Крейсера проекта 26 и 26-бис. Часть 4. И ещё немного об артиллерии
Итак, скорострельность МК-3-180. Этот вопрос многократно освещался практически во всех источниках — но так, что понять что-либо решительно невозможно. Из публикации в публикацию цитируется фраза:
«Окончательные корабельные испытания МК-3-180 состоялись в период с 4-го июля по 23 августа 1938 г. Заключение комиссии гласило: «МК-3-180 подлежит передаче в эксплуатацию личному составу и на войсковое испытание». Установку сдали кораблю со скорострельностью два выстр./мин вместо шести по проекту. К плановой боевой подготовке при исправно работающей материальной части артиллеристы «Кирова» смогли приступить только в 1940 г.».
Вот и гадай, что все это означает.
Во-первых, скорострельность МК-3-180 не являлась величиной постоянной и зависела от дистанции, на которую ведется стрельба. Дело тут вот в чем: заряжание орудий у МК-3-180 производилось на фиксированном угле возвышения в 6,5 град., и потому цикл стрельбы (упрощенно) выглядел так:
1. Произвести выстрел.
2. Опустить орудия на угол вертикальной наводки равный 6,5 град. (угол заряжания).
3. Зарядить орудия.
4. Придать орудиям угол вертикальной наводки, необходимый для поражения противника.
5. См. п. 1.
Очевидно, что чем дальше располагалась цель, тем больший угол вертикальной наводки следовало придать орудию и тем больше времени это занимало. Интересно будет сравнить скорострельность советской МК-3-180 с 203-мм башней крейсера «Адмирал Хиппер»: орудия последней также заряжались на фиксированном угле возвышения, составлявшем 3 градуса. Если орудие стреляло на небольшом угле возвышения, мало отличавшемся от угла заряжания, скорострельность достигала 4 выстр./мин., но вот если стрельба велась на дистанции, близкие к предельным, то падала до 2,5 выстр./мин.
Соответственно, само определение плановой скорострельности МК-3-180 некорректно, поскольку следует указать минимальную и максимальную скорострельности установки. У нас же традиционно дают 6 выстр./мин. не уточняя, на каком угле возвышения требуется добиться такой скорострельности. Или же вышло так, что этот показатель не был конкретизирован на этапе проектировки установки?
А на каких углах заряжания МК-3-180 показали скорострельность 2 выстр./мин? На предельном или близком к углу заряжания? В первом случае достигнутый результат следует считать вполне приемлемым, потому что скорострельность нашей установки почти на уровне германской, а вот во втором случае она нехороша. Но дело в том, что башня представляет собой технически сложный механизм, и от этого новые конструкции башен часто страдают «детскими болезнями», от которых удается избавиться в дальнейшем. Хотя иной раз далеко не сразу — вспомним башенные установки линкоров «Кинг Джордж V», которые в течение всей Второй мировой давали в среднем две трети выстрелов от положенных в залпе (после войны недостатки были исправлены).
Были ли исправлены недостатки башен МК-3-180 (если они вообще были, т.к. скорострельность на уровне 2 выстр./мин на предельных углах возвышения вряд ли можно считать недостатком)? Опять же неясно, потому что фраза «К плановой боевой подготовке при исправно работающей материальной части артиллеристы «Кирова» смогли приступить только в 1940 г.» не конкретизирует, в чем именно заключалась эта «исправность», и было ли достигнуто увеличение скорострельности по сравнению с 1938 годом.
Точно так же автор не смог найти данных и о том, как обстояли дела со скорострельностью башенных установок крейсеров проекта 26-бис. Серьезные издания наподобие «Морской артиллерии отечественного военно-морского флота», написанной коллективом из нескольких капитанов 1-го и 2-го ранга, под руководством каперанга, кандидата технических наук Е. М. Васильева, увы, ограничиваются фразой: «Техническая скорострельность — 5,5 выстр./мин».
Таким образом, вопрос по скорострельности остается открытым. Но все же следует иметь в виду, что первая установка под 180-мм пушки, МК-1-180 для крейсера «Красный Кавказ», при проектной скорострельности в 6 выстр./мин демонстрировала практическую скорострельность 4 выстр./мин, т. е. была даже выше, чем указано по состоянию на 1938 г. для установки «Кирова». А ведь МК-3-180 проектировали уже с учетом опыта эксплуатации МК-1-180 и с итальянской помощью… Конечно, всегда следует помнить, что логика — это самый страшный враг историка (потому что исторические факты зачастую алогичны), но все же можно предположить, что практическая скорострельность МК-3-180 была примерно на уровне башен германских тяжелых крейсеров, т.е. 2-4 выстр./мин, в зависимости от величины вертикального угла наводки.
