурий», вновь замаскированный под неопрятного купца. По пути находчивому капитан-лейтенанту удалось заманить на борт шведских лоцманов, которые, ничего не подозревая, были вызваны с берега. Только очутившись на борту катера, внезапно оказавшегося русским военным кораблем, шведы поняли, что их провели.
«Венус», вступивший в строй в нынешнем 1789 году, был прекрасным кораблем с обшитой медью подводной частью. Его вооружение состояло из тридцати 24-фунтовых и шестнадцати 6-фунтовых орудий. Экипаж насчитывал 380 человек. Кроун приказал встать на якорь неподалеку от продолжавшего пребывать в неведении шведа. Утром 21 мая выдался штиль, и капитан-лейтенант, воспользовавшись благоприятной ситуацией, повел свой корабль на веслах, что позволило «Меркурию» занять выгодную позицию относительно своего грозного противника, подойдя к тому с кормы. Развернувшись бортом, катер открыл огонь каронадами в упор по вражескому кораблю. «Венус» мог отвечать только картечью из мелкокалиберных 6-фунтовых ютовых орудий. Спустя 2,5 часа боя шведский фрегат спустил флаг. Из 84 человек экипажа «Меркурия» 4 было убито и 6 ранено. Вопреки морским традициям на борту катера во время боя находилась жена Кроуна, которая оказывала помощь раненым. Впоследствии императрица Екатерина II наградила за это Марфу Ивановну Кроун орденом Святой Екатерины. Сам Кроун получил за захват «Венуса» чин капитана 2-го ранга, орден Святого Георгия 4-й степени и назначение командиром трофейного фрегата, которому оставили его прежнее название. Не был позабыт и коттер: через 31 год в его честь назовут спущенный в Севастополе тот самый бриг «Меркурий».
Впоследствии Роман Васильевич не раз еще проявлял себя. Зимой 1789–1790 гг. «Венус» был полностью отремонтирован и перевооружен. В кампанию 1790 г. фрегат имел на своих палубах 42 пушки, 8 каронад и два фальконета. За участие в Ревельском сражение Кроун получил золотую шпагу с надписью «За храбрость», а в Выборгском сражении 22 июня 1790 г., командуя тем же «Венусом», заставил спустить флаг 64-пушечный линейный корабль «Ретвизан». Этот подвиг был отмечен орденом Святого Владимира 3-й степени, возведением в чин капитана 1-го ранга и пожизненной пенсией. В 1824 г. Кроун дослужился до звания полного адмирала, но русское подданство принял только в 1830, в следующем 1831 – вышел в отставку, отдав службе в российском флоте долгих 43 года. Скончался Роман Васильевич Кроун в апреле 1841 г.
Маневры Дании и Эландское сражение
Командующий Балтийским флотом адмирал В. Я. Чичагов
Пока копенгагенская эскадра портила настроение шведам самим фактом своего существования, основная группировка Балтийского флота готовилась вступить в кампанию 1789 г. с новыми силами и с новым командующим. В мае на эту должность был назначен адмирал Василий Яковлевич Чичагов. Главные силы насчитывали 21 линейный корабль (из них 3 трехдечных), 10 больших фрегатов и ряд кораблей других классов. Положение с комплектацией экипажей было лучшим, чем в кампанию 1788 г., хотя по-прежнему ощущался острый недостаток квалифицированных офицерских кадров. Вдобавок около 80 британских флотских офицеров покинули службу, получив известие о вручении патента на звание контр-адмирала герою войны за независимость американцу Полу Джонсу.
Наконец-то началась подготовка крайне запущенного ко времени начала войны гребного флота. Он спешно приводился в порядок в Кронштадте. Командование над ним поручили недавнему герою баталий у стен Очакова и в Лимане, находящемуся на русской службе принцу Карлу Нассау-Зигену. В боеспособное состояние гребной флот был приведен только к началу июня и располагал 75 судами (галерами, дубель-шлюпками, канонерскими лодками и другими). Русская военная машина раскручивалась традиционно неторопливо, зато каждый ее следующий оборот был быстрее предыдущего.
