Медали николаевской эпохи: от польского восстания до крымской войны
С тех пор как в 1814–1815 годах решением Венского конгресса было создано так называемое царство Польское — королевство, находящееся в унии с Россией, русское правительство, отмахнувшись от насущных нужд собственного народа, пыталось всячески задобрить поляков, как будто именно они только что вышли победителями из Наполеоновских войн. Этим врагам самодержавия, православия и народности Александр I даровал Конституцию, которой не получила Россия, оставил парламент (сейм) и даже собственную армию из легионеров, принимавших в рядах корпуса Понятовского самое деятельное участие в нашествии «двунадесяти языков».
Венский конгресс. Гравюра Ж. Годфруа по оригиналу Ж.-Б. Изабе. 1891 г.
Бумага; офорт, резец, пунктир
Понятно, что, приглашая на службу столь своеобразных ветеранов Бородинской битвы, имели в виду их таким образом обезвредить. Полагаться на верность поляков было бы верхом наивности. Тем не менее восстание, долго готовившееся местными масонами и вспыхнувшее в Польше поздней осенью 1830 года, явилось для Петербурга полной неожиданностью.
Да и не только для Петербурга. Великий князь Константин Павлович, отказавшийся, слава богу, от русского престола, едва избежал уготованной ему гибели, в последний момент выскользнув из Варшавского дворца Бельведер, который занимал в качестве царского наместника. В дальнейшем он проявил полную неспособность и позорно бежал в Литву, дерзко оправдываясь тем, что-де не хочет «участвовать в этой польской драке», то есть переложив всю ответственность за происходящее на младшего брата, молодого императора Николая, недавно (май 1829-го) коронованного королём Польским.
Поляки, как это у них часто случалось и до и после, например в 1944 году, при немецкой оккупации, поторопились подняться. Французская Июльская революция 1830 года, полагали они, вновь пошатнёт весь европейский порядок, а турки отвлекут на себя все силы России. Решив, что час восстания пробил, возбуждённая шляхта легко расправилась со слабыми русскими гарнизонами, расквартированными в Польше, без труда взяла под контроль большую часть территории своего «царства», заочно низложила Николая и начала лихорадочно готовиться к отражению неизбежного контрудара.
Он не последовал сразу, так как царский наместник в Варшаве прозевал бунт, и теперь русской армии требовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на исходных позициях для наступления. Командующим назначили генерал-фельдмаршала Ивана Дибич-Забалканского. Однако он тут же допустил серьёзный просчёт: торопясь покончить с мятежниками, не уделил должного внимания снабжению своих войск. Поэтому, когда в феврале 1831 года русские наконец двинулись в Польшу и, кровопролитной атакой 7 (19) февраля сбив поляков с их позиции у Грохова, подошли к восточному варшавскому предместью Праге, уже хорошо укреплённому, наступательный порыв иссяк. Да и осадных средств у Дибича не было. Пришлось отойти и разделить силы.
В марте восставшие вновь осмелели и нанесли Дибичу несколько чувствительных ударов. Правда, в сражении у Остроленки 20 мая они оказались разгромлены, но затягивание войны раздражило Николая, и через своего приближённого, графа Алексея Орлова, побочного сына одного из «орлов» Екатерины II, будущего шефа жандармов, император предложил Дибичу подать в отставку. «Завтра», — отвечал тот Орлову. На следующий день Дибич заболел холерой и вскоре скончался.
Командование перешло к покорителю Закавказья Ивану Паскевичу-Эриванскому. Учтя ошибки своего предшественника, он частью сил форсировал Вислу и вскоре полностью обложил Варшаву. Пока запертые в городе поляки паниковали и препирались друг с другом, 7 сентября, после артобстрела, русские полки под музыку начали штурм. Через день Варшава сдалась на милость победителям. Уцелевшая часть польской армии перешла прусскую границу и была интернирована.
Итогом восстания стало упразднение сейма и польских вооружённых сил. Польша объявлялась отныне частью России, её территория разделялась на губернии. Унификации подверглись денежная система, система мер и весов.
Более серьёзным последствием явилось резкое усиление антирусских настроений в Европе. Рассеявшись по всему Западу, польские эмигранты, где только могли, а особенно во Франции, в этом осином гнезде всякого рода беспорядков, разжигали оголтелую русофобию. Плоды их бурной деятельности мы пожинаем по сию пору.
Ну и, наконец, ещё один итог, куда более приятный, — серебряная медаль «За взятие приступом Варшавы». Награждались ею участники исторического штурма: генералы, офицеры, нижние чины, медики и полковые священники. Внешний вид награды таков: на аверсе — двухглавый имперский орёл, на груди у которого порфира с одноглавым польским орлом. Сверху дуговая надпись: «ПОЛЬЗА ЧЕСТЬ И СЛАВА». На реверсе в пять строк расположены слова, давшие название медали, и даты штурма по старому стилю: «25 и 26 АВГ 1831». По кругу пущены лавровые ветви. Наверху, в сиянии, небольшой крест.
