Как Финляндия стала русской. Накануне русско-шведской войны 1808–1809 гг.
Наполеон Бонапарт и Александр I в Тильзите рассматривают карту Европы
Конец века Просвещенного абсолютизма был не менее бурным, чем его начало. Французские философы стали законодателями моды на образованных монархов, и Франции же пришлось ставить точку в этом пышном, блестящем, кровавом и беспощадном историческом периоде. XVIII столетие стартовало масштабной войной за Испанское наследство, в которой постаревший Людовик XIV отстаивал для своих потомков право на опустевший трон испанских Габсбургов. Завершился век Французской революцией, взятием Бастилии и гильотиной. Как пролог, так и эпилог в равной степени оказались начертаны кровью, от них разило пороховой гарью, в которой терялись ароматы изысканных духов и букеты тончайших вин. В ногу с одетым в дорогой камзол столетием просвещенного абсолютизма, опираясь на острый меч, шествовала война, да маячила рядом молчаливая фигура с косой. И они уже готовились встречать новый век – XIX.
Наполеон и остальные короли. Русско-французские отношения
Мудрость императрицы Екатерины II, храбрость русского воинства, ошибки и промахи врагов позволили, наконец, России отстоять свои позиции на Балтике и выйти к Черному морю. В диких степях, которые долгие столетия были лишь источником нашествий кочевых орд, за пару десятилетий выросли города, верфи и крепости. Край получил оседлое население, которое не только могло его обрабатывать и добывать ресурсы в казну империи, но и при необходимости защищать его. В Черном море появился флот, способный на равных бороться и побеждать многочисленного и опытного противника. Однако главная геополитическая задача, которую ставила перед собой Екатерина II, была по-прежнему не решена. Это касалось в первую очередь овладения черноморскими проливами, контролируемыми Османской империей.
Французская революция сильно перетасовала политическую колоду Европы. Союзники и противники, ближние и не очень соседи вдруг озаботились одной мыслью, которая вслух высказывалась, как «помощь нашему царственному брату Луи». На самом деле Европа уже тогда, да и раньше, была цинична, внимательна к своим страстям и безразлична к чужим горестям. Лицемерные короли, прикрываясь трескучими лозунгами о монаршей солидарности, просто собирались решить некоторые свои проблемы (в первую очередь экономические и территориальные) за счет оказавшейся в незавидном положении Франции. Европа окуталась белесыми клубами войн, продолжавшихся с небольшими перерывами почти 25 лет.
Пока властители Европы не жалели золота, солдат и пороха для осваивания и возможного дележа французского наследства, Россия готовилась к окончательному решению вопроса с проливами. Екатерина II была только на словах вдохновительницей и идеологом «спасательной операции» по восстановлению прав «брата Луи». Некоторым особо рьяным спасателям и избавителям она даже подбрасывала денег: например, своему недавнему противнику, королю Швеции Густаву III, императрица ссудила немалую суму для организации экспедиции во Францию. Мудрая государыня, вероятно, не поскупилась бы и на большее, если бы шведский король отправился, скажем, на завоевание Гренландии. Императрица совершенно отчетливо понимала, что ее стране не будут мешать лишь в том случае, когда западные «партнеры» увлеченно дерутся друг с другом, а не возмущаются русской национальной политикой, подкрепляя свое негодование угрозами войны.
К сожалению, смерть Екатерины II прервала осуществление ее геополитических замыслов. На престоле разместился Павел Петрович, человек взбалмошный, вспыльчивый и зачастую непоследовательный. Однако было бы слишком примитивно представлять Павла I лишь гатчинской дубиной и губителем свершений екатерининской эпохи. В противовес покойной матери, с которой у Павла складывались непростые отношения, император решил-таки сунуть русский штык в развороченный европейский муравейник. Многочисленное окружение нашептывало императору, что, мол, без России порядок в Европе, ну, точно никак не навести. Надо ли говорить, что руководства по правильному шептанию составлялись в Лондоне и Вене. Было чего опасаться: переварив внутри себя якобинскую диктатуру, Франция вышла из своих территориальных берегов. Череда сокрушительных поражений австрийских войск в Италии, огромная Рейнская армия, угрожающая Священной Римской империи, высадка экспедиционного корпуса в Египте. И повсюду уже гремело имя молодого генерала республики Наполеона Бонапарта. Россия отправила в Европу армию под командованием своего лучшего полководца Александра Васильевича Суворова. Ее лучший адмирал Федор Федорович Ушаков возглавил совместную с турками эскадру в Средиземном море. Однако очень скоро в Петербурге, наконец, поняли, что их попросту нагло используют, а русские войска и корабли – только маленькие фигурки на австрийских и английских военных картах и политических схемах.
