Долгий путь к проливам. Греческий кризис и русско-турецкая война 1828–1829 гг.
«Высадка Большого Медведя, или Мусульман застали врасплох». Конец мая 1828 года. Так изображали англичане Россию в начале войны: «Клянусь святым Николаем, я покажу вам, как нарушать соглашения!..»
Несмотря на успешно развивающуюся войну с Турцией, Бухарестский мир, подписанный, наконец, поздней весной 1812 года, был заключен с некоторой долей поспешности, поскольку отношения с Францией утратили былое приятельство и подчеркнутую любезность. Наполеоновские армии концентрировались на западной границе, и в силу этого обстоятельства конфликт на юге виделся лишним и отвлекающим ресурсы. Таким образом, давно поднятый, но остающийся по-прежнему не решенным, вопрос о Черноморских проливах оставался открытым. В последующие годы Российская империя была занята решением геополитических проблем иного рода и местоположения, и южное направление не было приоритетным.
Недавно отгремевшая череда наполеоновских войн заставляла до поры до времени противников Франции не замечать острых граней былых обид, противоречий и недопонимания – их общий враг был слишком силен и могуществен. Наконец, 74-пушечный корабль британского королевского флота «Нортумберленд» увез на своем борту на далекий остров в Атлантическом океане самую большую головную боль победителей, которые остались в послевоенной Европе, с ее ставшими еще более тугими и запутанными узлами взаимных амбиций и претензий. Венский конгресс и последовавшее за ним создание Священного союза, включавшего в себя наиболее консервативные и сильные монархии (Россию, Австрию и Пруссию), отвлекли Александра I от других геополитических направлений. Идея захвата Черноморских проливов все еще маячила ярким настойчивым огнем на горизонте русской внешней политики, однако свет от него растворялся в ослепительном сиянии «сохранения спокойствия в Европе».
Пока монархи, победители Наполеона, клялись друг другу в вечной дружбе, уважении и взаимопомощи, Восток жил своей динамичной и не всегда заметной за европейскими стенами жизнью. Еще в 1813 г. успешно завершилась война с Персией. 24 октября этого года в городке Полистан (ныне Азербайджан) между Россией и Персией был подписан мирный договор, заключению которого весьма способствовали победа русских войск при Асландузе и последующее занятие Ленкорани. Согласно договору персы признавали вхождение в состав Российской империи Дагестана, Грузии, Имеретии, Мингрелии, Гурии и Абхазии, а также целого ряда полуфеодальных ханств: Карабахского, Текинского, Дербентского, Бакинского и других. Купцам и торговцам России и Персии предоставлялось право свободной торговли. Успехи Российской империи на Кавказе не могли не волновать Турцию, и она попыталась воздействовать на Петербург сначала дипломатическим путем, а позже и сосредоточением своих войск на Кавказе. Летом 1815 г. Стамбул настаивал на скорейшей эвакуации русских войск из восточной Грузии и Сухума, планируя вновь закрепиться в этих районах. Турция настойчиво пыталась ограничить продвижение России на Кавказе, и к дипломатической риторике добавился военный фактор: в 1817 г. турки сосредоточили солидную группировку своих войск на границе с северным соседом. В этот раз дипломатический кризис не перешел в стадию войны – проведенные в 1817 г. переговоры закрепили статус-кво на Кавказе и снимали с повестки дня требования турецкой стороны, у которой, впрочем, для откладывания подобных материалов был большой и вместительный ящик.
Гораздо более осложнили и без того не простые отношения между двумя империями события в Греции. Предпосылки к восстанию на Пелопоннесе возникли уже давно. С одной стороны, находясь под впечатлением событий в Европе и борьбы сербов за свободу, греки четко видели направление своего дальнейшего пути, с другой, – сказывалось ослабление центральной власти султана в империи. Провинциальные властители чувствовали себя все более уверенными в отношениях со Стамбулом, а султанские указы не вызывали прежнего трепета. Махмуда II на момент 1819–1821 гг. гораздо больше волновала фигура Али-паши Янинского, превратившего подконтрольные ему земли континентальной Греции и Албании в довольно успешный в экономическом отношении регион.