Очень любопытна голубая с чёрными краями медальная лента. Её позаимствовали у польского ордена Virtuti Militari. Орден этот, как было нами уже рассказано в соответствующем месте, щедро раздавали русским воинам на память, в качестве сувенира.
Из других медалей Николаевской эпохи представляют интерес в первую очередь те, что связаны с длительной Кавказской войной (1817–1864). В 30-е годы прошлого столетия ситуация на Кавказе для России складывалась неутешительно. Правда, в 1832 году удалось покончить с агрессивным имамом Кази-Муллой и взять штурмом аварский аул Гимры. Но засевшие в своих неприступных горных гнёздах дагестанцы и не думали сдаваться. Вскоре сопротивление горцев возглавил чудом спасшийся из Гимры и куда более опасный Шамиль. Сделавшись имамом Чечни и Дагестана, он заставил в итоге Петербург уделить внимание игнорируемому им Кавказу. В 1837 году сюда отправился сам Николай, оставшийся крайне недовольным увиденным.
Тем не менее на память о посещении императором Кавказа была отчеканена особая медаль, предназначавшаяся гвардейцам его личной охраны, пышно именовавшимся Собственным Его Императорского Величества конвоем. В эту элитную часть, просуществовавшую до самого конца империи, отбирались на службу люди разных национальностей и верований: черкесы, лезгины, ногайцы, крымские татары, аварцы, туркмены, грузины. Основу же конвоя составляли казаки Терского и Кубанского войск.
Привилегированный статус и экзотичность требовали особого устава, регламентирующего отношения военнослужащих внутри части. И шеф жандармов Александр Бенкендорф эти правила сформулировал. Вот выдержка:
«Не давать свинины и ветчины… Строго запретить насмешки дворян и стараться подружить горцев с ними… и маршировке не учить, стараясь, чтобы горцы с охотой занимались этим в свободное время… Телесным наказаниям не подвергать: вообще же наказывать только при посредстве прапорщика Туганова, которому лучше известно, с каким народом как обращаться… Эффендию разрешить посещать горцев, когда он желает, даже в классах… Чтобы во время молитвы горцев дворяне им не мешали… Наблюдать, чтобы не только учителя, но и дворяне насчет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменить ее…»
Итак, медаль, выданная императорским конвоирам, в том числе, надо полагать, и прапорщику Туганову, специалисту по наказанию разных народов, несла на аверсе профиль царя (впоследствии профили, как и цари, менялись) и пояснительную надпись, а на реверсе — ещё одну надпись, в пять строк, также затем соответственно эпохе варьировавшуюся: «ЗА СЛУЖБУ — В СОБСТВЕННОМЪ — КОНВОѢ — ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА — НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА». Носили медаль на шее, на ленте Аннинского ордена.
Кроме военных, прибывших из столицы, императора сопровождали в его кавказском вояже и местные жители. Для последних учредили серебряную медаль на Владимирской ленте «Кавказ 1837 год». На аверсе её выбиты портрет государя в профиль и надпись по окружности: «Б.М.НИКОЛАЙ I ИМП.ВСЕРОСС.», на реверсе — горизонтальная надпись в две строки: «КАВКАЗЪ — 1837 ГОДЪ», а над нею — небольшая пятиконечная звезда. Носить медаль следовало на ленте Владимирского ордена.
Посещение Николаем I Кавказа встряхнуло тамошнее военное начальство, и в короткий срок ситуацию удалось поправить: в середине 1839 года Шамиля загнали далеко в горы, и там, после пяти приступов, стоивших большой крови, русские овладели его ставкой — аулом Ахульго. Однако и на этот раз предводителю горцев в последний момент удалось уйти живым, чтобы продолжить борьбу.
Участники 80-дневной осады аула получили медаль «За взятие штурмом Ахульго» на Георгиевской ленте, с монограммой Николая I под короной на аверсе и соответствующей четырёхстрочной надписью с датой на реверсе. Награждались генералы, офицеры и нижние чины, как строевые, так и нестроевые, частей, принимавших участие в штурме. Кроме того, полкам Апшеронскому, Куринскому и Навагинскому вручили георгиевские знамёна.