Разъяренный Павел отозвал свою армию, поругался с «союзниками» и начал открыто склоняться к союзу с Францией. Участие в войне в Европе виделось Павлу как досадное ввязывание в чужую драку, где интересы России не вырисовывались вообще. Император уже вовсю планировал совместные действия с французами, когда внезапно скончался от «апоплексического» удара в результате экстренно подготовленного заговора. Не составляло большого секрета, что одной из ключевых фигур переворота являлся бывший британский посол Чарльз Уитворт. Опираясь на растущее недовольство Павлом в придворной и военной среде, Англия просто направляла нужных людей в необходимое для нее русло. Едва начавший формироваться кошмар под названием русско-французский союз рассеялся – к большому облегчению просвещенных мореплавателей.
Новый император Александр I во всеуслышание объявил, что при нем все будет, как при бабушке. Его Величество лукавил – Екатерина, несмотря на публичные стенания по французскому королю и даже спонсирование некоторых наиболее ретивых «спасателей», не послала в Европу ни одного батальона. Молодой царь поступил иначе. Околачивающаяся при дворе многочисленная немецкая родня постоянно ныла о притеснениях и обидах, чинимых «подлыми французами». Свои очень весомые пять копеек вставляли мать императора Мария Федоровна, в девичестве принцесса Вюртембергская Мария Доротея, и супруга Елизавета Алексеевна (принцесса Луиза Баденская). Им жалобно вторили французские эмигранты-роялисты. И повсюду в этой толпе ловко шныряли британские агенты, и звенело английское золото. Весь этот комплекс мер рано или поздно не мог не принести результатов. Россия вступила в Третью антифранцузскую коалицию. Туда же записалась и влекомая амбициями молодого короля Густава IV Швеция. Обоих молодых монархов роднила жажда военной славы: Густав решил расширить свои владения в Померании, а Александр надеялся, что военные успехи затмят его косвенное участие в заговоре против собственного отца.
2 января 1805 г. Россия и Швеция подписали союзный договор, и шведы начали некоторую активность в Померании, пока основные силы французской армии были направлены против России и Австрии. Однако 20 ноября 1805 г. союзники потерпели сокрушительное поражение под Аустерлицем, и уже 14 декабря, руководствуясь принципом «скальп дороже золота», Австрия подписала с Наполеоном сепаратный Пресбургский договор. Здесь бы царю и остановиться – французские армии находились за сотни километров от границ империи, а тысячи русских солдат гибли фактически за сохранность золота английских банков и имущества многочисленных германских родственников и друзей родственников. Однако Александр Павлович проявил завидное упрямство, и в 1806 году была собрана новая, четвертая, антифранцузская коалиция.
Британия традиционно оказалась спонсором, Россия и Пруссия выставили свои армии. Шведы вновь решили попытать военного счастья, однако в отличие от пылавших рвением русского царя и прусского короля, Густав IV деньги взял, но более активно действовать пока не спешил. Новая коалиция стала обрушиваться столь же быстрыми темпами, что и предыдущая. За считаные недели имевшая почти не потускневший ореол одной из сильнейших прусская армия была разгромлена и рассеяна при Йене и Ауэрштедте. Такой быстротечный крах оказался шоком для Фридриха Вильгельма III, короля Пруссии.
В 1807 году Наполеон одержал победу при Фридланде, и его войска вышли непосредственно к Неману. Александру, несмотря на упрямство, пришлось унять гордость и пойти на переговоры. Посреди Немана, разделявшего обе армии, на большом плоту была установлена палатка, в которой и встретились оба монарха. Наполеон первым обратился к Александру с риторическим вопросом: «Из-за чего мы воюем?» Разумеется, ответить, что столько крови пролито для защиты интересов немецких родственников, да еще и на английское золото, у главы великой державы духу не хватило. В итоге Россия и Франция подписали Тильзитский мир, главными условиями которого являлись признание всех французских завоеваний и присоединение к континентальной блокаде. Обе империи обязывались помогать друг другу во внешней политике. Причем Наполеон не настаивал на заключении какого-либо военного союза между странами – ему нужен был строгий нейтралитет. Взамен французы прекращали помощь Турции в ведущейся русско-турецкой войне и занимали благоприятную для России позицию в решении ее балтийских проблем. Шведский же король Густав IV, несмотря на участие в антифранцузских коалициях вместе с русскими, был настроен в отношении Петербурга враждебно.