Интересно, что практическая скорострельность 203-мм орудий японских тяжелых крейсеров составляла в среднем 3 выстр./мин.
Снаряды
Тут можно вспомнить известное (и упоминавшееся в предыдущей статье цикла) высказывание А.Б. Широкорада:
«…бронебойный снаряд содержал около 2 кг взрывчатого вещества, а фугасный — около 7 кг. Понятно, что серьезных повреждений вражескому крейсеру, не говоря уж о линкорах, такой снаряд нанести не мог».
Но отчего такой пессимизм? Вспомним, что иностранные 203-мм снаряды демонстрировали способность достаточно эффективно поражать корабли классов «легкий крейсер»/«тяжелый крейсер». Более того, они оказались не так уж плохи даже в бою против линкоров!
Так, из четырех снарядов «Принца Ойгена», попавших в линкор «Принс оф Уэллс» в сражении в Датском проливе, один умудрился вывести из строя целых два командно-дальномерных поста (КДП) средней артиллерии (с левого и правого борта), а второй, попавший в корму, хоть и не пробил брони, но, тем не менее, вызвал затопления, вынудившие англичан прибегнуть к контрзатоплениям, чтобы избежать ненужного им в бою крена. Еще хуже сложились дела у линкора «Саут Дакота» в бою у Гуадалканала: в него угодило как минимум 18 восьмидюймовых снарядов, но, поскольку японцы стреляли бронебойными, и большая часть попаданий пришлась в надстройки, то 10 японских снарядов улетели, не разорвавшись. Попадания еще 5 снарядов не вызвали существенных повреждений, но вот три других вызвали затопления 9 отсеков, и еще в четырех отсеках вода попала в топливные танки. Конечно, 203-мм калибр не мог нанести линкору решающих повреждений, но, тем не менее, доставить ему ощутимые в бою неприятности восьмидюймовки были вполне способны.
203-мм башня крейсера "Принц Ойген"
А теперь давайте сравним иностранные 203-мм снаряды с отечественными 180-мм. Для начала отметим небольшое противоречие в источниках. Обычно и для Б-1-К, и для Б-1-П дается цифра в 1,95 кг взрывчатого вещества (ВВ) в бронебойном снаряде без какой-либо детализации. Но, судя по имеющимся данным, бронебойных снарядов для 180-мм пушек было несколько: так, например, тот же А.Б. Широкорад в своей монографии «Отечественная береговая артиллерия» указывает два различных типа бронебойных снарядов для 180-мм пушек с глубокой нарезкой: 1,82 кг (чертеж № 2-0840) и 1,95 кг (чертеж № 2-0838). В то же время для 180-мм пушек с мелкой нарезкой существовал еще один снаряд с 2 кг ВВ (чертеж № 257). При этом все три указанных выше снаряда, невзирая на очевидную (хоть и незначительную) разницу в конструкции, называются бронебойными снарядами образца 1928 года.
А вот у А.В. Платонова, в «Энциклопедии советских надводных кораблей 1941-1945», мы читаем, что масса ВВ для бронебойного снаряда образца 1928 г составляет целых 2,6 кг. К сожалению, это, скорее всего, опечатка: дело в том, что Платонов тут же указывает процент содержания ВВ в снаряде (2,1%), но 2,1% от 97,5 кг равно (грубо) 2,05 кг, а никак не 2,6 кг. Вероятнее всего, что прав все же Широкорад с приведенными им 1,95 кг, хотя нельзя исключать, что был и еще один «чертеж», т.е. снаряд с содержанием ВВ в 2,04-2,05 кг.
Сравним массу и содержание ВВ в советских 180-мм и германских 203-мм снарядах.
