Советский вожак русского Донбасса
Донецко-Криворожская республика, 1917 год.
95 лет назад, 24 июля 1921 года, при испытаниях диковинной новинки, названной аэровагоном и представлявшей из себя дрезину с прикрепленным мотором от самолета и двухлопастным винтом, погиб видный революционер и большевик Федор Сергеев. Мы, впрочем, больше знаем этого человека как Товарища Артема. Биография Артема, яркая, таинственная и запутанная, после его смерти была тщательно пополнена новой загадочной путаницей, причем не путем добавления новых фактов, а наоборот, изъятия важных имеющихся. Он числился в пантеоне видных и почитаемых красных вожаков, но под полузапретом были упоминания о важнейшем этапе его биографии — Донецко-Криворожской республике. Уж больно это мимолетное государственное образование противоречило концепции украинства в целом и официальной истории Советской Украины в частности. После обретения Украиной независимости ДКР не только не была легализована как тема исследований и обсуждений — скорее, она попала под еще больший запрет. Единственная серьезная попытка нарушить табу — книга историка и политолога Владимира Корнилова «Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта», с огромным трудом изданная в Харькове в 2011 году; некоторые сведения из нее использованы и в этой статье.
Но сначала — о первых вехах общеизвестной биографии нашего героя. Родился Федор Сергеев в 1883 году в Курской губернии, отец его был государственным крестьянином, решившим заняться строительным промыслом. Вскоре семья переехала в Екатеринослав, где Федор окончил реальное училище. Далее — отъезд в Москву, обучение в Императорском техническом училище, изгнание оттуда за революционную деятельность, полгода за решеткой и эмиграция в Париж.
В 1903 году Сергеев вернулся в Россию и начал на донбасской земле подпольную деятельность, особо активизировавшуюся после начала революции 1905 года. Став лидером харьковских большевиков, он возглавил местное вооруженное восстание, подавленное, впрочем, еще в зародыше. После этого занимался партийной работой в Москве и на Урале, руководил пермской ячейкой большевиков. Был арестован, приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь. Бежал, пересек границу на Дальнем Востоке, пожил некоторое время в Китае и Японии, а в итоге обосновался в Австралии.
Более чем богатая для 28-летнего человека биография на Зеленом Континенте продолжилась новыми виражами, зигзагами и взлетами, точная природа которых, как и у многих большевиков одного с Артемом призыва, понятна не до конца. Товарищ Артем, именно в стране коал и кенгуру окончательно сросшийся со своим псевдонимом, стал видной фигурой не только в среде русских политэмигрантов, но и вообще в австралийском левом движении. Более того, в итоге он получил британское подданство! Вероятно, австралийская эпопея развивалась бы и дальше, но грозные события 1917 года поманили Артема домой, конкретно — опять на землю Донбасса.
Надо сказать, что первая революция произошла здесь не в 1917 и не в 1905 году, а раньше, в конце XIX века, и была не политической, а промышленной. Именно она сформировала те черты облика Донбасса, с которыми он вступал в самые бурные для России времена. Во-первых, благодаря притоку рабочих и беженцев из самых разных уголков империи, это был очень интернациональный регион, но с отчетливым русским этнокультурным стержнем. Русский патриотизм имел здесь большое значение и вес, порой доходило до курьезов — так, в 1897 году рабочие Юзовки (будущий Донецк) в день тезоименитства императора Николая II пришли к шефу городской полиции и выразили неудовольствие отсутствием над зданием полицейского управления государственного флага, гордо развевавшегося даже над самыми бедными лачугами. Во-вторых, за пределами традиционно вольнодумствующего Харькова слабыми были протестно-революционное движение и уровень накала политических страстей как таковой. Вспыхнувшие в 1905 году забастовки достаточно быстро затихли, вновь начав разрастаться лишь к началу Первой мировой. Наконец, в-третьих — еще меньшей, чем уровень политизации, была степень влияния украинской идеи. Украинствующие политики и общественники еще как-то заявляли о себе в Харькове, но в той же Юзовке или в Луганске к подобного рода активистам относились в лучшем случае как к чудакам.Прямо противоположными украинству были и стратегические интересы местных промышленников и предпринимателей. Весьма влиятельный Совет Съезда горнопромышленников Юга России давно выражал обеспокоенность разделением мощнейшего горнопромышленного комплекса, единого в инфраструктурном и логистическом плане, между тремя административно-территориальными единицами — Екатеринославской и Харьковской губерниями и Областью Войска Донского. Когда в середине 1917 года Украинская Центральная Рада, сама пока лишь претендовавшая максимум на автономию от Петербурга, выказала претензии на Донбасс, председатель ССГПЮР Николай фон Дитмар отправил Временному правительству подробную аналитическую записку. В ней он обосновал необходимость создания единого с точки зрения управления региона, безусловно русского по характеру, но построенного на социально-экономической целесообразности. Возможное подчинение Донецкого и Криворожского бассейнов Киеву было названо фон Дитмаром совершеннейшей нелепицей — по его словам, с таким же успехом регионом можно управлять с берегов Волги или гор Кавказа, а с гораздо большим успехом — из Москвы.