Когда в Стамбуле посчитали чрезмерным своевластие Али Тибелина, его обвинили в мятеже, поставили вне закона и направили против правителя Янины войска. Командующему правительственными войсками, действовавшими против слишком самостоятельного паши, дали четкие указания не отвлекаться на все более усиливающиеся беспорядки на Пелопоннесе и сосредоточить усилия против Янины. Тем самым у греков появился еще один стимул для выступления. Большая часть имеющихся войск была брошена на усмирение Али-паши – у турок практически не осталось сил на поддержание надлежащего порядка на юге Греции. 25 марта 1821 г. произошло то, что должно было произойти: греки восстали. В феврале 1822 г. правитель Янины был убит, а его голова выставлена на блюде в первом дворе дворца Топкапы. Среди длинного перечня преступлений, в которых обвинялся Али-паша Янинский, был, как ни удивительно, пункт о помощи неверным и подготовке восстания в Греции. Степень участия казненного турецкого наместника в событиях на Пелопоннесе не выяснена по сей день.
Официальный Петербург, традиционно позиционирующий себя как защитник всех православных христиан, поначалу весьма негативно отнесся к греческому восстанию. Александр I, продолжал находиться в плену иллюзий Священного союза, что позволило австрийскому канцлеру Меттерниху без труда уговорить его отказаться от каких-либо резких действий. Обратившимся за помощью греческим делегатам был дан холодный ответ сурового содержания: царь выражал свое неудовольствие тем, что греки, дескать, восстали против своего законного правителя – султана, и все свои претензии должны направить не русскому царю, а Махмуду II.
Активная помощь грекам со стороны России была бы крайне нежелательной для другого члена Священного Союза – Австрии, стремящейся перехватить инициативу в Балканской политике. Другим монархам тоже поначалу не было никакого дела до разгорающегося пламени восстания в Греции. Англия и Франция вообще считали расчленение или сильное территориальное ослабление Турции крайне нежелательным и даже недопустимым для своих политических интересов. Грекам пришлось рассчитывать на собственные силы и самим преодолевать созданные ими же проблемы. В январе 1822 г. в Эпидавре была провозглашена первая республиканская конституция, дебаты по содержанию которой быстро переросли в гражданскую войну уже между самими восставшими. Республиканцы воевали с монархистами, сторонники независимости противостояли тем, кто желал широкой автономии в составе Османской империи. Жестокость и беспощадность недавних соратников превосходили по форме, содержанию и мере все то, что происходило в процессе борьбы с турецкими войсками.
Если бы у турок на тот момент было достаточно войск, то им бы не составило труда подавить восстание, однако в это время Турция вела затяжную войну с Персией, и лишних ресурсов, как это бывало в прежние времена, не имела. Лишь в 1824 г., когда греческая междоусобица пошла на спад, султан Махмуд II решился на не очень приятный для себя шаг: он приказал (а фактически попросил) могущественного наместника Египта Мухаммеда Али подавить восстание в Греции. Тем самым Стамбул расписывался в своем бессилии справиться с ситуацией.
В начале 1825 г. сын Мухаммеда Али Ибрагим-Паша высадился на Пелопоннесе и приступил к своим непосредственным обязанностям усмирителя. Египетский корпус сноровисто взялся за дело, захватив у повстанцев ряд ключевых крепостей и частично рассеяв их ряды. Наведение порядка сопровождалось крайне жестокими мерами в отношении мирного населения, так что гул недовольства «общественного мнения» в Англии и Франции стал доходить и до самых глухих правительственных кабинетов. Дело было не только в ворчании вечно недовольных обывателей, искусно отполированном бойкими газетчиками и щедро приправленном для подачи нужным людям. Западные страны имели немалый экономический интерес в торговле с Грецией, и этот фактор был куда более существенным.
