Шумилин Александр Ильич: Что такое война?!
Шумилин Александр Ильич - участник Великой Отечественной войны, автор книги "Ванька-ротный".
Родился в 1921 году. Призван на службу в Вооружённых Силах Союза ССР 25.10.1939, демобилизовался 17.03.1946 в звании гвардии капитана.
Был пять раз ранен, один раз тяжело. Имеет боевые награды. Умер в 1983 году.
Вот его последнее воспоминание о войне.
"В октябре 1975 года я получил письмо от комсомольцев военно-патриотического отряда "Маресьевец" школы № 42 г. Калинина с просьбой рассказать о боях за ст. Чуприяновка.
Обстоятельства сложились так, что с тех пор я решил привести в порядок свои воспоминания, я выполнил просьбу ребят, написал тогда о боях за ст. Чуприяновка.
Собственно то первое мое письмо и послужило началом, восстановить подробно в памяти все пережитое.
Сейчас, когда финиш недалеко, хочется успеть побольше сделать. Свободного времени мало, я то болею, то работаю, а время бежит быстрее мысли.
В те суровые дни войны вся тяжесть в боях по освобождению земли нашей легла на пехоту, на плечи простых солдат. Получая пополнение в людях, мы вели непрерывные бои, не зная ни сна, ни отдыха.
Очень многие, имея поверхностное представление – что такое война, самоуверенно считают, что они в достаточной степени осведомлены. Про войну они читали в книжках и смотрели в кино.
Меня, например, возмущают "книжицы про войну", написанные прифронтовыми "фронтовиками" и "окопниками" штабных и тыловых служб, в литературной обработке журналистов.
А что пишут те, которых возвели до ранга проповедников истины? Взять хотя бы К.Симонова с его романами про войну. Сам К.Симонов войны не видел, смерти в глаза не смотрел. Ездил по прифронтовым дорогам, тер мягкое сидение легковой машины. Войну он домысливал и представлял по рассказам других, а войну, чтобы о ней написать, нужно испытать на собственной шкуре! Нельзя писать о том чего не знаешь. О чем может сказать человек, если он от войны находился за десятки километров?…
Многие о войне судят по кино. Один мой знакомый, например, утверждает, что когда бой идет в лесу, то горят деревья.
– Это почему? спросил я его.
– А разве ты в кино не видел?
По кино о войне судят только дети. Им непонятна боль солдатской души, им подают стрельбу, рукопашную с ковырканиями и пылающие огнем деревья, перед съемкой облитые бензином.
Художественное произведение, поставленное в кино или так называемая "хроника событий" дают собирательный образ – боев, сражений и эпизодов – отдаленно напоминающий войну.
Должен вас разочаровать, от кино до реальной действительности на войне, очень далеко. То, что творилось впереди, во время наступления стрелковых рот, до кино не дошло. Пехота унесла с собой в могилу те страшные дни.
Войну нельзя представить по сводкам Информбюро. Война, это не душещипательное кино про любовь на "фронте". Это не панорамные романы с их романтизацией и лакировкой войны. Это не сочинения тех прозаиков-"фронтовиков", у которых война только второй план, фон, а на переднем, заслоняя все пространство в кружевах литературных оборотов и бахроме, стоит художественный вымысел. Это не изогнутая стрела, нарисованная красным карандашом и обозначающая на карте острие главного удара дивизии. Это не обведенная кружочком на карте деревня…
Война – это живая, человеческая поступь – навстречу врагу, навстречу смерти, навстречу вечности. Это человеческая кровь на снегу, пока она яркая и пока еще льется. Это брошенные до весны солдатские трупы. Это шаги во весь рост, с открытыми глазами – навстречу смерти. Это клочья шершавой солдатской шинели со сгустками крови и кишок, висящие на сучках и ветках деревьев. Это розовая пена в дыре около ключицы – у солдата оторвана вся нижняя челюсть и гортань. Это кирзовый сапог, наполненный розовым месивом. Это кровавые брызги в лицо, разорванного снарядом солдата. Это сотни и тысячи других кровавых картин на пути, по которому прошли за нами прифронтовые "фронтовики" и "окопники" батальонных, полковых и дивизионных служб.
Но война, это не только кровавое месиво. Это постоянный голод, когда до солдата в роту доходила вместо пищи подсоленная водица, замешанная на горсти муки, в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу, в каменных подвалах, когда ото льда и изморози застывает живое вещество в позвонках. Это нечеловеческие условия пребывания в живом состоянии на передовой, под градом осколков и пуль. Это беспардонная матерщина, оскорбления и угрозы со стороны штабных "фронтовиков" и "окопников" (батальонного, полкового и дивизионного начальства).
Война это как раз то, о чем не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой, вернулись одиночки, их никто не знает, и на телепередачи их не приглашают, а если кто из них решается что-то сказать о войне, то ему вежливо закрывают рот…
Напрашивается вопрос. Кто, из оставшихся в живых очевидцев может сказать о людях воевавших в ротах? Одно дело сидеть под накатами, подальше от передовой, другое дело ходить в атаки и смотреть в упор в глаза немцам. Войну нужно познать нутром, прочувствовать всеми фибрами души. Война это совсем не то, что написали люди, не воевавшие в ротах.
Тех, кто был во время войны приписан к ДКА, я делю на две группы, на фронтовиков и "участников", на тех солдат и офицеров, которые были в ротах, на передовой во время боя и на тех, кто у них сидел за спиной в тылу. Война для тех и других была разная, они о ней и говорят и помнят по-разному.
Это были нечеловеческие испытания. Кровавые, снежные поля были усеяны телами убитых, куски разбросанного человеческого мяса, алые обрывки шинелей, отчаянные крики и стоны солдат. Всё это надо пережить, услышать и самому увидеть, чтобы во всех подробностях представить эти кошмарные картины.