В том же 1839 году особые медали достались участникам восстановления Зимнего дворца в Петербурге после пожара, случившегося 17 (29) декабря 1837 года. Тогда полностью выгорели второй и третий дворцовые этажи, погибли в огне интерьеры Бартоломео Растрелли, Джакомо Кваренги, Карла Росси и других выдающихся зодчих, превратились в дым важные государственные документы. Николай, прибывший из театра, приказал разбить окна в Фельдмаршальском зале, чтобы спасти от удушья людей, всё ещё находившихся внутри. Но сквозняк, как ему и положено, только усугубил дело: огонь начал быстрее распространяться по помещениям, и к шести часам утра полыхало уже всё громадное здание.
Восстановительные работы под руководством архитектора Василия Стасова были окончены менее чем в два года — почти немыслимая по тем временам быстрота. Художественной частью реставрации заведовал Александр Брюллов, старший брат Карла, создателя «Последнего дня Помпеи». Срочность потребовала привлечения большого числа рабочих и организаторских рук.
Медаль «За возобновление Зимнего дворца» получили, разумеется, не все причастные к делу, но многие: на Санкт-Петербургском монетном дворе было изготовлено 175 золотых (в том числе 20 украшенных бриллиантами) и 7818 серебряных экземпляров медали. На лицевой её стороне выбит вензель императора под короной и надпись «БЛАГОДАРЮ», на оборотной — фасад Зимнего дворца с развевающимся штандартом. Надпись вверху: «УСЕРДIЕ ВСЕ ПРЕВОЗМОГАЕТЪ», а внизу, в три строчки: «ВОЗОБНОВЛЕНИЕМЪ — НАЧАТЪ ВЪ 1838 Г. — ОСВЯЩЕНЪ В 1839 Г.». Лента для медалей с бриллиантами — Андреевская, для прочих — Александровская.
Однотипна с этой другая медаль, отчеканенная через десятилетие, в 1849 году, — «За строительство Кремлевского Дворца» в Москве. Она тоже выпускалась в серебре и золоте с бриллиантами. Ленты те же. Тот же вензель, то же «БЛАГОДАРЮ». Отличается, разумеется, фасад на реверсе, нет никакого девиза, лишь соответствующая надпись и даты начала и завершения строительства: «ЗАЛОЖЕНЪ 1838 — ОСВѦЩЕНЪ 1849». Ну, тут торопиться было некуда.
Ещё одна интересная медаль относится к последнему периоду царствования Николая I. Российская империя, по крайней мере внешне, в ту пору пока производила внушительное впечатление на своих недоброжелателей. А вот Дунайская монархия уже вовсю трещала по швам. Росло сопротивление в Северной Италии. Венгры тоже решили вырваться из слабеющих объятий Габсбургов: толчком к активным действиям с их стороны послужила в 1848 году очередная Французская революция. Никакие уступки венского правительства не помогли. Тем более что и в самой Вене вспыхнул мятеж, с трудом подавленный войсками. Бежавший из столицы бесталанный император Фердинанд I отрёкся от престола, уступив его более решительному племяннику Францу-Иосифу. Под руководством последнего гражданская война велась с переменным успехом, но весной 1849 года пали удерживавшиеся австрийцами Буда и Пешт и была провозглашена независимость Венгрии.
Тогда на сцену выступила императорская Россия. Экспедиционный корпус Ивана Паскевича в конце июня 1849 года вступил в населённые венграми австрийские области, в нескольких крупных боях разгромил свободолюбивых, хотя и малопригодных на поле брани мадьяр, и через пару месяцев революция была окончательна подавлена.
Серебряная медаль «За усмирение Венгрии и Трансильвании» (1850) вручалась всем без исключения военнослужащим, участникам этой, как сказали бы нынче, спецоперации. На лицевой стороне медали изображён герб Российской империи, увенчанный «всевидящем оком». Вдоль бортика по кругу пущена надпись на церковнославянском: «С НАМИ Б҃ГЪ. РАЗУМѢЙТЕ ѦЗЫЦЫ И ПОКОРѦЙТЕСѦ». На оборотной стороне, в шесть строк, надпись, давшая название награде, и дата: «1849». По данным инспекторского департамента Военного ведомства, было выдано 212 330 таких медалей на комбинированной Андреевско-Владимирской ленте.
Кроме того, генералы и высшие штаб-офицеры получили памятную настольную медаль изящной работы Фёдора Толстого и Александра Лялина. Диаметр её гораздо больше, 70 мм, на аверсе российский орёл когтит и клюёт трёхглавого змея, на реверсе же надпись: «РОССIЙСКОЕ ПОБѢДОНОСНОЕ ВОЙСКО ПОРАЗИЛО И УСМИРИЛО МЯТЕЖЪ ВЪ ВЕНГРІИ И ТРАНСИЛЬВАНІИ ВЪ 1849 году».