В России тоже произошли некоторые изменения: на трон взошел Николай I, не разделявший приверженность своего старшего брата к эфемерным союзам, да еще и с сомнительными членами. Россия вновь начала вести активную внешнюю политику в отношении Балкан и Турции. Дальнейшие события привели к подписанию русско-английского протокола в Петербурге, согласно которому Греция должна была получить широкую автономию. Масштабы греческого кризиса разрастались, стали неизбежными вмешательство России в события на Балканах и очередная русско-турецкая война, хотя еще мало кто мог предположить, на что может решиться оказавшийся в непростой ситуации Махмуд II, чьи перечни внутри- и внешнеполитических проблем соревновались друг с другом по количеству.
Конец янычарского корпуса
На фоне весьма посредственных успехов собственной армии в военных делах султан продолжал настойчивый курс на реформирование вооруженных сил. Главной проблемой, возвышающейся несокрушимым древним утесом на пути бурного потока перемен, являлся славившийся уже не столько воинскими подвигами, сколько широким участием в придворной жизни и буйным нравом, янычарский корпус. В мае 1826 г. султан приказал сформировать новое подразделение численностью около 7500 человек, часть из которых должны были перевести из янычарского корпуса. Формирование новой воинской части вначале происходило спокойно, хотя и без излишнего энтузиазма со стороны янычар. Однако через две недели недовольство переросло в открытый янычарский мятеж, которому суждено было стать последним.
В ночь на 14 июня 1826 г. несогласные с переменами воины начали собираться на плацу возле казарм и бурно выражать свое недовольство, которое превратилось на первом этапе в разграбление близлежащих лавок. Утром протестующих стало гораздо больше, котлы для приготовления пищи были традиционно перевернуты в знак неповиновения. Колонна вышедших из повиновения янычар начала движение по улицам Стамбула, сопровождая свой ход грабежами и поджогами. По пути разорению подвергся дворец великого визиря Селима Мехмеда-паши, которому чудом удалось спастись.
Когда Махмуду II доложили о возникшей ситуации, он находился уже во дворце Топкапы, где заранее были сосредоточены верные ему войска. Султан был готов к подобным событиям и на традиционный мятеж своей строптивой «гвардии» ответил нетрадиционными для его предшественников мерами. У янычар, правда, сначала поинтересовались, каковы их претензии. На это было получено требование выдать всех, кто является инициатором каких-то непонятных реформ. Поскольку главным реформатором являлся сам султан, то требование это никоим образом не могло быть удовлетворено. И вместо дальнейшей дискуссии с увещеваниями и просьбами вернуться к местам постоянной дислокации в ход пошло оружие. Правительственные войска окружили казармы янычар, а когда те закрыли ворота и забаррикадировались, был открыт артиллерийский огонь. Вскоре казармы охватило пламя, и часть восставших вступила в рукопашную схватку с султанскими солдатами, но их сопротивление было быстро подавлено. По свидетельству британского посла Стратфорда Каннинга, весь штурм янычарских казарм продолжался по времени не более получаса.
В результате проведенной операции число сгоревших и погибших мятежников достигало более 6 тыс. человек. Дороги и порты были взяты под контроль, губернаторам провинций дали четкие инструкции, как им поступать в отношении янычарских частей, расквартированных по месту. Всех их приказывалось вывести из занимаемых крепостей и гарнизонов и разоружить. Имущество и снаряжение янычарского корпуса также конфисковалось. После этих принятых незамедлительно после подавленного мятежа мер был обнародован специальный султанский указ, официально упраздняющий корпус янычар. Вскоре был упразднен и орден дервишей Бекташи, тесно связанный с опальными янычарами. Руководителей ордена казнили, немалое имущество в столице и в провинции было конфисковано.