Вот и сейчас, я пишу и вижу, они передо мной как живые. Я вижу изнуренные, бледные лица солдат и каждый из них, умирая, хотел что-то сказать. Сказать тем, кто останется после них жить на этой земле, пропитанной их кровью. Эти мысли и не дают мне покоя.
С какой безысходной тоской о жизни, с каким человеческим страданием и умоляющим взором о помощи, умирали эти люди. Они погибали не по неряшливости и не в тишине глубокого тыла, как те сытые и согретые теплом деревенских изб и жителей прифронтовые "фронтовики" и "окопники".
Они – фронтовики и окопники стрелковых рот, перед смертью жестоко мёрзли, леденели и застывали в снежных полях на ветру. Они шли на смерть с открытыми глазами, зная об этом, ожидая смерть каждую секунду, каждое мгновение и эти маленькие отрезки времени тянулись, как долгие часы.
Осужденный на смерть, по дороге на эшафот, так же как и солдат с винтовкой в руках, идущий на немца, всеми фибрами своей души ощущает драгоценность уходящей жизни. Ему хочется просто дышать, видеть свет, людей и землю. В такой момент человек очищается от корысти и зависти, от ханжества и лицемерия. Простые, честные, свободные от человеческих пороков солдаты каждый раз приближались к своей последней роковой черте.
Без "Ваньки ротного" солдаты вперед не пойдут. Я был "Ванькой ротным" и шел вместе с ними. Смерть не щадила никого. Одни умирали мгновенно, другие – в муках истекали кровью. Только некоторым из сотен и тысяч бойцов случай оставил жизнь. В живых остались редкие одиночки, я имею в виду окопников из пехоты. Судьба им даровала жизнь, как высшую награду.
С фронта пришли многие, за спиной у нас много было всякого народа, а вот из пехоты, из этих самых стрелковых рот, почти никто не вернулся.
На фронте я был с сентября сорок первого года, много раз ранен. Мне довелось с боями пройти тяжелый и долгий путь по дорогам войны. Со мной рядом гибли сотни и тысячи солдат и младших офицеров.
Многие фамилии из памяти исчезли. Я иногда даже не знал фамилии своих солдат потому, что роты в бою хватало на неделю. Списки солдат находились в штабе полка. Они вели учет и отчитывались по потерям. Они высылали семьям извещения.
У лейтенанта в роте были тяжелые обязанности. Он своей головой отвечал за исход боя. А это, я вам скажу, не просто! – как в кино, – сел и смотри. Немец бьет – головы не поднять, а "Ванька ротный" – кровь носом, должен поднять роту и взять деревню, и ни шагу назад – таков боевой приказ.
Вот и теперь у меня перед глазами ярко встали те кошмарные дни войны, когда наши передовые роты вели ожесточенные бои. Всё нахлынуло вдруг. Замелькали солдатские лица, отступающие и бегущие немцы, освобожденные деревни, заснеженные поля и дороги. Я как бы снова почувствовал запах снега, угрюмого леса и горелых изб. Я снова услышал грохот и нарастающий гул немецкой артиллерии, негромкий говор своих солдат и недалекий лепет засевших немцев.
Вероятно, многие из вас думают, что война, это интересное представление, романтика, героизм и боевые эпизоды. Но это не так. Никто тогда ни молодые, ни старые не хотели умирать. Человек рождается, чтобы жить. И никто из павших в бою не думал так быстро погибнуть. Каждый надеялся только на лучшее. Но жизнь пехотинца в бою висит на тоненькой ниточке, которую легко может оборвать немецкая пуля или небольшой осколочек. Солдат не успевает совершить ничего героического, а смерть настигает его.
Каждый человек имеет силы сделать что-то большое и значительное. Но для этого нужны условия. Должна сложиться обстановка, чтобы порыв человека заметили. А на войне, в стрелковом бою, где мы были предоставлены сами себе, чаще случалось, что каждый такой порыв оканчивался смертью.
На войне наша земля потеряла миллионы своих лучших сыновей. Разве те, кто в сорок первом с винтовкой в руках и горстью патрон шел на верную смерть, не был героем?! Я думаю, что именно они являются теми единственными и истинными героями. Они спасли нашу землю от нашествия и их кости остались в земле. Но и по сей день, лежат они неизвестными, ни могил, ни имен.
Только за одно то, что перенес русский солдат на своих плечах, он достоин священной памяти своего народа! Без сна и отдыха, голодные и в страшном напряжении, на лютом морозе и все время в снегу, под ураганным огнем врага, передовые роты шли вперед. Невыносимые муки тяжелораненых, которых подчас некому было выносить, всё это выпало на долю, идущему на врага пехотинцу.
Жизнь человеку дается один раз и это самое ценное и дорогое, что есть у каждого. На войне были многие, но еще больше – остались лежать в мертвой тишине. Но не все живые и вернувшиеся знают, что значит идти в составе стрелковой роты на верную смерть.
В моей книге "Ванька ротный", больше человеческого горя и страданий, чем радостных и веселых боевых эпизодов.
Возможно мне не удалось в полной мере и беспристрастно передать всё пережитое, но всё это было в моей жизни, на войне, в действительности и на самом деле. Вы должны понять эту суровую правду!
Окопник сразу и без домысливания понял бы меня. И не только понял, а и добавил от себя, что я больно мягко рассказал про некоторые штрихи войны и не сказал от всей души крепкое слово о войне.
Почитайте книгу "Ванька ротный" и подумайте, чем отличается фронтовик от иного "фронтовика"
и что такое война!"
Информация