Отметим также, что тяжеленный американский 203-мм 152-кг снаряд, которым моряки США были вполне довольны, имел все те же 2,3 кг ВВ, а 118-кг восьмидюймовые снаряды, с которым ВМС США вступили во Вторую мировую, — и вовсе 1,7 кг. С другой стороны, у японцев содержание ВВ в 203-мм снаряде достигало 3,11 кг, а у итальянцев — 3,4 кг. Что же касается фугасных снарядов, то здесь преимущество 203-мм иностранных снарядов перед советским не слишком велико — 8,2 кг у итальянских и японских, 9,7 у американских и 10 кг у британцев. Таким образом, содержание ВВ у советской 180-мм артсистемы, хотя и ниже, но вполне сопоставимо с 203-мм орудиями прочих мировых держав, а относительная слабость бронебойного 180-мм снаряда в известной мере искупалась наличием полубронебойных боеприпасов, которых не было ни у японцев, ни у итальянцев, ни у англичан, в то время как именно этот боеприпас мог стать весьма «интересным» при стрельбе по вражеским крейсерам.
Таким образом, ничто не дает нам основание упрекать отечественные 180-мм снаряды в недостаточном могуществе. Но было у них и другое, весьма важное достоинство: все типы отечественных снарядов имели один и тот же вес — 97,5 кг. Дело в том, что у снарядов различного веса совершенно разная баллистика. И вот, к примеру, ситуация — итальянский крейсер ведет пристрелку фугасными снарядами — так удобнее, потому что фугасные снаряды взрываются при ударе о воду, а попадания во вражеский корабль хорошо видны. В то же время пристрелка бронебойными снарядами, безусловно, возможна, но водные столбы от их падения будут видны хуже (особенно если противник находится между стреляющим кораблем и солнцем). Кроме того, прямые попадания бронебойного снаряда часто не видны: на то он и бронебойный, чтобы, пробив броню, взорваться внутри корабля. В то же время, если такой снаряд в броню не попал, он и вовсе улетит дальше, проломив небронированный борт или надстройку навылет, и если даже и сможет «поднять» всплеск достаточной высоты, то только дезинформирует главного артиллериста — тот может засчитать такое падение как перелет.
И потому итальянский крейсер ведет огонь фугасными снарядами. Но вот цель накрыта! Допустим, это хорошо бронированный крейсер наподобие французского «Альжери», и причинить ему ощутимый вред фугасами довольно-таки затруднительно. Может ли итальянский крейсер перейти на бронебойные снаряды?
Теоретически-то может, но вот практически это будет той еще головной болью для артиллериста. Потому что фугасный снаряд у итальянцев весил 110,57 кг, в то время как бронебойный — 125,3 кг. Баллистика снарядов разная, время полета до цели тоже разные, углы вертикального и горизонтального наведения орудий при одних и тех же параметрах цели — опять разные! А все расчеты автомат стрельбы делал под фугасные снаряды… В общем, опытный артиллерист, наверное, справится со всем этим, быстро поменяв вводные данные для автоматики, рассчитывающей углы вертикального и горизонтального наведения, и т.д. Но это, конечно, будет отвлекать его от основной задачи — постоянного наблюдения за целью и корректировки огня.
А вот для главного артиллериста советского крейсера при смене фугасного боеприпаса хоть на полубронебойный, хоть на фугасный, сложностей никаких нет: все снаряды имеют один и тот же вес, их баллистика одинакова. В сущности, ничто не мешает советскому крейсеру стрелять одновременно из части орудий бронебойными, из части полубронебойными, если вдруг будет сочтено, что такой «винегрет» способствует скорейшему поражению цели. Понятно, что для снарядов, имеющих различный вес, это невозможно.
Приборы управления стрельбой (ПУС)
Удивительно, но факт: работы по созданию отечественных ПУС в СССР начались с 1925 года. К этому времени Морские силы РККА располагали тремя линкорами типа «Севастополь» с весьма совершенными (по меркам Первой мировой войны) системами управления стрельбой. В Российской империи была создана система Гейслера образца 1911 г., но на тот момент она уже не в полной мере отвечала требованиям моряков. Это не являлось секретом для разработчиков, и они совершенствовали свою систему и дальше, но адмиралы сочли, что риск неудачи слишком высок, и в качестве подстраховки закупили приборы Поллэна, способные самостоятельно высчитывать курсовой угол и дистанцию до цели по изначально введенным параметрам движения своего корабля и неприятеля. В ряде источников пишут, что система Гейслера и прибор Поллэна дублировали друг друга, причем прибор Поллэна являлся основным. После некоторых изысканий автор настоящей статьи полагает, что это не так, и что прибор Поллэна дополнял систему Гейслера, обеспечивая ее данными, которые раньше артиллерийский офицер должен был считать самостоятельно.