Султан приступил к созданию новой армии. Первым делом началось формирование корпуса «Победоносных солдат Мухаммеда», который должен был насчитывать 12 тыс. пехоты и 5,5 тыс. конницы. Дислоцироваться этот корпус должен был непосредственно в столице, экипирован и вооружен по европейскому образцу. Упразднение янычарского корпуса и ордена Бекташи сопровождалось многочисленными доносами, репрессиями и казнями. В жернова карательных органов попало много чиновников и военных, заподозренных в связях с бунтовщиками. Солидные денежные издержки и щедрые премии наиболее рьяным исполнителям воли султана компенсировались резким увеличением налогов и введением дополнительных поборов, что вызвало резкое недовольство населения. В конце лета 1826 г. в Стамбуле разразилась эпидемия чумы, сопровождаемая частыми пожарами. Всё это не могло не сказаться на силах и возможностях ослабленного государства. Вмешательство иностранных держав, и в первую очередь России, в греческий кризис становилось неизбежным, как и обретавшая все более четкие черты очередная война с Россией.
К войне
Казармы мятежных янычар были снесены до основания, слово «янычар» стало запрещенным. Скептики качали головами, ворча о том, что султан лично уничтожил лучшую часть османской армии. Оптимисты возражали, считая существование сильно распоясавшейся «гвардейской вольницы» в изменившихся условиях лишним, дорогим и опасным анахронизмом. Правоту и тех, и других закономерно подтвердила или опровергла бы война, которая была совсем недалеко и к которой Турция, конечно, не была готова. В октябре 1827 г. состоялось Наваринское сражение, являющееся итогом совместных дипломатических и военных мероприятий России и примкнувших к ней без особого, впрочем, рвения, Англии и Франции. Итогом этой славной победы было уничтожение турецко-египетского флота, эвакуация войск Ибрагима-паши из Греции, ярость Стамбула и крайняя озабоченность Парижа и Лондона. Западным господам как-то расхотелось играть в благородных спасителей Эллады, тем более за счет потенциального союзника в антироссийской политике. Султан Махмуд II сразу решил, кто во всем виноват. Конечно же, это была Россия, старый, набивший оскомину враг. Досадное недоразумение в виде участия в Наваринской баталии кораблей традиционных друзей, благодетелей и советчиков можно было смело списать на происки шайтана.
27 декабря 1827 г. Махмуд II обратился с воззванием к своим подданным. В нем совершенно четко и без каких-либо двусмысленностей указывался виновник практически всех бед, постигших Османскую империю, – Россия, которая вдобавок своей подлостью, золотом и коварством организовала восстание в Греции. Султан призвал всех правоверных быть готовыми к джихаду – священной войне. Правда пока в воззвании не говорилось, против кого конкретно будет направлен джихад. Денег в казне было немного, и Махмуд всерьез рассчитывал на займы у западных держав, несмотря на наваринский инцидент, а пополнив казну, можно было и врага назвать, уже не стесняясь.
Руки России на тот момент были связаны очередной войной с беспокойной Персией, поэтому гневные филиппики турецкого султана против источника всех бед были оставлены без ответа. 10 февраля 1828 г. Персия подписала Туркманчайский трактат о мире, и Петербург получил свободу действий. На Неве не стали ждать очередного наглого и нелепого ультиматума в стиле «отдайте нам Крым и все остальное», и 14 апреля 1828 года император Николай I опубликовал манифест о войне с Турцией.
Проторенной дорогой через Дунай
Петр Христианович Витгенштейн, главнокомандующий русской армией в начале войны
Политическая обстановка в Европе к началу 1828 г. не была благоприятной для активных шагов русской внешней политики. Австрия и Англия заняли позицию недружественного нейтралитета. Неспокойной была обстановка в Царстве Польском, где местные приверженцы реинкарнации Речи Посполитой от моря до моря вели все более активную пропаганду, направленную на отделение от России, готовя почву для вооруженного восстания. Поэтому на западных границах было сосредоточенно большое количество войск. Для боевых действий против Турции были выделены ограниченные силы, сведенные во 2-ю армию и Отдельный Кавказский корпус.