Конечно, Император Французов не был ни альтруистом, ни русофилом. В своей политике он руководствовался жесткими и зачастую бескомпромиссными принципами, но отнюдь не был лишен здравого смысла. Наполеон был готов отдать многое за лояльность и невраждебность России, однако Александр думал на этот счет иначе. Он на словах подчеркивал свою ненависть к англичанам и, вполне возможно, даже где-то в глубине души был слегка искренен. Но придворная группировка немецких и роялистских страдальцев после Тильзита гудела, как опрокинутый улей. На государя начали оказывать давление – дело доходило даже до анонимных писем с прозрачными намеками на возможность разделить судьбу отца. Тем не менее, прояви Александр больше воли и решительности, все могло бы сложиться иначе. Был упущен шанс на овладение проливами Босфор и Дарданеллы. В сложившейся ситуации, когда Франция увязала в тяжелой войне в Испании, Германия – в нестабильности, и только Англия продолжала оставаться неуязвимой, эта операция имела бы все шансы на успех. Отношения с Наполеоном можно было бы закрепить брачным союзом, но в ответ на зондаж Парижем возможности бракосочетания одной из сестер Александра с французским императором Екатерину Павловну срочно отдали замуж, а в отношении Анны Павловны было высказано мнение, что она еще очень мала. Наконец, за проливы можно было посодействовать в расширении французских владений на Ближнем Востоке, например, в Египте.
Встреча двух императоров на плоту на реке Неман
Подписав Тильзитский мир, Александр продолжал прислушиваться к сердитому мнению своего окружения, жаждавшего реванша за Аустерлиц. Другое дело, если бы не упрямство и недальновидность царя, – Аустерлица просто бы не было. Под венец с Наполеоном пошла дочь австрийского императора Мария Луиза. К этому времени Францу II уже порядком надоел регулярно повторяющийся аттракцион «наша армия опять разбита французами», и он решил, что спокойствие Вены вполне сопоставимо по стоимости с судьбой одной из его дочерей. Россия не стала для Франции приоритетным дружественно настроенным нейтральным государством. Англия тем временем не сдавалась, а искала пути выхода из сложного положения, в котором она оказалась. Английские биржи лихорадило от падения торговли с материком, британские коммерческие суда регулярно захватывались французскими рейдерами, но лорды не теряли бодрости, которая, кстати, проявлялась по-разному.
Датский поход британского флота
В последних числах июля 1807 г. порт Ярмут покинула британская эскадра в составе 25 линейных кораблей, 40 фрегатов и кораблей других классов. Она охраняла внушительную армаду более чем из 300 транспортных кораблей, на которых размещался 20-тысячный экспедиционный корпус. Флот отправлялся не на Пиренейский полуостров, а совсем в другое место. 1 августа с английских кораблей увидели Большой Бельт.
8 августа британский посол в Копенгагене Джексон нанес визит датскому принцу-регенту Фредерику, который управлял страной, поскольку его отец Кристиан VII был душевнобольным. Посол весьма доверительно сообщил принцу, что в Лондоне из хорошо информированных источников досконально известно о том, что злодей Бонапарт собирается принудить нейтральную Данию к союзу против Британии, и они, англичане, позволить этого никак не могут. Проявляя заботу о мирной стране и дабы не допустить столь подлого французского вероломства, англичане скромно просили передать под их контроль весь датский военный флот и, кроме этого, деликатно спрашивали разрешения на высадку и занятие (оккупацию) острова Зеландия, на котором располагался Копенгаген. История не сохранила тех выражений, которыми был прокомментирован отказ принца Фредерика на столь изысканно вежливый ультиматум, – датчане отказались.