Как бы то ни было, но уже для 20-х годов ПУС наших дредноутов уже нельзя было считать современными, и в 1925 г. начались разработки новых ПУС под названием «автомат прямого курса» (АПКН), но работы по нему шли достаточно медленно. Для ознакомления с передовым иностранным опытом были приобретены автоматы курсового угла и расстояния (АКУР) британской компании «Виккерс» и схемы синхронной передачи автомата стрельбы американской фирмы «Сперри». В целом оказалось, что британские АКУР легче наших, но при этом дают чрезмерно большую погрешность при стрельбе, а вот продукция фирмы «Сперри» и вовсе была признана уступающей аналогичной системе, разработанной отечественным «Электроприбором». В результате новые ПУС для линкоров в 1929 г. собрали из собственных разработок и модернизированных английских АКУР. Все эти работы, безусловно, дали нашим конструкторам превосходный опыт.
Но ПУС для линкоров — это одно, а вот для более легких кораблей требовались иные приборы, поэтому СССР в 1931 году приобрел в Италии (фирма «Галилео») приборы управления стрельбой для лидеров «Ленинград». Но для того, чтобы понимать дальнейшее развитие событий, необходимо уделить немного внимания существовавшим тогда способам корректировки огня:
1. Метод измеренных отклонений. Заключался в определении расстояния от корабля до всплесков падения снарядов. Этот метод мог быть реализован на практике двумя способами, зависящими от оборудования командно-дальномерного поста (КДП).
В первом случае последний комплектовался одним дальномером (который измерял дистанцию до корабля-цели) и специальным прибором — скартометром, который позволял замерять расстояния от цели до всплесков снарядов.
Во втором случае КДП комплектовался двумя дальномерами, из которых один замерял дистанцию до цели, а второй — дистанцию до всплесков. Расстояние от цели до всплесков определялось в этом случае вычитанием показаний одного дальномера из показаний другого.
2. Метод измеренных дальностей (когда дальномером замерялась дистанция до собственных всплесков и сравнивалась с дистанцией до цели, рассчитанной центральным автоматом стрельбы).
3. По наблюдению знаков падения (вилка). В этом случае просто фиксировался перелет или недолет с внесением соответствующих корректур. В сущности, для этого метода стрельбы КДП и вовсе был не нужен, достаточно было бинокля.
Так вот, итальянские ПУС были ориентированы на метод измеренных отклонений по первому варианту, т.е. итальянские КДП комплектовались одним дальномером и скартометром. При этом центральный автомат стрельбы не предназначался для проведения расчетов в случае пристрелки по наблюдению знаков падения. Не то чтобы такая пристрелка была совсем невозможна, но по ряду причин она была весьма затруднена. При этом метод измеренных дальностей детище фирмы Галилео вообще «обсчитывать» не могло. Кроме этого, у итальянцев отсутствовали приборы для управления стрельбой в ночное время или в условиях плохой видимости.
Такие подходы к управлению огнем советские специалисты сочли порочными. И первое, что отличало советский подход от итальянского, — это устройство КДП.
Если использовать для пристрелки метод измеренных отклонений, то теоретически, конечно, нет никакой разницы, измерять ли дистанцию до корабля-цели и до всплесков (для чего нужны по меньшей мере два дальномера), или же измерять дистанцию до корабля и расстояние между ним и всплесками (для чего нужен один дальномер и скартометр). А вот практически определение точной дистанции до неприятеля еще до открытия огня очень важно, поскольку позволяет дать автомату стрельбы точные исходные данные и создает предпосылки для скорейшего накрытия цели. Но оптический дальномер — это весьма своеобразный прибор, требующий очень высокой квалификации и идеального зрения от управляющего им человека. Поэтому еще в годы Первой мировой войны дистанцию до неприятеля старались измерять всеми дальномерами, какие только есть на корабле и которые способны видеть цель, а дальше главный артиллерист отбрасывал на свое усмотрение заведомо неверные значения, а от остальных брал среднее значение. Те же требования выдвигал и «Устав артиллерийской службы на кораблях РККФ».