А затем произошла катастрофа. Распространяться о причинах возникновения и ходе Крымской войны 1853–1856 годов мы предоставим другим авторам, ограничившись лишь замечаниями общего характера. Война эта продемонстрировала не просто техническое отставание России от Запада (хотя в таких военных отраслях, как, например, минное дело, можно даже говорить о превосходстве русского оружия). Гораздо более существенной оказалась как внутри-, так и внешнеполитическая слабость России. «Долгоиграющий» канцлер Карл Нессельроде завёл российскую дипломатию в полный тупик, обернувшийся в самый трудный момент международной изоляцией империи. В то же время никакими мерами жандармского порядка невозможно было остановить подспудное брожение, охватившее тогда всё русское общество. Сердца требовали перемен. Но Николай ничего так не боялся, как социальных новшеств, казавшихся ему зарницей грядущих революций. Император, однажды решивший лично контролировать всё в своей огромной державе, под конец, как когда-то его старший брат и предшественник на троне, потерял связь с реальностью. Он носился с благородной идеей полностью вырвать у Турции, с которой все давно уже перестали считаться, Балканы и прочно завладеть черноморскими проливами, наивно полагая, что Англия и Франция, ураганным темпом осуществлявшие у себя промышленную революцию, спокойно позволят ему это сделать. Однако при первом же движении войск на юг поднялся страшный грохот: это винтовые корабли французов и англичан ринулись на практически беззащитные русские парусники.
Никто не оспаривает беспримерный героизм армии, флота и простых крымчан, проявленный в Синопском морском сражении и на севастопольских бастионах. Отменно действовала императорская армия в Закавказье, где удалось овладеть сильно укреплённым турками Карсом. Правда, отсталая николаевская Россия изначально была обречена на поражение. Её могло спасти только чудо вроде лютой стужи под Москвой осенью 1941-го. Но чуда не произошло.
Хотя зима 1854–1855 годов выдалась довольно холодной. Грипповавший император тем не менее решил принять парад в лёгком мундире. Результат: пневмония и смерть, наступившая 18 февраля (2 марта) 1855 года. Последние слова его, обращённые к сыну и наследнику Александру, были: «Держи крепко».
Однако удержать Россию в узде оказалось уже невозможно.
В дневнике фрейлины Анны Тютчевой содержится, на наш взгляд, точная характеристика личности Николая:
«Как у всякого фанатика, умственный кругозор его был поразительно ограничен его нравственными убеждениями. Он не хотел и даже не мог допустить ничего, что стояло бы вне особого строя понятий, из которых он создал себе культ. Повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма представлялся ему во всех своих проявлениях лишь преступной и чудовищной ересью, которую он был призван побороть, подавить, искоренить во что бы то ни стало, и он преследовал ее не только без угрызения совести, но со спокойным и пламенным сознанием исполнения долга».
В марте 1856 года в Париже был заключён мирный договор, наиболее тяжёлые условия которого для России в части, касающейся, например, Черноморского флота, благодаря дипломатическим усилиям оказались несколько смягчены, а затем и вовсе отменены. Куда серьезнее выдались экономические последствия. Война фактически разорила империю; рубль обесценился вдвое; на бездефицитный бюджет страна смогла выйти лишь через четырнадцать лет, а восстановить международную конвертацию российской валюты удалось в 1897 году, в ходе денежной реформы Сергея Витте.
Двумя примечательными медалями отмечен этот период нашей истории. Одна из них, «За защиту Севастополя», — первая русская наградная медаль не за победу на поле боя или взятие неприятельской крепости, а за оборону, окончившуюся неудачей. Выдавали её всем военнослужащим Севастопольского гарнизона, жителям города, принимавшим участие в боевых действиях, женщинам, работавшим в госпиталях. На аверсе медали два вензеля — императоров Николая I и Александра II, с короной над каждым. На реверсе, под «всевидящим оком», надпись в четыре строки: «СЪ 13 СЕНТЯБРЯ — 1854 — ПО 28 АВГУСТА 1855» (даты обороны города-крепости). Круговая надпись: «ЗА ЗАЩИТУ СЕВАСТОПОЛЯ». В 1855–1856 годах изготовили более 253 000 таких медалей на Георгиевской ленте.
Вторая медаль — «В память войны 1853–1856». В отличие от предыдущей, выполненной в серебре, эта была бронзовой. Медалями из светлой бронзы награждались в основном непосредственные участники боевых событий. Носили их на георгиевских, андреевских и владимирских лентах. Медали из тёмной бронзы на владимирских и аннинских лентах предназначались исключительно для гражданских лиц, содействовавших армии в глубоком тылу. Медаль стала небывало массовой: 1 700 000 экземпляров. Аверс её схож с аверсом медали «За защиту Севастополя», правда, «всевидящее око» перемещено сюда с оборотной стороны и перечислены годы войны. На реверсе же горизонтальная надпись в пять строк: «НА ТЯ — ГОСПОДИ — УПОВАХОМЪ, ДА — НЕ ПОСТЫДИМСЯ — ВО ВѢКИ».