Кристоффер Вильхельм Эккерсберг. Обстрел Копенгагена в ночь на 4 сентября
Тогда британцы перешли к иному комплексу мер. Английский флот, очевидно, преисполненный невиданным человеколюбием, несколько дней обстреливал датскую столицу, на берег был высажен десант. Британцы активно применяли ракеты системы сэра Уильяма Конгрива, из-за чего в Копенгагене вспыхнули многочисленные пожары. Жертвами обстрела стали более 2 тысяч мирных жителей. Город был окружен английскими войсками, и командующий датским гарнизоном 72-летний генерал Пейман капитулировал. Англичане сполна выразили свою заботу о Дании: весь датский флот был уведен в Англию, недостроенные и ремонтирующиеся корабли – сожжены. Также были преданы огню верфи и морской арсенал. Разъяренный Фредерик не утвердил капитуляцию и приказал отдать Пеймана под военно-полевой суд. Но на ситуацию это никак не повлияло. Даже в Англии эта экспедиция вызвала реакцию весьма неоднозначную – формально это было нападением на нейтральную страну без объявления войны.
Континентальные столицы отреагировали еще более бурно. Российский императорский дом состоял в родственных связях с датским двором. К тому же Россия и Дания во многих случаях выступали как союзники в борьбе против общего врага – Швеции. Такого наглого поведения «западных партнеров» не мог позволить себе даже недолюбливавший Наполеона Александр. Англии была направлена строгая нота, в которой незамедлительно требовалось вернуть Дании угнанный у нее флот и компенсировать нанесенные убытки. Кроме того, русский император обратился к шведскому королю Густаву IV с предложением закрыть Балтийское море от военных кораблей посторонних держав на основании заключенных между двумя странами договоров 1780 и 1800 гг. Стокгольм ответил отказом. В ноябре 1807 года Россия продублировала свою просьбу, однако шведы начали отпираться и откровенно тянуть время. Британию и Швецию продолжал связывать союзный договор, а русские всегда считались шведами врагом едва ли не более опасным и при этом более близким, чем наполеоновская Франция. Ситуацию во взаимоотношениях между Петербургом и Стокгольмом хорошо отразил и еще более осложнил тот факт, что после подписания Тильзитского мира шведский король прислал царю полученный от него орден Андрея Первозванного – «за ненадобностью».
Англия ожидаемо отвергла ультиматум России, произошли отзывы послов, а 20 марта 1808 г. Александр I наложил запрет на ввоз английских товаров. Так началась вялотекущая англо-русская война, тлевшая на просторах морей и океанов вплоть до 1812 года.
На Балтике сложилась интересная ситуация. Формально Россия и Англия находились в состоянии войны, еще недавний партнер по антифранцузской коалиции – Швеция – сохранил с британцами торговые и союзнические отношения. После Тильзита на континенте лишь две страны остались выразителями английских интересов: Португалия и Швеция. Первую на себя решил взять Наполеон, тем более ситуация в Испании стремительно ухудшалась – амплитуда раскачивания почвы под правительством профранцузски настроенного герцога Мануэля Годоя все более увеличивалась. Осенью 1807 года 25-тысячный корпус генерала Жюно вошел на территорию Испании, а в ноябре уже находился у португальской границы.
Проявляя трезвый расчет и играя на чувствах и амбициях Александра Павловича, Наполеон начал подталкивать русского императора к войне против Швеции. Он посылал царю письма с выражением самой искренней дружбы и радушия, не забывая как бы невзначай намекнуть о близости к Петербургу шведской границы. Постепенно от намеков император перешел к прямым предложениям, недвусмысленно утверждая, что был бы вообще не против, если бы Россия захватила всю Швецию, включая Стокгольм. Про столь масштабные завоевательные замыслы Наполеон прямо говорил русскому послу в Париже графу Толстому, например, 5 февраля 1808 года. Император был благодушен и даже каламбурил по поводу того, что решением шведского вопроса будут довольны в первую очередь петербургские дамы, поскольку более не будут слышать грома шведских пушек.
О французских усилиях направить русскую мощь против Швеции были осведомлены и в Англии и, естественно, использовали их для манипуляций: дескать, держитесь нас, а то придут эти варвары. В феврале 1808 г. Британия заключила со Швецией дополнительный договор, по которому обязывалась выплачивать по одному миллиону фунтов стерлингов ежемесячно в случае войны Швеции с Россией, сколько бы она ни продолжалась. Британцы расщедрились не только на деньги, но и пообещали предоставить в распоряжение Стокгольма 14 тыс. солдат для защиты ее западных рубежей. Дело в том, что Норвегия в то время находилась в унии с Данией, которая являлась противником Англии. В случае начала войны с Россией имелась большая вероятность ее поддержки со стороны Дании. Шансов на улучшение в отношении между Россией и Швецией после подписания данного договора не оставалось. Всем было известно, что англичане просто так капиталы не вкладывают, и поэтому начало военных действий оставалось лишь вопросом времени.