2-я армия, предназначенная для боевых действий на Балканах, была отдана под командование генерал-фельмаршала П. Х. Витгенштейна. Витгенштейн был военачальником, обладавшим солидным боевым опытом, однако мнение о его воинских дарованиях в армейской среде было разным. С одной стороны, своими умелыми действиями в 1812 г. он смог надежно прикрыть петербургское направление, с другой стороны, заслужил большое неудовольствие Кутузова за инертность при Березине, из-за чего не удалось добиться разгрома французских войск. Ему приписывали неудачное участие в сражениях при Лютцене и Бауцене во время кампании 1813 года, приведшей к ссоре с генералом Милорадовичем. Тем не менее Витгенштейн пользовался расположением Николая I, который пожаловал ему чин генерал-фельдмаршала в 1826 году.
Перед войной русская 2-я армия состояла из трех пехотных корпусов, одного резервного кавалерийского корпуса, двух пионерных бригад и целого ряда более мелких вспомогательных подразделений. С началом боевых действий в состав армии были введены два осадных артиллерийских парка. Всего силы 2-й армии насчитывали 75 тыс. пехоты, около 29 тыс. конницы, 396 полевых и 44 осадных орудия. Основным вооружением пехоты являлось гладкоствольное ружье образца 1808 года и пистолет образца 1809-го. Ружья были дульнозарядными с кремнёвым замком и обеспечивали поражение на дистанции чуть более 200 м при скорострельности один выстрел в минуту.
Война застала турецкую армию на стадии реформирования. С досадными пережитками прошлого в лице янычарского корпуса было покончено, и вооруженные силы Османской империи теперь создавались практически заново – по образцу военной системы Западной Европы. Теперь они комплектовались на основе всеобщей воинской повинности, что было крайне не популярно среди мусульманского населения, не понимающего, для чего надо служить, когда нет войны. К началу боевых действия Махмуду II удалось сформировать армию численностью около 80 тыс. человек. Регулярная пехота была сведена в 33 полка трехбатальонного состава по 500 человек в каждом батальоне. Каждый полк имел в своем составе артиллерийскую роту в 120 человек при 10 орудиях. Численность пехоты, включая два гвардейских полка, достигала около 60 тыс. человек.
Турецкая армия традиционно имела многочисленную кавалерию. Во-первых, это около 10 тыс. сипахов, почти такого же пережитка старины, как и янычары. Во-вторых, 4 полка регулярной кавалерии 6-эскадронного состава, что давало еще 3,5 тыс. всадников. Имелось также некоторое количество иррегулярной кавалерии. Турецкая конница отличалась выносливостью и стремительностью в атаке, однако страдала традиционными для армии Османской империи недостатками: плохой организованностью и полным отрицанием строя.
Полевая артиллерия к концу 1827 года насчитывала 60 орудий пешей и 40 – конной артиллерии. Качество самих орудий и отлитых для них ядер оставляло желать лучшего, кроме того имелся дефицит транспортных средств – для перевозки орудий использовались даже волы. Некоторое количество артиллерийских рот было сформировано уже в ходе войны, но на всем протяжении кампании турки испытывали недостаток в полевой артиллерии. Подготовка расчетов была низкой, материальная часть – разнотипной и разнокалиберной: встречались даже трофейные русские орудия, являвшиеся большой ценностью. Наиболее многочисленной была турецкая крепостная артиллерия, насчитывающая 1700 орудий. Этот конгломерат состоял из самых различных изделий, многие из которых помнили времена Яна Собеского, а некоторые вообще начали свою службу при Сулеймане Великолепном. Турецкие крепости располагали большим количеством пушек, например, на укреплениях Силистрии насчитывалось 253 орудия, а Браилова – 278.
Вооружение пехоты было весьма разномастным и далеким от какого-либо подобия унификации. Стрелковое вооружение закупалось в разных странах: в Англии, Франции и германских государствах.