Эти рациональные идеи были совсем скоро использованы политическими оппонентами фон Дитмара, Артемом и его соратниками, что лишь подчеркивает их, идей, внеклассовость и естественность. Началом же воплощения в жизнь концепции ДКР можно считать ноябрь 1917 года. После триумфа большевиков в Петербурге почти на всей территории бывшей империи образовалась ситуация либо безвластья, либо, напротив, какофонии и соперничества различных претендентов на власть. Советы провозглашенной еще полгода назад Донецко-Криворожской области приняли резолюцию: «Развернуть широкую агитацию за то, чтобы оставить весь Донецко-Криворожский бассейн с Харьковом в составе Российской Республики и отнести эту территорию к особой, единой административно-самоуправляемой области». Отметим, что доминирующей силой донбасских Советов стали к тому времени большевики, еще недавно маловлиятельные. Произошло это в первую очередь благодаря энергии Артема и его организационному и политическому мастерству.
А уже в конце января по старому стилю и в середине февраля по новому съезд Советов рабочих депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов провозгласил создание республики. Несмотря на то, что чаще всего ее сейчас именуют Донецко-Криворожской, в период своего недолго существования она титуловалась по-разному — и Донецкой республикой, и Федеративной республикой Донецкого бассейна, и Донецкой республикой Советов. Так или иначе, руководство новорожденного государственного образования сразу заявило о его неразрывной связи с Россией. Впрочем, и об отделении от Украины речи не шло…по той простой причине, что украинским Донбасс никогда ранее и не был.
Отношение центрального большевистского руководства к ДКР было не совсем однозначным — историки до сих пор не могут достичь консенсуса по данному вопросу. Ленин был настроен скорее сочувственно, Сталин, по некоторым признакам, выражал неудовлетворение. Тем не менее республику признали. Ее границы республиканский Совнарком, возглавляемый Артемом, очертил так: «Всего несколько месяцев тому назад Киевская Рада в договоре с князем Львовым и Терещенко установили восточные границы Украины как раз по линии, которая являлась и является западными границами нашей Республики. Западные границы Харьковской и Екатеринославской губерний, включая железнодорожную часть Криворожья Херсонской губернии и уезды Таврической губернии до перешейка всегда были и сейчас являются западными границами нашей Республики. Азовское море до Таганрога и границы угольных Советских Округов Донской области по линии железной дороги Ростов— Воронеж до станции Лихая, западные границы Воронежской и южные границы Курской губерний замыкают границы нашей Республики».
Но уже в апреле территория республики была частично занята немецкими войсками, перешедшими в наступление, невзирая на Брестский мирный договор. В мае республику оккупировали полностью, руководство было вынуждено перебраться в Большую Россию. Когда же после поражения Германии в ДКР вошли советские войска, центр принял решение о ликвидации республики и передаче ее земель Советской Украине. Местные партийные и военные руководители еще пытались робко претендовать на хотя бы частичную автономию, но никакого успеха не добились. Артем стал одним из руководителей Украины, затем снова был отправлен в наиболее милый сердцу регион и возглавил созданную накануне Донецкую губернию. Вскоре его «от греха подальше» отправили в Башкирию. После очередного — недолговечного и уже последнего — возвращения в Донбасс на должность главы Донецкого губисполкома Артема вызывают в Москву. Он становится секретарем столичного горкома партии, что является недвусмысленным признанием огромных заслуг, а потом возглавляет Всероссийский союз горнорабочих. Внезапная гибель энергичного и талантливого руководителя породила ряд сомнений и слухов. Сын Артема, генерал Артем Сергеев, воспитывавшийся, кстати, после смерти отца в семье Сталина, считал организатором таинственной катастрофы Троцкого — Лев Давыдович был рьяным оппонентом первого и последнего председателя ДКР.
Несмотря на все попытки вымарать из биографии Артема главную ее часть, память о ДКР все равно давала о себе знать. Она вдохновляла лидеров Интердвижения Донбасса, мужественно противостоявшего в начале 90-х необандеровщине и украинизации. Она стала краеугольным камнем общественно-политических структур вроде «Донецкой республики», появившихся в середине нулевых и сыгравших огромную роль в Русской весне Донбасса. Значит, дело Артема не ушло в мир иной вместе с треклятым аэровагоном. И в эпоху, когда бесовская стая, скривив рот, вопит «Украина — не Россия», очень уместно помнить и использовать опыт человека, спокойно возражавшего: «Донбасс — не Украина».
Информация