Певец самолёта. Поэт и авиатор Василий Каменский
Что общего у авангардной поэзии и авиации? На первый взгляд, почти ничего. Но в начале ХХ века они шли рука об руку. Футуризм или «будетлянство» (в его русскоязычной интерпретации) как художественное направление воспевал технический прогресс. Авиация в то время была олицетворением могущества научно-технической революции. Человек смог подняться в воздух, стать властелином неба, и все это благодаря техническим изобретениям. Слово «самолет» — тоже футуристического происхождения. Придумал его Василий Каменский — один из пяти, наряду с Велимиром Хлебниковым, Маяковским, Давидом Бурлюком и Алексеем Крученых, «столпов» русского футуризма. Человек удивительной судьбы и исключительных дарований. Поэт и авиатор. Один из первых русских авиаторов.
Русский футуризм — одно из самых интересных литературных течений в России начала ХХ века — фактически представлял собой трансляцию на российскую почву традиций итальянского футуризма. Именно итальянец, поэт Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944) выразил основные принципы нового течения в своем «Манифесте футуризма», опубликованном в в парижской «Фигаро» 20 февраля 1909 года. Маринетти воспевал «машинный прогресс», говорил о наступлении «эпохи машин». Художники — футуристы рисовали поезда, автомобили, заводы, поэты сочиняли настоящие оды техническому прогрессу. Маринетти был большим поклонником авиации. В конце концов, в 1920-е годы, уже в фашистской Италии, преклонение Маринетти перед «покорением неба» вылилось в появление «аэроживописи», стремившейся передать скорость и динамику воздушного полета.
Несмотря на то, что Италия не входила в число важнейших мировых держав того времени, в начале ХХ века она стала одним из центров европейской авиации. В итальянских авиашколах обучались пилоты из многих стран мира, включая и Россию. Не удивительно, что авиационная тематика привлекала поэтов — авангардистов. Возникший в Италии футуризм получил «второе рождение» в далекой России. Идеи Филиппо Томмазо Маринетти нашли в России благодарных последователей. Только русские все же понимали футуристические идеи несколько по-другому, не акцентируя внимание на жестокости и воинственности технического прогресса, а в большей степени уповая на «добрый прогресс», который сделает жизнь людей лучше. У истоков русского футуризма стоял художник и поэт Давид Бурлюк, вокруг которого и сформировался уникальный кружок русских футуристов.
В 1909 году один из них, поэт Василий Каменский, на очередном собрании футуристов поклялся стать летчиком: «Крылья Райтов, Фарманов и Блерио — наши крылья. Мы, будетляне, должны летать, должны уметь управлять аэропланом, как велосипедом или разумом. И вот, друзья, клянусь вам: я буду авиатором, черт возьми». Можно было воспринять эту клятву как обычную для авангардистов браваду, но не тут то было — Каменский действительно решил посвятить себя летному искусству.
Василий Васильевич Каменский (1884-1961) родился в Пермском крае 17 апреля 1884 года — на пароходе, который следовал по реке Кама. Капитаном этого парохода был дед будущего поэта — отец его матери Евстолии Гавриил Серебренников. Отец Каменского — Василий Филиппович — трудился смотрителем на золотых приисках графа Шувалова. Очень рано Василий Каменский-младший потерял родителей. Его отправили к тетке Александре Гавриловне Трущовой, муж которой Григорий Трущов руководил буксирным пароходством Любимова в Перми. Возможно, именно детство, проведенное среди пароходов и матросов, и повлияло на дальнейшую жизнь Каменского, всегда восторженно относившегося к любым «кораблям и капитанам», будь то морские или речные пароходы или поднимавшиеся в небо аэропланы. Тем не менее, моряком или речником Каменский не стал — ему пришлось работать с шестнадцати лет в различных конторах. Еще в 1904 году двадцатилетний Каменский стал сотрудничать в газете «Пермский край». Тогда же, заинтересовавшись марксизмом, он воспринял социалистические взгляды. Но скучная жизнь конторщика амбициозного юношу не прельщала. Сначала он заинтересовался театром и устроился актером в одну из трупп, путешествовавших по России. Попутно не забывал и о политической деятельности — участвовал в агитационной работе среди рабочих железнодорожных мастерских Урала и даже руководил стачечным комитетом, за что оказался в тюрьме. Однако, вскоре Каменского освободили и он, прежде чем приехать в Москву, даже успел совершить увлекательное путешествие на Ближний Восток — в Стамбул и Тегеран. Из Москвы Каменский перебрался в Санкт-Петербург, а с 1908 года стал работать заместителем главного редактора в журнале «Весна». Именно там и произошло его знакомство с футуристами.