Русский Черноморский флот также готовился к войне. К ее началу в его состав входило 8 линейных кораблей, 5 фрегатов и некоторое количество кораблей других рангов. Среди линкоров имелось два 110-пушечных («Император Франц» и «Париж»), один 80-пушечный и пять 74-пушечных. Фрегаты несли на своих деках от 48 до 60 орудий. Имелись также старые корабли, не выходившие уже в море и использовавшиеся как брандвахты. Это были 110-пушечный «Двенадцать Апостолов» и 32-орудийный фрегат «Спешный». Бомбардирских судов специальной постройки у флота не было, однако командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. С. Грейг в 1826 г. сумел убедить Николая I дать разрешение на переоборудование в бомбардирские суда четыре транспорта: «Успех», «Опыт», «Подобный» и «Соперник». На них были установлены по одной трехпудовой мортире, два полупудовых единорога и 4 трехфунтовых фальконета. В распоряжении Черноморского флота имелись также три колесных парохода: «Метеор», «Везувий» и «Молния». С налом войны их использовали в качестве транспортов и буксировщиков.
Главной задачей, поставленной перед флотом, являлось содействие русской армии на Балканах. А также борьба с турецким судоходством и поддержка сухопутных войск на Кавказе. В сложившейся ситуации штаб Черноморского флота считал выход главных сил противника из Босфора с целью генерального сражения маловероятным.
Но не только Черное море стало ареной боевых действий. На Средиземноморье к началу войны продолжала оставаться эскадра вице-адмирала Гейдена. К моменту эскалации конфликта русские корабли находились в Ла-Валетте на Мальте. В случае начала войны Гейдену предписывалось идти в Архипелаг и в случае прорыва английской эскадры через Дарданеллы к Стамбулу с целью заставить султана Махмуда II принять условия Лондонского трактата принять в этом участие. В ведомстве Карла Васильевича Нессельроде почему-то считали, что «партнеры» и дальше будут действовать в рамках соглашений и не подведут. Однако «партнеры» придерживались вольной трактовки практически любых заключаемых с ними договоров – Гейдену весьма скоро сообщили о крайней нежелательности нахождения его эскадры на Мальте.
Логин Петрович Гейден
Для нового места базирования был избран остров Парос, где в свое время граф Орлов устроил русское адмиралтейство. Остров имел удобную бухту, хорошо подходящую для стоянки. С началом войны у Гейдена под командованием оставались только три линейных корабля и три фрегата. Сильно поврежденный в Наваринском сражении линейный корабль «Гангут» был отправлен на Балтику – для ремонта. Туда же ушел фрегат «Проворный», пострадавший от столкновения с кораблем «Александр Невский». Для усиления русских сил на Средиземном море в начале 1828 г. с Балтики были отправлены 4 брига. В июне того же года пришел черед более солидного подкрепления в лице эскадры контр-адмирала П. И. Рикорда, состоявшей из четырех линейных кораблей (трех 74-пушечных и одного 64-пушечного) и четырех 50-пушечных фрегатов и 4 бригов. Рикорд объединил свои силы с Гейденом в конце сентября 1828 г.
Таким образом, Черноморские проливы вместе со столицей Османской империи и прятавшимся тут же турецким флотом были взяты в два огня. С одной стороны оперировал Черноморский флот, с другой – блокаду Дарданелл осуществляла эскадра Гейдена.
Для России очередная война с Турцией не являлась неожиданным событием – ужесточение курса в отношении греческого кризиса рано или поздно привело бы к силовому разрешению возникшей ситуации. Явная пассивность западных держав, дипломатические ведомства которых просто ужаснулись результатами действий союзных эскадр при Наварине, не оставляла для России альтернативы в очередной раз взвалить на себя тяжелую и неблагодарную ношу. В произошедшей войне русские войска впервые со времен древнерусских князей дошли практически до столицы Османской империи. Однако не всё так удачно сложилось на полях войны дипломатической. «И нашу рать перед Стамбулом» остановил вовсе не романтический старый Олегов щит.
Информация