Готовились к предстоящей кампании и шведы. Учитывая прошлогодний кризис у Гангута, когда небольшой по численности отряд русских кораблей смог блокировать передвижение шведского галерного флота, по приказу Густава III в этом районе были возведены мощные укрепления, на которых были установлены более 50 орудий. Зима 1788–1789 гг. выдалась суровой, в Карлскруне стояли сильные морозы, лед сковал Балтику далеко к югу. Только к апрелю ледовая обстановка стала приемлемой для выхода флота в море. С наступлением более теплой погоды ряд кораблей был установлен в док, где они прошли плановый ремонт. Подводные части были выкрашены заново, а некоторые фрегаты получили еще и медную обшивку. В первой линии шведский флот в кампанию 1789 года имел 21 линейный корабль, 13 фрегатов (из них 9 крупных) и несколько других кораблей. Общая численность личного состава насчитывала 16 тыс. человек. Весной в Карлскруне начались эпидемии, и для восполнения убыли личного состава на флот было переведено около 2 тыс. солдат, что несколько снизило качество экипажей. Большое внимание было уделено тактическим элементам: командирам предписывалось четко соблюдать дистанцию. В своде сигналов появился новый со строгой формулировкой: «Корабль плохо управляется, вахтенный офицер арестовывается на 24 часа». Первоначальные планы шведов были направлены на недопущение соединения Копенгагенской эскадры и Балтийского флота. Кроме всего прочего, следовало обеспечить переброску войск из шведской Померании в Финляндию.
23 июня 1789 г. герцог Карл Сёдерманландский вышел из Карлскруны с 21 линейным кораблем и 8 большими фрегатами и крейсировал в районе острова Рюген, прикрывая морские перевозки. В начале июля поступили сведения о готовящемся выходе русского флота, которые не очень понравились герцогу, поскольку он рассчитывал, что по причинам технического характера и из-за некомплекта экипажей Чичагов покинет Кронштадт не ранее августа. Эскадра Козлянинова продолжала бездействовать в Копенгагене, опекаемая датским флотом. Дело в том, что с формально союзной Данией произошли некоторые изменения. С началом войны, выполняя договоренность, Копенгаген объявил о начале боевых действий со Швецией, но при этом не проявил ожидаемой от него Россией активности. Боевые действия датчане вели вяло и крайне ограниченными силами. Соответствующие инстанции в Англии и Франции тут же начали оказывать сильное дипломатическое давление на Данию, выражая крайнюю желательность заключения мира со Швецией и выдворения русской эскадры из Копенгагена. Боевые действия между шведами и датчанами перешли из вялотекущих в фазу перемирия. Датское правительство, с одной стороны, хотело завершить конфликт со шведами, с другой, – не хотело окончательно портить отношения с Россией. Датский флот выстроился в одну линию с эскадрой Козлянинова у северного выхода с копенгагенского рейда, а южный, на всякий случай, защищали четыре старых линейных корабля, используемые в качестве плавучих батарей. Вроде бы это выглядело как защита столицы от все еще считающихся противниками шведов, на самом деле – русским явно давали понять, что какие-либо действия с их стороны явно не желательны. В очередной раз Россия должна была убедиться, что лучшими ее союзниками являются собственные вооруженные силы, а не «партнеры» по договорам и союзам, готовые продать вчерашних соратников по самой сходной цене.
2 июля 1789 г. российский флот под командованием адмирала В. Я. Чичагова вышел в море. Он насчитывал 19 линейных кораблей, 6 фрегатов, 2 бомбардирских корабля, 2 госпитальных и 2 транспортных судна. 10 июля шведы получили первые сведения о русских, замеченных у Готланда, а 14 июля у острова Эланд противники увидели друг друга. Герцог Сёдерманландский имел в линии 21 линейный корабль, к которым он присовокупил все 8 своих фрегатов, из-за чего его потом критиковали за чрезмерную длину строя. Фрегаты были равномерно распределены по всей кильватерной колонне шведского флота. В числе шведских линейных кораблей находился и захваченный в прошлом году в ходе Гогландского сражения у русских «Владислав».