Чуть изменённая цитата из Псалтыри.
Венский конгресс. Гравюра Ж. Годфруа по оригиналу Ж.-Б. Изабе. 1891 г.
Бумага; офорт, резец, пунктир
Понятно, что, приглашая на службу столь своеобразных ветеранов Бородинской битвы, имели в виду их таким образом обезвредить. Полагаться на верность поляков было бы верхом наивности. Тем не менее восстание, долго готовившееся местными масонами и вспыхнувшее в Польше поздней осенью 1830 года, явилось для Петербурга полной неожиданностью.
Да и не только для Петербурга. Великий князь Константин Павлович, отказавшийся, слава богу, от русского престола, едва избежал уготованной ему гибели, в последний момент выскользнув из Варшавского дворца Бельведер, который занимал в качестве царского наместника. В дальнейшем он проявил полную неспособность и позорно бежал в Литву, дерзко оправдываясь тем, что-де не хочет «участвовать в этой польской драке», то есть переложив всю ответственность за происходящее на младшего брата, молодого императора Николая, недавно (май 1829-го) коронованного королём Польским.
Поляки, как это у них часто случалось и до и после, например в 1944 году, при немецкой оккупации, поторопились подняться. Французская Июльская революция 1830 года, полагали они, вновь пошатнёт весь европейский порядок, а турки отвлекут на себя все силы России. Решив, что час восстания пробил, возбуждённая шляхта легко расправилась со слабыми русскими гарнизонами, расквартированными в Польше, без труда взяла под контроль большую часть территории своего «царства», заочно низложила Николая и начала лихорадочно готовиться к отражению неизбежного контрудара.
Он не последовал сразу, так как царский наместник в Варшаве прозевал бунт, и теперь русской армии требовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на исходных позициях для наступления. Командующим назначили генерал-фельдмаршала Ивана Дибич-Забалканского. Однако он тут же допустил серьёзный просчёт: торопясь покончить с мятежниками, не уделил должного внимания снабжению своих войск. Поэтому, когда в феврале 1831 года русские наконец двинулись в Польшу и, кровопролитной атакой 7 (19) февраля сбив поляков с их позиции у Грохова, подошли к восточному варшавскому предместью Праге, уже хорошо укреплённому, наступательный порыв иссяк. Да и осадных средств у Дибича не было. Пришлось отойти и разделить силы.
В марте восставшие вновь осмелели и нанесли Дибичу несколько чувствительных ударов. Правда, в сражении у Остроленки 20 мая они оказались разгромлены, но затягивание войны раздражило Николая, и через своего приближённого, графа Алексея Орлова, побочного сына одного из «орлов» Екатерины II, будущего шефа жандармов, император предложил Дибичу подать в отставку. «Завтра», — отвечал тот Орлову. На следующий день Дибич заболел холерой и вскоре скончался.
Командование перешло к покорителю Закавказья Ивану Паскевичу-Эриванскому. Учтя ошибки своего предшественника, он частью сил форсировал Вислу и вскоре полностью обложил Варшаву. Пока запертые в городе поляки паниковали и препирались друг с другом, 7 сентября, после артобстрела, русские полки под музыку начали штурм. Через день Варшава сдалась на милость победителям. Уцелевшая часть польской армии перешла прусскую границу и была интернирована.
Итогом восстания стало упразднение сейма и польских вооружённых сил. Польша объявлялась отныне частью России, её территория разделялась на губернии. Унификации подверглись денежная система, система мер и весов.
Более серьёзным последствием явилось резкое усиление антирусских настроений в Европе. Рассеявшись по всему Западу, польские эмигранты, где только могли, а особенно во Франции, в этом осином гнезде всякого рода беспорядков, разжигали оголтелую русофобию. Плоды их бурной деятельности мы пожинаем по сию пору.
Ну и, наконец, ещё один итог, куда более приятный, — серебряная медаль «За взятие приступом Варшавы». Награждались ею участники исторического штурма: генералы, офицеры, нижние чины, медики и полковые священники. Внешний вид награды таков: на аверсе — двухглавый имперский орёл, на груди у которого порфира с одноглавым польским орлом. Сверху дуговая надпись: «ПОЛЬЗА ЧЕСТЬ И СЛАВА». На реверсе в пять строк расположены слова, давшие название медали, и даты штурма по старому стилю: «25 и 26 АВГ 1831». По кругу пущены лавровые ветви. Наверху, в сиянии, небольшой крест.