Поэзия не была единственным увлечением Каменского. Когда на Гатчинском аэродроме в Санкт-Петербурге открылась авиационная школа, Каменский стал посещать ее занятия и вскоре первый раз поднялся в небо — вместе с одним из первых русских летчиков Владимиром Лебедевым. Одержимый мечтой о покорении неба, Каменский сумел найти деньги на покупку французского аэроплана «Блерио XI». Чтобы освоить нюансы управления аэропланом, он отправился во Францию — в знаменитую на весь мир авиашколу Блерио. Здесь он совершал ознакомительные полеты с инструктором — в качестве пассажира. Поэт так вспоминал свои первые полеты в школе Блерио: «перед полетом выпил стакан коньяку на случай более легкого расставанья с жизненной суетой, выпил и сам авиатор. Полет оказался пьянее: мне совершенно вскружило голову, и я — кажется — заорал во всю глотку от наплыва энтузиазма». Однако, самостоятельно управлять аэропланом руководители школы так Каменскому и не доверили — боялись, что начинающий русский авиатор разобьет дорогостоящую машину. Начальство школы попросило Каменского внести внушительную сумму в качестве залога — только в этом случае ему могли разрешить подняться в небо самостоятельно. Но Каменский, сильно потратившийся на приобретение аэроплана, такую сумму уже не мог потянуть. Поэтому ему ничего не оставалось, как вернуться в Российскую империю. Экзамен на квалификацию пилота он собирался сдавать на родине — где не нужно было вкладывать столь значительные деньги. В России в то время авиация развивалась бурными темпами, росло количество молодых и не очень людей, стремившихся получить новую, очень необычную по тем временам, профессию.
Василий Каменский приехал в Варшаву, где поступил в летную школу «Авиата». Главным инструктором в этой школе был знаменитый летчик Харитон Славороссов. Авиатор Харитон Никанорович Славороссов (Семененко) (1886-1941) был на два года младше Каменского, что не помешало ему стать настоящим учителем для летчика-стихотворца. Раньше Харитон Семененко, сын одесского дворника, плавал машинистом на пароходе, затем стал велогонщиком и добился большой известности на этом поприще, выступая под псевдонимом «Славороссов». В 1910 г. он приехал в Санкт-Петербург, где стал механиком у летчика Михаила Ефимова, а затем переехал в Варшаву, где устроился механиком в авиационную школу «Авиата». Там же Славороссов сдал экзамен на квалификацию летчика и вскоре был переведен на должность инструктора. Он занялся обучением поступавших в школу слушателей. Одним из них и был Василий Каменский, с которым Харитон Славороссов очень подружился.
«Среди авиаторов — Славороссов — самый замечательный… самый талантливый рекордист… Славороссова я избрал своим учителем-инструктором… В глазах — взлетающие аппараты. В ушах — музыка моторов. В носу — запах бензина и отработанного масла, в карманах изолировочные ленты. В мечтах — будущие полёты», — писал о Славороссове Василий Каменский. Поэт стал любимым учеником и другом Славороссова. Под руководством последнего Каменский окончательно освоил лётное ремесло и успешно сдал квалификационный экзамен на звание пилота. Так сбылась мечта поэта — «будетлянина», стремившегося к покорению небесных просторов.
Став авиатором, Каменский был несказанно горд. Он одним из первых в России освоил моноплан «Блерио XI». Каменский катал пассажиров на аэроплане. В апреле 1912 года он совершил турне по провинциальной Польше, жители которой за редким исключением тогда еще не видели аэропланов. Каменский демонстрировал свое мастерство летчика, попутно читая лекции о воздухоплавании и авиации. 29 апреля 1912 года был назначен демонстрационный полет Василия Каменского в городе Ченстохов. На мероприятии собралось множество людей, включая губернатора и других высокопоставленных представителей городского начальства. Была предгрозовая погода, с сильным ветром. Погодные условия заставили Каменского сомневаться, стоит ли совершать полет или же его следует отложить на более удачный день. Но организаторы полетов настояли, чтобы Каменский поднялся в воздух — мол, сам губернатор жаждал посмотреть на мастерство летчика. Но когда аэроплан Каменского поднялся в воздух, сильный порыв ветра опрокинул машину.