Соответственно, чем больше дальномеров, способных измерить дистанцию до цели — тем лучше. Именно поэтому КДП наших модернизированных линейных кораблей типа «Севастополь» оснащались двумя дальномерами каждый. До начала боя они могли контролировать дистанцию до вражеского корабля, а в ходе боя один измерял расстояние до цели, второй — до всплесков. А вот КДП германских, английских и, насколько удалось разобраться автору, американских и японских крейсеров, имели всего по одному дальномеру. Конечно, следует учитывать, что те же японские крейсера имели немало дальномеров и помимо размещенных в КДП, также многие крейсера несли дополнительные дальномеры в башнях. А вот, к примеру, германские крейсера типа «Адмирал Хиппер» хоть и несли по одному дальномеру в КДП, но зато самих КДП у них было три.
Но все же эти дополнительные дальномеры и КДП, как правило, располагались относительно невысоко над уровнем моря, соответственно, использование их на больших дальностях было затруднено. Крейсера проекта 26 и 26-бис также имели дополнительные дальномеры, как открыто стоящие, так и размещенные в каждой башне, но, к сожалению, КДП у них был только один: моряки хотели второй, но его сняли по соображениям экономии веса.
Зато этот единственный КДП являлся в своем роде уникальным: в нем располагались ТРИ дальномера. Один определял дистанцию до цели, второй — до всплесков, а третий мог дублировать первый или второй, что давало советскому крейсеру существенные преимущества по сравнению не только с итальянским, но и с любым другим иностранным кораблем того же класса.
Однако совершенствование итальянской ПУС не ограничивалось дальномерами. Советских моряков и разработчиков совершенно не устраивала работа центрального автомата стрельбы (ЦАС), носившего у итальянцев название «Централь», а именно его «приверженность» единственному методу пристрелки по измеренным отклонениям. Да, этот метод считался наиболее передовым, но при этом в некоторых случаях и метод измеренных дальностей оказывался полезен. Что до метода наблюдения знаков падения, то его вряд ли стоило использовать, пока цел КДП, однако в бою бывает всякое. Вполне возможна ситуация, когда КДП уничтожен и не может больше давать данные для первых двух методов пристрелки. В этом случае пристрелка «вилкой» окажется единственным способом нанести ущерб неприятелю, если, конечно, центральный автомат стрельбы способен эффективно ее «просчитывать». Поэтому при проектировании ПУС для новейших крейсеров были поставлены следующие требования.
Центральный автомат стрельбы должен быть способен:
1. «Обсчитывать» все три вида пристрелки с равной эффективностью.
2. Иметь схему стрельбы с участием самолета-корректировщика (у итальянцев этого предусмотрено не было).
Кроме того, были и иные требования. Например, итальянская СУО не давала приемлемой точности в оценке бокового перемещения цели, и это, безусловно, требовало исправления. Разумеется, советские ПУС, помимо курсов/скоростей собственного корабля и корабля-цели, принимали во внимание множество иных параметров: расстрел стволов, направление и силу ветра, давление, температуру воздуха и «иные параметры», как пишут многие источники. Под «иными», по представлениям автора, понимается еще как минимум температура пороха в зарядах (учитывалась еще ПУС «Гейслеръ и К» образца 1911 г.) и влажность воздуха.
Помимо КДП и ЦАС-ов, были и иные новации: так, в ПУС вводились приборы управления огнем в ночное время и в условиях плохой видимости. Таким образом, по совокупности параметров ПУС крейсеров проекта 26 и 26-бис ни в чем не уступали лучшим мировым аналогам. Интересно, что о ЦАСах крейсеров «Адмирал Хиппер», обладавших сходными с ЦАС-1 функционалом, В. Кофман в своей монографии «Принцы кригсмарине. Тяжелые крейсера третьего рейха» пишет:
«Столь сложной схемой управления огнем могли похвастаться даже не все линкоры других стран, не говоря уже о крейсерах».