Очень любопытна голубая с чёрными краями медальная лента. Её позаимствовали у польского ордена Virtuti Militari. Орден этот, как было нами уже рассказано в соответствующем месте, щедро раздавали русским воинам на память, в качестве сувенира.
Из других медалей Николаевской эпохи представляют интерес в первую очередь те, что связаны с длительной Кавказской войной (1817–1864). В 30-е годы прошлого столетия ситуация на Кавказе для России складывалась неутешительно. Правда, в 1832 году удалось покончить с агрессивным имамом Кази-Муллой и взять штурмом аварский аул Гимры. Но засевшие в своих неприступных горных гнёздах дагестанцы и не думали сдаваться. Вскоре сопротивление горцев возглавил чудом спасшийся из Гимры и куда более опасный Шамиль. Сделавшись имамом Чечни и Дагестана, он заставил в итоге Петербург уделить внимание игнорируемому им Кавказу. В 1837 году сюда отправился сам Николай, оставшийся крайне недовольным увиденным.
Тем не менее на память о посещении императором Кавказа была отчеканена особая медаль, предназначавшаяся гвардейцам его личной охраны, пышно именовавшимся Собственным Его Императорского Величества конвоем. В эту элитную часть, просуществовавшую до самого конца империи, отбирались на службу люди разных национальностей и верований: черкесы, лезгины, ногайцы, крымские татары, аварцы, туркмены, грузины. Основу же конвоя составляли казаки Терского и Кубанского войск.
Привилегированный статус и экзотичность требовали особого устава, регламентирующего отношения военнослужащих внутри части. И шеф жандармов Александр Бенкендорф эти правила сформулировал. Вот выдержка:
«Не давать свинины и ветчины… Строго запретить насмешки дворян и стараться подружить горцев с ними… и маршировке не учить, стараясь, чтобы горцы с охотой занимались этим в свободное время… Телесным наказаниям не подвергать: вообще же наказывать только при посредстве прапорщика Туганова, которому лучше известно, с каким народом как обращаться… Эффендию разрешить посещать горцев, когда он желает, даже в классах… Чтобы во время молитвы горцев дворяне им не мешали… Наблюдать, чтобы не только учителя, но и дворяне насчет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменить ее…»
Итак, медаль, выданная императорским конвоирам, в том числе, надо полагать, и прапорщику Туганову, специалисту по наказанию разных народов, несла на аверсе профиль царя (впоследствии профили, как и цари, менялись) и пояснительную надпись, а на реверсе — ещё одну надпись, в пять строк, также затем соответственно эпохе варьировавшуюся: «ЗА СЛУЖБУ — В СОБСТВЕННОМЪ — КОНВОѢ — ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА — НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА». Носили медаль на шее, на ленте Аннинского ордена.
Кроме военных, прибывших из столицы, императора сопровождали в его кавказском вояже и местные жители. Для последних учредили серебряную медаль на Владимирской ленте «Кавказ 1837 год». На аверсе её выбиты портрет государя в профиль и надпись по окружности: «Б.М.НИКОЛАЙ I ИМП.ВСЕРОСС.», на реверсе — горизонтальная надпись в две строки: «КАВКАЗЪ — 1837 ГОДЪ», а над нею — небольшая пятиконечная звезда. Носить медаль следовало на ленте Владимирского ордена.
Посещение Николаем I Кавказа встряхнуло тамошнее военное начальство, и в короткий срок ситуацию удалось поправить: в середине 1839 года Шамиля загнали далеко в горы, и там, после пяти приступов, стоивших большой крови, русские овладели его ставкой — аулом Ахульго. Однако и на этот раз предводителю горцев в последний момент удалось уйти живым, чтобы продолжить борьбу.
Участники 80-дневной осады аула получили медаль «За взятие штурмом Ахульго» на Георгиевской ленте, с монограммой Николая I под короной на аверсе и соответствующей четырёхстрочной надписью с датой на реверсе. Награждались генералы, офицеры и нижние чины, как строевые, так и нестроевые, частей, принимавших участие в штурме. Кроме того, полкам Апшеронскому, Куринскому и Навагинскому вручили георгиевские знамёна.
В том же 1839 году особые медали достались участникам восстановления Зимнего дворца в Петербурге после пожара, случившегося 17 (29) декабря 1837 года. Тогда полностью выгорели второй и третий дворцовые этажи, погибли в огне интерьеры Бартоломео Растрелли, Джакомо Кваренги, Карла Росси и других выдающихся зодчих, превратились в дым важные государственные документы. Николай, прибывший из театра, приказал разбить окна в Фельдмаршальском зале, чтобы спасти от удушья людей, всё ещё находившихся внутри. Но сквозняк, как ему и положено, только усугубил дело: огонь начал быстрее распространяться по помещениям, и к шести часам утра полыхало уже всё громадное здание.