1 февраля 1808 года Густав IV сообщил русскому послу в Стокгольме, что улучшение и примирение между двумя странами маловероятно, пока в руках русских находятся территории Финляндии, доставшиеся им в результате предыдущих войн. Александр I, которому враждебная позиция шведов, науськиваемых просвещенными мореплавателями, уже окончательно надоела, ответил на это заявление объявлением войны.
Балтийский флот накануне войны. Лиссабонский инцидент
Адмирал Д. Н. Сенявин
Момент для начала конфликта был не очень благоприятен для России по ряду факторов. В данный отрезок времени империя находилась в состоянии войны с Оттоманской Портой, и хотя на момент начала конфликта со Швецией боевые действия не велись в рамках заключенного Слободзейского перемирия, на юге находился значительный контингент русских войск. Кроме этого, на Кавказе продолжалась война с Персией, которая, правда, велась ограниченными силами. Весной 1809 г. боевые действия с турками были возобновлены, и Россия, как и во время событий 1788–1790 гг., оказалась участницей сразу двух, а если считать персидскую войну, то даже трех конфликтов. Ситуация с расстановкой сил на море была не в пользу Российской империи. К началу боевых действий лучшее и наиболее боеспособное ядро Балтийского флота находилось на Средиземном море, куда было направлено в рамках Второй Архипелагской экспедиции. Командование русской эскадрой в этом предприятии осуществлял адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин. Накапливание сил в Средиземноморье осуществлялось постепенно: в октябре 1804 г. туда отправился авангард экспедиции под командованием Алексея Самуиловича Грейга в составе двух линейных кораблей и двух фрегатов. В сентябре 1805 г. ушел сам Сенявин с 5 линейными кораблями и одним фрегатом. В дополнение к этим соединениям уже в августе 1806-го на юг ушла эскадра Игнатова: 5 линейных кораблей, 1 фрегат и несколько малых кораблей.
Операции русского флота против Турции в целом оказались весьма успешными. На острове Тенедос была оборудована оперативная база, в результате грамотно организованной морской блокады прекращен подвоз продовольствия в Стамбул, и в столице Османской империи начался голод. Турецкому флоту были нанесены поражения в Афонском и Дарданелльском сражениях. Однако подписание Тильзитского мира и начавшееся перемирие с турками свели все успешные действия эскадры Сенявина к нулю. Вынужденная вернуть Тенедос туркам, а союзную России Республику Семи Островов упразднить и передать под контроль французам, русская эскадра несколькими отрядами начала возвращение домой.
Во время этого перебазирования произошел так называемый Лиссабонский инцидент, на котором нужно остановиться, чтобы понять, почему Балтийский флот к началу войны со Швецией не пополнился вернувшимися со Средиземноморья кораблями. Сенявин, имеющий под командованием 10 линейных кораблей и 3 фрегата, возвращался на Балтику и 28 октября 1807 г. прибыл в Лиссабон. Адмирал был предупрежден о возможной войне с Англией и необходимости по возможности избегать встреч с британским флотом. Придя в столицу Португалии, русские корабли оказались в весьма затруднительном положении. Пока эскадра производила плановый ремонт и пополняла запасы провианта, 30 октября Лиссабон был с моря блокирован британской эскадрой, чьи намерения не вызывали сомнений. 18 ноября город был занят французскими войсками генерала Жюно, и Сенявин оказался между молотом и наковальней. Масла в огонь подливали многочисленные инструкции из Петербурга, поскольку, находясь в тысячах километров от места событий, там почему-то считали, что именно надо делать русскому командующему. Дело дошло уже и до писем от самого Александра, в котором тот требовал от Сенявина максимального содействия французскому командованию.