Следует отметить, что ПУС наших крейсеров («Молния» для проекта 26 и «Молния-АЦ» для проекта 26-бис) имели между собой достаточно серьезные различия: ПУС крейсеров проекта 26, «Киров» и «Ворошилов», были все же хуже, чем ПУС крейсеров проекта 26-бис. Получилось так: одновременно с разработкой ЦАС-1 (центральный автомат стрельбы — 1) с описанными выше параметрами решено было создать ЦАС-2 — облегченный и упрощенный аналог ЦАС-1 для эсминцев. Для него был принят целый ряд упрощений. Так, например, поддерживался только метод измеренных отклонений, не имелось алгоритмов стрельбы с участием самолета-корректировщика. В целом же ЦАС-2 оказался весьма близок к изначальному итальянскому варианту. К сожалению, по состоянию на 1937 г ЦАС-1 еще не был готов, и потому на оба крейсера проекта 26 установили ЦАС-2, а вот крейсера проекта 26-бис получили уже более совершенную ЦАС-1.
Маленькая ремарка: утверждения о том, что ПУС советских кораблей не имели возможности вырабатывать данные для стрельбы на сверхдальние дистанции по невидимой цели не совсем верны. По ним не могли с (и то с большими оговорками) «работать» только ПУС «Кирова» и «Ворошилова», а вот последующие крейсера как раз имели такую возможность.
Помимо более совершенного центрального автомата стрельбы, ПУС «Молния-АЦ» для крейсеров типа «Максим Горький» обладала и иными преимуществами. Так, ПУС крейсеров типа «Киров» давала поправки только на бортовую качку (которая компенсировалась изменением вертикального угла наводки), а вот у крейсеров типа «Максим Горький» — как на бортовую, так и на килевую.
А вот корректно сравнить ПУС советских крейсеров с итальянскими «предками» — «Раймондо Монтекукколи», «Эудженио ди Савойя» и следующих за ними «Джузеппе Гарибальди» — довольно нелегко.
"Муцио Аттендоло", лето-осень 1940 г
Все они имели по одному КДП, но если у кораблей проекта 26 он располагался в 26 метрах над водой, у 26-бис в 20 м (А.В. Платонов дает еще большие величины — 28,5 м и 23 м соответственно), то у итальянских крейсеров — около 20 м. При этом советский КДП оснащался тремя дальномерами с шестиметровой базой (чем больше база, тем точнее измерения), итальянский — два дальномерами с пятиметровой базой, причем один из них использовался в качестве скартометра. Автор настоящей статьи не смог выяснить, возможно ли было использовать дальномер-скартометр одновременно со вторым дальномером для определения дальности до цели, но даже если это и было возможно, три 6-метровых дальномера заметно лучше двух пятиметровых. В качестве центрального автомата стрельбы итальянцы использовали не «Централь» собственной разработки, а английский RM1 компании «Барр и Струд» — к сожалению, сколько-то точных данных о его характеристиках в сети также не найдено. Можно предположить, что в лучшем случае данный прибор соответствует отечественному ЦАС-1, но это несколько сомнительно, так как англичане в период между мировыми войнами отчаянно экономили на всем и крейсера получали лишь самый минимум необходимого. Например, ПУС крейсеров типа «Линдер» могла вести пристрелку исключительно наиболее старым способом — по наблюдению знаков падения.
Советские приборы управления огнем в ночное время и в условия плохой видимости, вероятно, были совершеннее итальянских, поскольку имели (хотя и простое) счетно-решающее устройство, позволяющее не только выдать первоначальное целеуказание, но и давать башням корректировки по результатам стрельбы. А вот аналогичные итальянские приборы, по имеющимся у автора данным, состояли только из визира и средств связи и счетно-решающих устройств не имели.
Итальянские разработчики достаточно интересно решили вопрос дублирования собственных ПУС. Общеизвестно, что крейсера типа «Монтекукколи» и «Эудженио ди Савойя» имели 4 башни главного калибра. При этом крайняя носовая (№1) и кормовая (№4) представляли собой обычные башни, не оборудованные даже дальномером, зато возвышенные башни №2 и 3 располагали не только дальномером, но и простым автоматом стрельбы каждая. При этом в башне №2 даже оборудовался пост второго артиллерийского офицера. Таким образом, в случае выхода из строя КДП или ЦАСа крейсер не терял централизованное управление огнем, пока были «живы» башни №2 или 3. Однако на советских крейсерах каждая из трех башен главного калибра имела как свой собственный дальномер, так и автомат стрельбы. Сложно сказать, насколько это весомое преимущество, потому что башни все же расположены не слишком высоко над водой и обзор из них относительно невелик. Например, в бою при Пантеллерии итальянские крейсера стреляли по данным КДП, а вот дальномеры башен не видели противника. Во всяком случае, даже если указанное преимущество было невелико, оно все равно оставалось за советскими кораблями.