Восстановительные работы под руководством архитектора Василия Стасова были окончены менее чем в два года — почти немыслимая по тем временам быстрота. Художественной частью реставрации заведовал Александр Брюллов, старший брат Карла, создателя «Последнего дня Помпеи». Срочность потребовала привлечения большого числа рабочих и организаторских рук.
Медаль «За возобновление Зимнего дворца» получили, разумеется, не все причастные к делу, но многие: на Санкт-Петербургском монетном дворе было изготовлено 175 золотых (в том числе 20 украшенных бриллиантами) и 7818 серебряных экземпляров медали. На лицевой её стороне выбит вензель императора под короной и надпись «БЛАГОДАРЮ», на оборотной — фасад Зимнего дворца с развевающимся штандартом. Надпись вверху: «УСЕРДIЕ ВСЕ ПРЕВОЗМОГАЕТЪ», а внизу, в три строчки: «ВОЗОБНОВЛЕНИЕМЪ — НАЧАТЪ ВЪ 1838 Г. — ОСВЯЩЕНЪ В 1839 Г.». Лента для медалей с бриллиантами — Андреевская, для прочих — Александровская.
Однотипна с этой другая медаль, отчеканенная через десятилетие, в 1849 году, — «За строительство Кремлевского Дворца» в Москве. Она тоже выпускалась в серебре и золоте с бриллиантами. Ленты те же. Тот же вензель, то же «БЛАГОДАРЮ». Отличается, разумеется, фасад на реверсе, нет никакого девиза, лишь соответствующая надпись и даты начала и завершения строительства: «ЗАЛОЖЕНЪ 1838 — ОСВѦЩЕНЪ 1849». Ну, тут торопиться было некуда.
Ещё одна интересная медаль относится к последнему периоду царствования Николая I. Российская империя, по крайней мере внешне, в ту пору пока производила внушительное впечатление на своих недоброжелателей. А вот Дунайская монархия уже вовсю трещала по швам. Росло сопротивление в Северной Италии. Венгры тоже решили вырваться из слабеющих объятий Габсбургов: толчком к активным действиям с их стороны послужила в 1848 году очередная Французская революция. Никакие уступки венского правительства не помогли. Тем более что и в самой Вене вспыхнул мятеж, с трудом подавленный войсками. Бежавший из столицы бесталанный император Фердинанд I отрёкся от престола, уступив его более решительному племяннику Францу-Иосифу. Под руководством последнего гражданская война велась с переменным успехом, но весной 1849 года пали удерживавшиеся австрийцами Буда и Пешт и была провозглашена независимость Венгрии.
Тогда на сцену выступила императорская Россия. Экспедиционный корпус Ивана Паскевича в конце июня 1849 года вступил в населённые венграми австрийские области, в нескольких крупных боях разгромил свободолюбивых, хотя и малопригодных на поле брани мадьяр, и через пару месяцев революция была окончательна подавлена.
Серебряная медаль «За усмирение Венгрии и Трансильвании» (1850) вручалась всем без исключения военнослужащим, участникам этой, как сказали бы нынче, спецоперации. На лицевой стороне медали изображён герб Российской империи, увенчанный «всевидящем оком». Вдоль бортика по кругу пущена надпись на церковнославянском: «С НАМИ Б҃ГЪ. РАЗУМѢЙТЕ ѦЗЫЦЫ И ПОКОРѦЙТЕСѦ». На оборотной стороне, в шесть строк, надпись, давшая название награде, и дата: «1849». По данным инспекторского департамента Военного ведомства, было выдано 212 330 таких медалей на комбинированной Андреевско-Владимирской ленте.
Кроме того, генералы и высшие штаб-офицеры получили памятную настольную медаль изящной работы Фёдора Толстого и Александра Лялина. Диаметр её гораздо больше, 70 мм, на аверсе российский орёл когтит и клюёт трёхглавого змея, на реверсе же надпись: «РОССIЙСКОЕ ПОБѢДОНОСНОЕ ВОЙСКО ПОРАЗИЛО И УСМИРИЛО МЯТЕЖЪ ВЪ ВЕНГРІИ И ТРАНСИЛЬВАНІИ ВЪ 1849 году».