Лишь спустя половину суток Василий Каменский очнулся в больнице. Поэт чудом уцелел — ему помогло то, что аэроплан упал в болотную грязь, которая смягчила падение. Катастрофа в Ченстохове стала концом авиационной карьеры Василия Каменского. Поэт собрал то, что осталось от его аэроплана, и уехал в родную Пермь. В 1916 году Каменский жил в селе Кичкилейка Пермской губернии, где занимался совершенствованием своего аэроплана.
Бесценный опыт, полученный во время полетов, Каменский описал в пьесе «Жизнь авиатора», которая, кстати, до сих пор не опубликована. Тема авиации поднимается и в эссе Каменского «Аэропророчество». Для Василия Каменского «самолеты», как он первым стал именовать аэропланы, были не просто машинами, позволяющими передвигаться по воздуху. Каменский видел в покорении неба особый знак для человечества, с которым связывал грядущее преображение и улучшение жизни людей. Вследствие полетов в небо человек, как мечтал Каменский, превратится в возвышенное существо, сродни ангелам.
Авиационная тематика надолго заняла воображение Каменского. В период с 1912 по 1918 гг. многие его стихи отражают именно поэзию полета. Как и другие футуристы — «будетляне», Каменский экспериментировал со словами, изобретая новые словосочетания. Его «коньком» были неологизмы, связанные с тематикой авиации и воздухоплавания. Так, Каменский придумал слово «самолет», которым теперь в русском языке обозначают большинство воздушных машин. Но были и менее известные словоизобретения — «крыловейность», «улетан», «летайность», «летвивость», «летимость», «летивый». Очень интересными были и эксперименты Каменского с формой стихотворения. У поэта есть стихотворение «Полет Васи Каменского на аэроплане в Варшаве», которое надо читать снизу вверх. Его форма — пирамидальная, то есть буквы от строки к строке уменьшаются, что позволяет, по мнению автора, передать читателю картину взлета аэроплана.
Мечтавший о том, что авиация сделает человека добрее и совершеннее, Каменский очень негативно воспринял известия о боевом применении аэропланов в Первой мировой войне, об использовании авиации для бомбардировок вражеских позиций и городов неприятеля. Свои чувства он выразил в стихотворении «Моя молитва»: «Господи, меня помилуй и прости. Я летал на аэроплане. Теперь в канаве хочу крапивой расти. Аминь». Как и все футуристы, Каменский, тем более бывший человеком с революционным прошлым, горячо приветствовал победу Октябрьской социалистической революции. Она дала ему новые впечатления и мысли для творчества. Василий Каменский участвовал в культурно-просветительской работе в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, присоединился к группе «Левый фронт искусств» (ЛЕФ), публиковался в различных революционных литературных изданиях. Возвращался он и к авиационной тематике, посвящая свои стихи советским летчикам. В Советском Союзе стихи и пьесы Каменского публиковали, хотя не забывали периодически вспоминать и его авангардистское прошлое.
Хотя Каменский дожил до преклонных лет, последние десятилетия его жизни были очень тяжелы. В конце 1930-х годов он тяжело заболел. Тромбофлебит привел к ампутации обеих ног, а 19 апреля 1948 года у поэта случился инсульт. Каменского парализовало. Тринадцать лет, вплоть до своей смерти 11 ноября 1961 года, поэт провел прикованным к кровати.
Жизнь друга и авиаинструктора Каменского Харитона Славороссова также сложилась печально. Он, в отличие от Каменского, с авиацией не расставался — продолжал летать и после Октябрьской революции. Славороссов был в первом выпуске Академии Военно-воздушного флота, работал техническим директором среднеазиатского отделения «Добролёта», затем занимался разработкой проекта воздушной линии, которая должна была соединить Москву с Пекином. Одновременно он был одним из инициаторов возрождения в Советском Союзе планерного спорта. Поскольку Славороссов держался вне политики, а его служебная деятельность не была связана с политической работой, казалось, что репрессии могут обойти его стороной. Но не обошли. Когда в тридцатые годы был арестован один из первых руководителей советских ВВС Константин Акашев, в прошлом — революционер — анархист, что ему и припомнила советская власть, Харитон Славороссов — давний друг Акашева — также был арестован. Одного из пионеров российской авиации оговорил давний знакомый, и Славороссова обвинили в шпионаже в пользу Франции. Славороссова отправили в лагерь в Медвежьегорск, где он работал в «шарашке». В 1941 году родственникам сообщили, что Харитон Славороссов скончался в местах ссылки.
