Солдатская ложка на четырёх войнах
Я находился в гвардейском минометном полку. Боевые расчёты его снимались с позиций и сосредоточивались у Днестра, на крутом берегу, заросшем высокой травой. Настроение гвардейцев было приподнятое: еще один город, древний Галич, отбит у фашистов.
Подъехали походные кухни — неотъемлемый атрибут фронтовой жизни. Теперь и подкормиться можно. Однако с обедом медлили. Сегодня исполнялась вторая годовщина присвоения миномётному полку гвардейского звания. Дата не столь уж большая, но в условиях войны знаменательная. И командование полка решило отпраздновать юбилей и освобождение Галича одновременно.
Над Днестром вытянулись стройные ряды минометчиков. На правом фланге развернулось гвардейское знамя части. Над поймой реки гремел духовой оркестр. Начался митинг. С речью выступил командир полка и рассказал о боевом пути полка и его людях. Добрым словом помянул погибших в боях солдат и офицеров. В заключение поздравил личный состав с юбилеем и пожелал полной победы над врагом.
После митинга гвардейцам раздали праздничный обед: щи с мясом, рисовая каша с котлетами. Рассевшись на приволье, миномётчики дружно принялись за еду, как всегда подшучивая и остря. Не ел только один Агафонцев, рослый, ладный солдат, с коротко подстриженными усами. Он сидел на корточках и суетливо копался в вещевом мешке. Затем опустил руки и поник головой.
Я подошёл к нему. На земле стоял котелок с нетронутыми щами.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ложка потерялась, — ответил Агафонцев, бросив на меня огорчённый взгляд.
Я смотрел на него, еле сдерживая улыбку. Ложка на фронте, конечно, не пустяк, но и не причина для печали.
— Потерял ложку — хлебай из котелка, — заметил с иронией пожилой гвардеец.
На глаза Агафонцева навернулись слезы, и он ещё ниже опустил голову.
— Антон, да ты что! — тормошил его за плечо все тот же пожилой минометчик. — Печалишься о ложке, подумаешь, ценность большая!
— Э, не скажи, — заговорил сержант Пряхин, — Ложка у него особенная, с большой биографией. На трёх войнах побывала и на четвертую попала. И кабы пройтись по тем местам, где пришлось ей быть, одной жизни человеческой не хватило бы. С этой ложкой вся династия Агафонцевых воевала с врагами России. Ещё дед Софрон носил ее в своем ранце, когда в русско-японской воевал под Мукденом и Порт-Артуром. Сам генерал Кондратенко ел этой ложкой солдатскую кашу, после того как вручил Софрону Георгиевский крест. Дядя Антона четыре года мыкал в империалистическую. А отец Антона — всю гражданскую войну прошел с нею, бил Колчака, Деникина, Врангеля, белополяков.
— Ну это уж фантазия. Присочинили, факт, — послышался чей-то голос.
— Да к чему мне врать! — возмутился Пряхин. — Мы с Антоном из одного села. Из-под Саратова. И дружки с детства. Наши избы стоят крыша к крыше. И я хорошо помню, как дед Софрон и отец Антона рассказывали нам — мы ещё тогда пацанами были — разные фронтовые истории, больше печальные. А когда провожали нас на фронт, отец Антона говорил напутствие: «Идёшь ты, сын, на войну, бери фронтовую ложку. И смотри, чтоб принес её домой. Она у нас наследственная. Все мы воевали и невредимыми приходили домой". Вернешься и ты, сын». Правильно я говорю, Антон?
— А что толку? Вот потерял, не выполнил наказа отца. — В глазах солдата стояла печаль.
Поспешно справившись с обедом, Пряхин вытер травой ложку.
— Бери, ешь, а то щи остынут.
Но Агафонцев отказался. У него уже и аппетит пропал с досады.
— Где она у тебя была? — спросил Пряхин.
— В вещевом мешке, где же ещё ей быть, — ответил он.
Сержант Пряхин вытряхнул из мешка все нехитрое имущество солдата. Ложки не оказалось. Стал у Антона, как у ребенка, ощупывать голенища сапог, проверил карманы шаровар и вдруг, как фокусник, извлек оттуда злополучную ложку.
— Эх ты, гвардеец! — пристыдил его Пряхин.
Агафонцев густо покраснел. По загорелому лицу его пробежало смешанное выражение радости и конфуза. Все засмеялись.
— Ну и потеха! Цирк, да и только. Антон, как же ты маху дал?
— Да так вот получилось, не знаю даже как, — застенчиво заулыбался он.
Передавая Агафонцеву ложку, Пряхин хлопнул его по плечу, сказав:
— Всякое бывает. Теперь жить будешь, Антон.
Я взял у Агафонцева ложку и стал её разглядывать — ведь как-никак, четвертую войну служит. Изготовлена из березы. Край в одном месте выщерблен. На черенке вырезано: 1904 год, 1914 год, 1918 год. Вот и все её приметы. Но суть-то в чём? Даже не верится: четыре поколения, четыре войны!
Из моих рук ложка переходила от солдата к солдату. Все с интересом рассматривали, приглядывались, словно пытались увидеть в ней картины прошлого. С этой минуты она стала не только семейной реликвией Агафонцевых, она как бы принадлежала всем им.
— Эту ложку нельзя терять. Нужно описать всю биографию её и направить в музей Красной Армии, — сказал пожилой минометчик. — Да приложить к ложке письменное сообщение о боевых геройских делах ее хозяина Антона, как он однажды за весь расчет воевал, хоть и раненым был. Не возражаешь, Антон?
— Ещё чего. Зачем? В музей — деревянную ложку? Уж лучше я её домой повезу. Отец наказ такой давал.
— Зачем же домой? Твоя ложка уже стала полковой реликвией. Это бери повыше. А то — домой. Ишь чего надумал.
Разговор прервался. Подали команду строиться, и всё пришло в движение. Минометчики приводили себя в порядок перед новой дорогой, дорогой войны, ведущей на запад. К походам и к боям им уже не привыкать. Предстоял ещё не один бой, не одно сражение. Но они знали, что немного уже осталось до полной победы. Надо только поднатужиться да посильнее бить врага.
Информация