А затем произошла катастрофа. Распространяться о причинах возникновения и ходе Крымской войны 1853–1856 годов мы предоставим другим авторам, ограничившись лишь замечаниями общего характера. Война эта продемонстрировала не просто техническое отставание России от Запада (хотя в таких военных отраслях, как, например, минное дело, можно даже говорить о превосходстве русского оружия). Гораздо более существенной оказалась как внутри-, так и внешнеполитическая слабость России. «Долгоиграющий» канцлер Карл Нессельроде завёл российскую дипломатию в полный тупик, обернувшийся в самый трудный момент международной изоляцией империи. В то же время никакими мерами жандармского порядка невозможно было остановить подспудное брожение, охватившее тогда всё русское общество. Сердца требовали перемен. Но Николай ничего так не боялся, как социальных новшеств, казавшихся ему зарницей грядущих революций. Император, однажды решивший лично контролировать всё в своей огромной державе, под конец, как когда-то его старший брат и предшественник на троне, потерял связь с реальностью. Он носился с благородной идеей полностью вырвать у Турции, с которой все давно уже перестали считаться, Балканы и прочно завладеть черноморскими проливами, наивно полагая, что Англия и Франция, ураганным темпом осуществлявшие у себя промышленную революцию, спокойно позволят ему это сделать. Однако при первом же движении войск на юг поднялся страшный грохот: это винтовые корабли французов и англичан ринулись на практически беззащитные русские парусники.
Никто не оспаривает беспримерный героизм армии, флота и простых крымчан, проявленный в Синопском морском сражении и на севастопольских бастионах. Отменно действовала императорская армия в Закавказье, где удалось овладеть сильно укреплённым турками Карсом. Правда, отсталая николаевская Россия изначально была обречена на поражение. Её могло спасти только чудо вроде лютой стужи под Москвой осенью 1941-го. Но чуда не произошло.
Хотя зима 1854–1855 годов выдалась довольно холодной. Грипповавший император тем не менее решил принять парад в лёгком мундире. Результат: пневмония и смерть, наступившая 18 февраля (2 марта) 1855 года. Последние слова его, обращённые к сыну и наследнику Александру, были: «Держи крепко».
Однако удержать Россию в узде оказалось уже невозможно.
В дневнике фрейлины Анны Тютчевой содержится, на наш взгляд, точная характеристика личности Николая:
«Как у всякого фанатика, умственный кругозор его был поразительно ограничен его нравственными убеждениями. Он не хотел и даже не мог допустить ничего, что стояло бы вне особого строя понятий, из которых он создал себе культ. Повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма представлялся ему во всех своих проявлениях лишь преступной и чудовищной ересью, которую он был призван побороть, подавить, искоренить во что бы то ни стало, и он преследовал ее не только без угрызения совести, но со спокойным и пламенным сознанием исполнения долга».
В марте 1856 года в Париже был заключён мирный договор, наиболее тяжёлые условия которого для России в части, касающейся, например, Черноморского флота, благодаря дипломатическим усилиям оказались несколько смягчены, а затем и вовсе отменены. Куда серьезнее выдались экономические последствия. Война фактически разорила империю; рубль обесценился вдвое; на бездефицитный бюджет страна смогла выйти лишь через четырнадцать лет, а восстановить международную конвертацию российской валюты удалось в 1897 году, в ходе денежной реформы Сергея Витте.
Двумя примечательными медалями отмечен этот период нашей истории. Одна из них, «За защиту Севастополя», — первая русская наградная медаль не за победу на поле боя или взятие неприятельской крепости, а за оборону, окончившуюся неудачей. Выдавали её всем военнослужащим Севастопольского гарнизона, жителям города, принимавшим участие в боевых действиях, женщинам, работавшим в госпиталях. На аверсе медали два вензеля — императоров Николая I и Александра II, с короной над каждым. На реверсе, под «всевидящим оком», надпись в четыре строки: «СЪ 13 СЕНТЯБРЯ — 1854 — ПО 28 АВГУСТА 1855» (даты обороны города-крепости). Круговая надпись: «ЗА ЗАЩИТУ СЕВАСТОПОЛЯ». В 1855–1856 годах изготовили более 253 000 таких медалей на Георгиевской ленте.
Вторая медаль — «В память войны 1853–1856». В отличие от предыдущей, выполненной в серебре, эта была бронзовой. Медалями из светлой бронзы награждались в основном непосредственные участники боевых событий. Носили их на георгиевских, андреевских и владимирских лентах. Медали из тёмной бронзы на владимирских и аннинских лентах предназначались исключительно для гражданских лиц, содействовавших армии в глубоком тылу. Медаль стала небывало массовой: 1 700 000 экземпляров. Аверс её схож с аверсом медали «За защиту Севастополя», правда, «всевидящее око» перемещено сюда с оборотной стороны и перечислены годы войны. На реверсе же горизонтальная надпись в пять строк: «НА ТЯ — ГОСПОДИ — УПОВАХОМЪ, ДА — НЕ ПОСТЫДИМСЯ — ВО ВѢКИ».
Чуть изменённая цитата из Псалтыри.
Информация