Русский футуризм — одно из самых интересных литературных течений в России начала ХХ века — фактически представлял собой трансляцию на российскую почву традиций итальянского футуризма. Именно итальянец, поэт Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944) выразил основные принципы нового течения в своем «Манифесте футуризма», опубликованном в в парижской «Фигаро» 20 февраля 1909 года. Маринетти воспевал «машинный прогресс», говорил о наступлении «эпохи машин». Художники — футуристы рисовали поезда, автомобили, заводы, поэты сочиняли настоящие оды техническому прогрессу. Маринетти был большим поклонником авиации. В конце концов, в 1920-е годы, уже в фашистской Италии, преклонение Маринетти перед «покорением неба» вылилось в появление «аэроживописи», стремившейся передать скорость и динамику воздушного полета.
Несмотря на то, что Италия не входила в число важнейших мировых держав того времени, в начале ХХ века она стала одним из центров европейской авиации. В итальянских авиашколах обучались пилоты из многих стран мира, включая и Россию. Не удивительно, что авиационная тематика привлекала поэтов — авангардистов. Возникший в Италии футуризм получил «второе рождение» в далекой России. Идеи Филиппо Томмазо Маринетти нашли в России благодарных последователей. Только русские все же понимали футуристические идеи несколько по-другому, не акцентируя внимание на жестокости и воинственности технического прогресса, а в большей степени уповая на «добрый прогресс», который сделает жизнь людей лучше. У истоков русского футуризма стоял художник и поэт Давид Бурлюк, вокруг которого и сформировался уникальный кружок русских футуристов.
В 1909 году один из них, поэт Василий Каменский, на очередном собрании футуристов поклялся стать летчиком: «Крылья Райтов, Фарманов и Блерио — наши крылья. Мы, будетляне, должны летать, должны уметь управлять аэропланом, как велосипедом или разумом. И вот, друзья, клянусь вам: я буду авиатором, черт возьми». Можно было воспринять эту клятву как обычную для авангардистов браваду, но не тут то было — Каменский действительно решил посвятить себя летному искусству.
Василий Васильевич Каменский (1884-1961) родился в Пермском крае 17 апреля 1884 года — на пароходе, который следовал по реке Кама. Капитаном этого парохода был дед будущего поэта — отец его матери Евстолии Гавриил Серебренников. Отец Каменского — Василий Филиппович — трудился смотрителем на золотых приисках графа Шувалова. Очень рано Василий Каменский-младший потерял родителей. Его отправили к тетке Александре Гавриловне Трущовой, муж которой Григорий Трущов руководил буксирным пароходством Любимова в Перми. Возможно, именно детство, проведенное среди пароходов и матросов, и повлияло на дальнейшую жизнь Каменского, всегда восторженно относившегося к любым «кораблям и капитанам», будь то морские или речные пароходы или поднимавшиеся в небо аэропланы. Тем не менее, моряком или речником Каменский не стал — ему пришлось работать с шестнадцати лет в различных конторах. Еще в 1904 году двадцатилетний Каменский стал сотрудничать в газете «Пермский край». Тогда же, заинтересовавшись марксизмом, он воспринял социалистические взгляды. Но скучная жизнь конторщика амбициозного юношу не прельщала. Сначала он заинтересовался театром и устроился актером в одну из трупп, путешествовавших по России. Попутно не забывал и о политической деятельности — участвовал в агитационной работе среди рабочих железнодорожных мастерских Урала и даже руководил стачечным комитетом, за что оказался в тюрьме. Однако, вскоре Каменского освободили и он, прежде чем приехать в Москву, даже успел совершить увлекательное путешествие на Ближний Восток — в Стамбул и Тегеран. Из Москвы Каменский перебрался в Санкт-Петербург, а с 1908 года стал работать заместителем главного редактора в журнале «Весна». Именно там и произошло его знакомство с футуристами.