Хотя количество линейных кораблей у Чичагова было меньше, чем у шведов (19 против 21), но по количеству артиллерии, укомплектованности экипажей преимущество было на нашей стороне. Расстояние между противниками достигало примерно двух миль, но волнение на море усилилось, так что пришлось задраить орудийные порты нижних палуб. Вечер застиг оба флота идущими параллельными курсами. На следующий день, 15 июля 1789 г., обе стороны выстроились в линии и начали сближение. Герцог Сёдерманландский находился на ветре и старался не быть отрезанным от Карлскруны. Сближение происходило довольно медленно, при этом концевые шведские корабли под командованием контр-адмирала Лилльехорна постоянно отставали. Командующий несколько раз поднимал сигнал с приказом сомкнуть линию. Лишь около 14 часов дня шведский авангард и главные силы достаточно сблизились с эскадрой Чичагова и начали сражение.
Два русских корабля вышли из линии на подветренную сторону, чтобы починить возникшие на них неисправности, и, видя это, покинули строй 4 концевых корабля шведской линии, очевидно, считая двух русских легкой добычей. Однако остальные шведские линкоры и фрегаты этому примеру не последовали, строй герцога Карла оказался разорванным. Русские линкоры тем временем исправили повреждения и заняли свои места в линии. Шведскому командующему пришлось потратить много усилий на наведение порядка в собственной колонне. Оба флота маневрировали, герцог Сёдерманландский неоднократно поднимал сигнал сблизиться с русскими на более короткую дистанцию, и окружить часть сильно отставших кораблей арьергарда Чичагова.
Сильный огонь помешал шведам осуществить задуманное, и благоприятная возможность была упущена. Перестрелка длилась до 8 часов вечера, после чего противники разошлись. Чичагов в общей сложности имел около 30 убитых и около 200 раненых. Большинство потерь выпало на линейный корабль «Дерись», но не из-за меткости шведских канониров, а в результате взрыва трех собственных орудий. После сражения «Дерись» был отправлен на ремонт в Кронштадт.
Герцог Карл Сёдерманландский отошел в сторону Карлскруны для исправления повреждений, но продолжал издали наблюдать за маневрами Чичагова. В своем рапорте о сражении шведский командующий взвалил всю вину на контр-адмирала Лилльехорна, обвинив того в разрыве строя и невыполнении приказов: дескать, только из-за него не удалось добиться «окончательной победы». Лилльехорн еще в море был взят под стражу и отдан под суд. Впоследствии он был приговорен к лишению дворянского звания и смерти, но, учитывая прошлые заслуги, помилован.
Пока герцог приходил в себя после очередной блистательной «недопобеды» и метал громы и молнии в сторону своего подчиненного, эскадра Козлянинова 19 июля покинула Копенгаген и 22 июля соединилась с главными силами Чичагова. Замысел помешать объединению русских сил полностью провалился, и теперь объединенный Балтийский флот более чем на треть превосходил своего противника. С этих пор шведы на море вынуждены были придерживаться оборонительной тактики, а господство на Балтике перешло к России. Таковы были итоги Эландского сражения, формально, по нанесенному ущербу, не принесшего успеха ни одной из сторон, но оказавшегося в конце концов несомненным успехом русской стороны. Можно, конечно, упрекнуть Чичагова в нерешительности, однако он и не ставил цели ввязаться в решительное сражение до прихода копенгагенской эскадры и провел бой на дальней дистанции. Объединив свои силы, он мог вести сражение на выгодных для себя условиях. Враг был еще силен и полон военного азарта: впереди были еще полтора года войны, Выборг, Ревель и два Роченсальмских сражения.
Информация