Являясь противником дружбы с Наполеоном и не скрывая своего отношения к унизительному, по его мнению, Тильзитскому миру, адмирал смог проявить недюжинную выдержку и дипломатический талант. Несмотря на все увещевания французов, он не пошел у них на поводу, хотя император Александр требовал от адмирала выполнений приказов Наполеона, как будто они исходили от самого царя. Все указания и пожелания французов Сенявиным просто в той или иной степени игнорировались, попытки интегрировать русскую эскадру в наполеоновские атлантические силы закончились ничем.
Сэр Чарльз Коттон, британский вице-адмирал
18 августа 1808 г. Лиссабон был занят уже британскими войсками. Английский командующий вице-адмирал Коттон имел четкие инструкции от лордов Адмиралтейства, согласно которым овладение русской эскадрой в Лиссабоне было бы крайне желательным. Для обеспечения операции с суши в Лиссабон были направлены дополнительно войска генералов Мура и Спенсера. Английский командующий смог подобно своему российскому коллеге выйти за рамки инструкции и, отчетливо понимая, что русские не пойдут на капитуляцию, пошел с Сенявиным на переговоры. Русский адмирал трезво смотрел на ситуацию: корабли вверенной ему эскадры находились к этому времени в весьма плачевном состоянии, и попытка выйти из реки Тахо, где стояла эскадра, с целью прорыва с боем имела бы весьма небольшие шансы на успех. Британцы располагали возле Лиссабона 13 линейными кораблями, 11 фрегатами, полудюжиной более мелких кораблей. Все их боевые единицы были полностью боеспособны.
Самым простым выходом, конечно, виделось исполнение инструкции адмирала Чичагова, полученной 10 февраля 1808 года. Согласно ей – в случае враждебных действий со стороны превосходящих английских сил или угрозы захвата – предписывалось свести команды на берег, а сами корабли сжечь. Однако Сенявин не пошел на поводу рескриптов и указаний, а выбрал сложный путь дипломатии. 4 сентября 1808 г. между двумя командующими была подписана особая конвенция, согласно которой русские корабли уходят в Англию, где и будут находиться вплоть до подписания мирного договора между Россией и Англией.
12 сентября эскадра под Андреевскими флагами покинула Лиссабон в сопровождении английской эскадры и 27 сентября прибыла на Портсмутский рейд. Тот факт, что русские корабли остались под своими флагами, а не стали, как предполагалось, собственностью Британии, вызвал в Англии ощутимое недовольство. Вице-адмирал Коттон за то, что он посмел договариваться с Сенявиным, а не предпринял в отношении того военные действия, был подвергнут резкой критике. Дело слушалось в Парламенте.
Во время пребывания русской эскадры в Портсмуте произошел любопытный случай. Английский король попросил Сенявина, поскольку обе страны находились в состоянии войны, не поднимать над кораблями Андреевских флагов. Адмирал ответил на письмо короля, что из уважения к Его Величеству выполнит его просьбу, и флаги на эскадре будут спущены в обычное время, согласно уставу. Но англичане были настырными – на борт русского флагмана прибыл адмирал Монтегю и в заносчивой форме начал требовать немедленного спуска флагов. Сенявин, проявляя обычную твердость, ответил, что пленниками они не являются, и флаги будут спущены строго по уставу. Но если господам англичанам хочется немедленной процедуры, то русские флаги они могут получить только вместе жизнями русских моряков. Поняв, что Сенявин, несмотря на критическое положение, готов принять свой последний бой даже на Портсмутском рейде, адмирал Монтегю счел за благо взять назад свои требования и удалиться. Этот поступок Сенявина заслужил уважение в английской военной и общественной среде.
5 августа 1809 г. личный состав экипажей покинул Англию и через месяц на транспортных кораблях прибыл в Ригу. За время нахождения в Портсмуте команды не сходили на берег, и даже Сенявин, имевший все возможности для этого, не покидал своих подчиненных. Он даже отказался от предложения английского короля посетить Лондон. На родине адмирал подвергся незаслуженной опале. В 1812 г. англичане вернули корабли в собственность России, а за те, которые пришли в совершенную негодность, была выплачена компенсация.
Таким образом, к началу войны со Швецией русский Балтийский флот имел в Кронштадте и Ревеле 9 линейных кораблей, 7 фрегатов и 25 меньших судов. Гребной флот имел в своем составе 11 плавучих батарей и 115 канонерских лодок. Часть больших кораблей находилась в неудовлетворительном техническом состоянии. Так для Балтийского флота начиналась русско-шведская война 1808–1809 гг.
Продолжение следует.
Информация