Поэзия не была единственным увлечением Каменского. Когда на Гатчинском аэродроме в Санкт-Петербурге открылась авиационная школа, Каменский стал посещать ее занятия и вскоре первый раз поднялся в небо — вместе с одним из первых русских летчиков Владимиром Лебедевым. Одержимый мечтой о покорении неба, Каменский сумел найти деньги на покупку французского аэроплана «Блерио XI». Чтобы освоить нюансы управления аэропланом, он отправился во Францию — в знаменитую на весь мир авиашколу Блерио. Здесь он совершал ознакомительные полеты с инструктором — в качестве пассажира. Поэт так вспоминал свои первые полеты в школе Блерио: «перед полетом выпил стакан коньяку на случай более легкого расставанья с жизненной суетой, выпил и сам авиатор. Полет оказался пьянее: мне совершенно вскружило голову, и я — кажется — заорал во всю глотку от наплыва энтузиазма». Однако, самостоятельно управлять аэропланом руководители школы так Каменскому и не доверили — боялись, что начинающий русский авиатор разобьет дорогостоящую машину. Начальство школы попросило Каменского внести внушительную сумму в качестве залога — только в этом случае ему могли разрешить подняться в небо самостоятельно. Но Каменский, сильно потратившийся на приобретение аэроплана, такую сумму уже не мог потянуть. Поэтому ему ничего не оставалось, как вернуться в Российскую империю. Экзамен на квалификацию пилота он собирался сдавать на родине — где не нужно было вкладывать столь значительные деньги. В России в то время авиация развивалась бурными темпами, росло количество молодых и не очень людей, стремившихся получить новую, очень необычную по тем временам, профессию.
Василий Каменский приехал в Варшаву, где поступил в летную школу «Авиата». Главным инструктором в этой школе был знаменитый летчик Харитон Славороссов. Авиатор Харитон Никанорович Славороссов (Семененко) (1886-1941) был на два года младше Каменского, что не помешало ему стать настоящим учителем для летчика-стихотворца. Раньше Харитон Семененко, сын одесского дворника, плавал машинистом на пароходе, затем стал велогонщиком и добился большой известности на этом поприще, выступая под псевдонимом «Славороссов». В 1910 г. он приехал в Санкт-Петербург, где стал механиком у летчика Михаила Ефимова, а затем переехал в Варшаву, где устроился механиком в авиационную школу «Авиата». Там же Славороссов сдал экзамен на квалификацию летчика и вскоре был переведен на должность инструктора. Он занялся обучением поступавших в школу слушателей. Одним из них и был Василий Каменский, с которым Харитон Славороссов очень подружился. «Среди авиаторов — Славороссов — самый замечательный… самый талантливый рекордист… Славороссова я избрал своим учителем-инструктором… В глазах — взлетающие аппараты. В ушах — музыка моторов. В носу — запах бензина и отработанного масла, в карманах изолировочные ленты. В мечтах — будущие полёты», — писал о Славороссове Василий Каменский. Поэт стал любимым учеником и другом Славороссова. Под руководством последнего Каменский окончательно освоил лётное ремесло и успешно сдал квалификационный экзамен на звание пилота. Так сбылась мечта поэта — «будетлянина», стремившегося к покорению небесных просторов.
Став авиатором, Каменский был несказанно горд. Он одним из первых в России освоил моноплан «Блерио XI». Каменский катал пассажиров на аэроплане. В апреле 1912 года он совершил турне по провинциальной Польше, жители которой за редким исключением тогда еще не видели аэропланов. Каменский демонстрировал свое мастерство летчика, попутно читая лекции о воздухоплавании и авиации. 29 апреля 1912 года был назначен демонстрационный полет Василия Каменского в городе Ченстохов. На мероприятии собралось множество людей, включая губернатора и других высокопоставленных представителей городского начальства. Была предгрозовая погода, с сильным ветром. Погодные условия заставили Каменского сомневаться, стоит ли совершать полет или же его следует отложить на более удачный день. Но организаторы полетов настояли, чтобы Каменский поднялся в воздух — мол, сам губернатор жаждал посмотреть на мастерство летчика. Но когда аэроплан Каменского поднялся в воздух, сильный порыв ветра опрокинул машину.