В целом же по главному калибру крейсеров типа 26 и 26-бис можно констатировать следующее:
1. 180-мм пушки Б-1-П являлись весьма грозным оружием, боевые возможности которого вплотную приближались к 203-мм артсистемам тяжелых крейсеров мира.
2. ПУС советских крейсеров проекта 26 и 26-бис имела только один существенный недостаток — один КДП (хотя, к слову сказать, таковым недостатком обладало множество итальянских, английских и японских крейсеров). В остальном отечественная система управления огнем главного калибра находилась на уровне лучших мировых образцов.
3. Советские ПУС ни в коей мере не являются копией приобретенной итальянской СУО, при этом на итальянских и на советских крейсерах стояли совершенно различные ПУС.
Таким образом, не будет ошибкой утверждать, что главный калибр советских крейсеров удался. К сожалению, о всей остальной артиллерии кораблей проектов 26 и 26-бис этого сказать нельзя.
Зенитный калибр дальнего боя (ЗКДБ) представляли шесть одноорудийных 100-мм пушек Б-34. Надо сказать, что КБ завода «Большевик», проектируя данную артсистему в 1936 г., «размахнулось» очень широко. В то время как, например, британское 102-мм орудие QF Mark XVI, разработанное двумя годами раньше, разгоняло 15,88-кг снаряд до скорости 811 м/сек, советская Б-34 должна была стрелять 15,6-кг снарядом с начальной скоростью в 900 м/сек. Это должно было дать нашей пушке рекордные дальность стрельбы 22 км и потолок 15 км, но, с другой стороны, увеличивало ее вес и импульс отката. Поэтому предполагалось (и совершенно справедливо), что вручную такая установка нормально наводиться не сможет: скорость вертикальной и горизонтальной наводки будет ниже низкого, и комендоры не будут успевать прицеливаться в летящие самолеты. Соответственно, наведение орудия на цель должны были осуществлять электроприводы (синхронная силовая передача или СССП), которые по проекту обеспечивали скорость вертикального наведения в 20 град/сек и горизонтального наведения — 25 град/сек. Это превосходные показатели, и будь они достигнуты… но СССП для Б-34 до войны так и не была разработана, а без нее скорости вертикального и горизонтального наведения не достигали и 7 град./сек (хотя по проекту на ручном управлении должны были составить 12 град./сек). Можно лишь напомнить, что итальянцы свою зенитную «спарку», 100-мм «Минизини» с ее вертикальной и горизонтальной скоростью в 10 град./сек, в предвоеные и военные годы не считали за сколько-то опасное для вражеских самолетов орудие и при всяком случае стремились заменить эти установки 37-мм автоматами.
Мизерная скорость наводки лишала Б-34 всякой зенитной ценности, но отсутствие СССП — всего лишь один из многочисленных недостатков этого орудия. Идея пневматического досылателя снарядов, способного заряжать орудие при любом угле возвышения, была великолепна, и, наверное, могла обеспечить проектную скорострельность в 15 выстр./мин., но существующий досылатель со своей задачей не справлялся, так что приходилось заряжать вручную. При этом на углах наводки, близких к предельному, снаряд самопроизвольно вываливался из казенника… зато, если все же удавалось выстрелить, затвор далеко не всегда открывался автоматически, так что открывать его также приходилось вручную. Окончательно убивала Б-34 как зенитную пушку отвратительная работа установщика взрывателей. Как известно, на тот момент никаких радиолокационных взрывателей еще не существовало, поэтому зенитные снаряды снабжались дистанционным взрывателем, срабатывавшим после того, как снаряд пролетит определенной расстояние. Для установки дистанционного взрывателя нужно было повернуть на определенное число градусов (соответствующее нужной дальности) специальное металлическое кольцо снаряда, для чего, собственно, и нужен был прибор под названием «установщик дистанций». Но, к сожалению, на Б-34 он работал из рук вон плохо, так что правильная дистанция могла быть выставлена только случайно.