Лишь спустя половину суток Василий Каменский очнулся в больнице. Поэт чудом уцелел — ему помогло то, что аэроплан упал в болотную грязь, которая смягчила падение. Катастрофа в Ченстохове стала концом авиационной карьеры Василия Каменского. Поэт собрал то, что осталось от его аэроплана, и уехал в родную Пермь. В 1916 году Каменский жил в селе Кичкилейка Пермской губернии, где занимался совершенствованием своего аэроплана.
Бесценный опыт, полученный во время полетов, Каменский описал в пьесе «Жизнь авиатора», которая, кстати, до сих пор не опубликована. Тема авиации поднимается и в эссе Каменского «Аэропророчество». Для Василия Каменского «самолеты», как он первым стал именовать аэропланы, были не просто машинами, позволяющими передвигаться по воздуху. Каменский видел в покорении неба особый знак для человечества, с которым связывал грядущее преображение и улучшение жизни людей. Вследствие полетов в небо человек, как мечтал Каменский, превратится в возвышенное существо, сродни ангелам.
Авиационная тематика надолго заняла воображение Каменского. В период с 1912 по 1918 гг. многие его стихи отражают именно поэзию полета. Как и другие футуристы — «будетляне», Каменский экспериментировал со словами, изобретая новые словосочетания. Его «коньком» были неологизмы, связанные с тематикой авиации и воздухоплавания. Так, Каменский придумал слово «самолет», которым теперь в русском языке обозначают большинство воздушных машин. Но были и менее известные словоизобретения — «крыловейность», «улетан», «летайность», «летвивость», «летимость», «летивый». Очень интересными были и эксперименты Каменского с формой стихотворения. У поэта есть стихотворение «Полет Васи Каменского на аэроплане в Варшаве», которое надо читать снизу вверх. Его форма — пирамидальная, то есть буквы от строки к строке уменьшаются, что позволяет, по мнению автора, передать читателю картину взлета аэроплана.
Мечтавший о том, что авиация сделает человека добрее и совершеннее, Каменский очень негативно воспринял известия о боевом применении аэропланов в Первой мировой войне, об использовании авиации для бомбардировок вражеских позиций и городов неприятеля. Свои чувства он выразил в стихотворении «Моя молитва»: «Господи, меня помилуй и прости. Я летал на аэроплане. Теперь в канаве хочу крапивой расти. Аминь». Как и все футуристы, Каменский, тем более бывший человеком с революционным прошлым, горячо приветствовал победу Октябрьской социалистической революции. Она дала ему новые впечатления и мысли для творчества. Василий Каменский участвовал в культурно-просветительской работе в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, присоединился к группе «Левый фронт искусств» (ЛЕФ), публиковался в различных революционных литературных изданиях. Возвращался он и к авиационной тематике, посвящая свои стихи советским летчикам. В Советском Союзе стихи и пьесы Каменского публиковали, хотя не забывали периодически вспоминать и его авангардистское прошлое.
Хотя Каменский дожил до преклонных лет, последние десятилетия его жизни были очень тяжелы. В конце 1930-х годов он тяжело заболел. Тромбофлебит привел к ампутации обеих ног, а 19 апреля 1948 года у поэта случился инсульт. Каменского парализовало. Тринадцать лет, вплоть до своей смерти 11 ноября 1961 года, поэт провел прикованным к кровати.
Жизнь друга и авиаинструктора Каменского Харитона Славороссова также сложилась печально. Он, в отличие от Каменского, с авиацией не расставался — продолжал летать и после Октябрьской революции. Славороссов был в первом выпуске Академии Военно-воздушного флота, работал техническим директором среднеазиатского отделения «Добролёта», затем занимался разработкой проекта воздушной линии, которая должна была соединить Москву с Пекином. Одновременно он был одним из инициаторов возрождения в Советском Союзе планерного спорта. Поскольку Славороссов держался вне политики, а его служебная деятельность не была связана с политической работой, казалось, что репрессии могут обойти его стороной. Но не обошли. Когда в тридцатые годы был арестован один из первых руководителей советских ВВС Константин Акашев, в прошлом — революционер — анархист, что ему и припомнила советская власть, Харитон Славороссов — давний друг Акашева — также был арестован. Одного из пионеров российской авиации оговорил давний знакомый, и Славороссова обвинили в шпионаже в пользу Франции. Славороссова отправили в лагерь в Медвежьегорск, где он работал в «шарашке». В 1941 году родственникам сообщили, что Харитон Славороссов скончался в местах ссылки.
Информация