Б-34, спроектированная в 1936 г. и представленная на испытания в 1937 г. последовательно провалила испытания 1937 г., 1938 г. и 1939 г., а в 1940 г. все же принята на вооружение «с последующим устранением недостатков», но в том же 1940 г. с производства снята. Тем не менее, она попала на вооружение первых четырех советских крейсеров, и лишь тихоокеанские корабли были от нее избавлены, получив на вооружение 8 вполне адекватных одноорудийных 85-мм зенитных установок 90-К («Калинин» вступил в строй с восемью 76-мм установками 34-К). Не то чтобы 90-К или 34-К являли собой вершину зенитной артиллерии, но, по крайней мере, стрелять по самолетам (и иногда даже попадать) из них было вполне возможно.
85-мм установка 85-К
Зенитные «автоматы» были представлены одноорудийными 45-мм установками 21-К. История появления этого орудия весьма драматична. Морские силы РККА отлично понимали необходимость малокалиберных скорострельных автоматов для флота и очень рассчитывали на приобретенные в 1930 г. 20-мм и 37-мм автоматы германской фирмы «Рейнметалл», опытные образцы которых вместе с документацией на их изготовление были переданы заводу №8, в котором, согласно тогдашним планам, собирались сконцентрировать производство зенитных артсистем для флота и для армии. Однако за три года работы так и не удалось изготовить ни одного действующего 20-мм автомата (2-К) или 37-мм автомата (4-К).
Многие авторы (в т.ч. А.Б. Широкорад) обвиняют в этом неуспехе КБ завода. Но справедливости ради нужно сказать, что и в самой Германии эти 20-мм и 37-мм автоматы так и не были доведены до ума. Более того, даже на начало Второй мировой войны, когда фирма «Рейнметалл» была крупнейшим поставщиком автоматов этого калибра для германского флота, никто не назвал бы ее продукцию очень удачной.
А в СССР, измучившись с попытками довести недоводимое и понимая, что хоть в какой-то мелкокалиберной артсистеме флот нуждается, причем срочно, предложили установить на зенитный станок противотанковую 45-мм пушку 19-К. Так и родилась 21-К. Установка получилась вполне надежной, но имела два принципиальных недостатка: 45-мм снаряд не имел дистанционного взрывателя, так что вражеский самолет мог быть сбит только прямым попаданием, но отсутствие режима автоматического огня оставляло такому попаданию минимум шансов.
Вероятно, наилучшим образом отвечали своему назначению только 12,7-мм пулеметы ДШК, но проблема заключалась в том, что даже 20-мм «Эрликоны» в общей ПВО кораблей считались чем-то вроде оружия последнего шанса: энергетика 20-мм снаряда все же была невысока для серьезного боя с воздушным противником. Что уж говорить о куда более слабом 12,7-мм патроне!
Как ни печально это констатировать, но на момент вступления в строй ПВО крейсеров проекта 26 и первой пары 26-бис представляла собой номинальную величину. Ситуация несколько выправилась с появлением 37-мм автоматов 70-К, представлявших собой несколько ухудшенную версию знаменитой шведской 40-мм зенитки «Бофорс», и… можно только пожалеть о том, как была упущена возможность наладить производство для флота лучшей малокалиберной зенитки тех лет.
Дело в том, что СССР приобрел 40-мм «Бофорс» и использовал его для создания сухопутного 37-мм автомата 61-К. Одной из причин того, что шведский автомат не был принят на вооружение в своем первоначальном виде, являлось желание сэкономить на производстве снарядов, уменьшив их калибр на 3 мм. С учетом гигантской потребности армии в подобных артсистемах такие соображения можно признать обоснованными. Но для флота, которому требовалось значительно меньшее количество таких автоматов, а вот стоимость защищаемых ими кораблей была колоссальной, куда разумнее было бы поставлять более мощные «Бофорсы». Но, к сожалению, вместо этого было принято решение делать зенитный автомат для флота на основе сухопутного 61-К.
Впрочем, неудачным 70-К назвать было нельзя. Невзирая на отдельные недостатки, он вполне отвечал требованиям ПВО тех времен, и в ходе модернизаций корабли проектов 26 и 26-бис получили от 10 до 19 таких автоматов.
Более подробно возможности ПВО наших крейсеров мы рассмотрим при сопоставлении кораблей проекта 26 и 26-бис с иностранными крейсерами, а в следующей статье цикла рассмотрим бронирование, корпус и основные механизмы первых отечественных крейсеров.
Продолжение следует…
Информация