Блистательная победа русского оружия при Гросс-Егерсдорфе
Расположение войск. Силы сторон
14 (25) — 16 (27) августа 1757 года армия Апраксина переправилась на левый берег реки Прегель юго-западнее Норкитена и расположилась лагерем между реками Прегель и Ауксина. Позиция была удобной, надёжно защищённая естественными препятствиями: с севера — Прегелем, с востока — Ауксиной, с юга и запада — лесом. Из лагеря было лишь три выхода по небольшим прогалинам и полянам. Пехота располагалась в лагере вытянутой линией, правый фланг — у селения Вейнотен, центр — у села Даупелькен, а левый фланг примыкал к Ауксине близ замка Шлосберг. Конница находилась перед флангами, на правом — перед селом Вейнотен, на левом — на другом берегу Ауксины, у села Зитенфельде (Ворпилен). Наиболее открытым был левый фланг, в то время, как центр был закрыт труднопроходимым густым лесом, а доступ к правому флангу затруднялся прудами и болотами, между которыми находились лишь узкие проходы. Места были лесистые и болотистые, в целом обычные для русских.
На этой позиции Апраксин простоял до 29 августа. При этом он умудрился за это время не произвести ни разведки местности, и не знал ни местонахождения, ни действий противника. Хотя располагал многотысячной массой иррегулярной кавалерии (казаки, калмыки), которая, по сути, и должна была решать задачу дальней разведки и передового охранения. Опытный прусский полководец Левальд не был таким расслабленным и выслал несколько небольших отрядов, которые столкнулись с передовыми русскими частями. Прусский главнокомандующий выслал и один крупный отряд — кавалерию во главе с генералом Шорлемером. Правда, прусская разведка не смогла выявить все русские силы. Так, Шорлемеру не удалось рассмотреть левый фланг русской армии у Зитенфельде. А Апраксин 29 августа выдвинул к Зитенфельде авангард под началом генерал-поручика Ливена и 2-ю дивизию генерал-аншефа Лопухина. Таким образом, получилось так, что обе армии вступили 19 (30) августа 1757 года в сражение, не имея полных сведений о расположении и силах противника.
Накануне сражения в составе прусской армии Левальда находились 22 батальона пехоты и 50 эскадронов кавалерии, всего 25-28 тыс. человек. Прусская артиллерия состояла из 35 полевых и 20 тяжёлых орудий. Под началом Апраксина были 89 батальонов, 40 гренадерских рот, 46 эскадронов регулярной и 119 сотен нерегулярной конницы, всего приблизительно 55 тыс. человек. Русская артиллерия включала в себя 154 полковых и 79 полевых орудий, а также 30 «секретных» шуваловских гаубиц («единороги»). «Единорог» был изобретён в 1757 году русским артиллеристом М. В. Даниловым совместно с С. А. Мартыновым и поставлен на вооружение графом П. И. Шуваловым. Своим названием орудие обязано фамильному шуваловскому гербу — изображению фантастического зверя-единорога. «Единорог» был универсальным оружием: он был короче обычных пушек и длиннее мортир. При этом шуваловские «единороги» стреляли бомбами, как мортиры, превосходя последних по дальности в два раза, и ядрами и картечью, как пушки. В отличие от обычной пушки, «единороги» имели меньшую массу, большую скорострельность, большую мощность заряда и могли стрелять по навесной траектории.
Правда, превосходство русской в живой силе и артиллерии не удалось использовать из-за условий местности, характера самого сражения и ошибок русского главнокомандующего. Поэтому в бою участвовала только часть русской армии.
Сражение
Из-за того, что главнокомандующий не организовал разведку, сражение для русских войск началось неожиданно. Апраксин, не подозревая о близости главных сил врага, приказал утром 30 августа выступить, по одной версии — на Алленбург, по другой — чтобы дать пруссакам сражение на открытой местности за Гросс-Егерсдорфом. Внезапно для себя русские войска, пробиравшиеся через поляны и прогалины защищавшего их до этого лесного массива, оказались при выходе из леса лицом к лицу с идущими в наступление пруссаками. Прусская армия была в боевом порядке, готовая к сражению.
Эффект неожиданности был полным. Апраксин всё объяснял утренним туманом, но как можно было на войне обходиться без передовых и фланговых охранений? Однако, дозоров впереди не было. Русская армия в самом начале оказалась в сложном положении: на узких лесных тропинках, забитых повозками, артиллерией. Начался хаос, подходившие сзади части увеличивали тесноту, сутолоку и замешательство. Стоит отметить, что и для пруссаков появление русских войск на их пути было неожиданным. План Левальда предусматривал атаку русского лагеря, в том виде, в каком он представляется ему по результатам рекогносцировок, а не походных колонн противника. Ночью прусская армия покинула лагерь и в четвертом часу утра выстроилась возле Гросс-Егерсдорфа для наступления: в центре 2 эшелона пехоты (10 и 8 батальонов), по два батальона пехоты и кавалерия на каждом фланге, перед каждым из флангов — по три батареи, каждая из 6 орудий. В 4 часа прусская пехота пошла в наступление. Одновременно переходит в атаку и кавалерия на обоих флангах.
В результате прусская армия, заранее построенная в боевые линии, получила организационное и огневое превосходство. Не удивительно, сначала пруссаки начали теснить наши войска. Сначала кавалерия принца Голштинского предприняла стремительную атаку по русскому авангарду. 2-й Московский полк, попавший под главный удар, сражался стойко, атаку выдержал. Апраксин запаниковал, и перестал руководить войсками. 30 прусских эскадронов Шорлемера опрокидывают кавалерию на правом фланге русских и заходят в тыл русской пехоте у Вейнотена. Конница принца Голштинского атакует калмыков и казаков на крайнем левом фланге русских и вынуждает их отступить под защиту русских пушек, вскоре, однако, атака её отбита соединёнными усилиями русской пехоты и регулярной кавалерии.
Но исход битвы решило сражение в центре. Главный удар прусской армии пришелся по 2-й дивизии генерала В. А. Лопухина, которая не успела закончить построение. Лопухин был храбрым командиром, который дрался с турками и шведами под началом таких известных полководцев как Миних и Ласси. Он не дрогнул, принял удар врага. 2-я дивизия не могла самостоятельно отразить удар прусской армии, но выиграла время для других войск. Лопухин воодушевил своих солдат. Так, инициатива, решительность и храбрость отдельных командиров стала исправлять ошибки командования. Дивизия понесла тяжелые потери, но проявила стойкость и не отступила. Лопухин был тяжело ранен, но остался со своими солдатами.
В реляции Апраксина было отмечено: «Главная наша потеря в том состоит, что командовавший нашим левым крылом храбрый генерал Василий Абрамович Лопухин убит, но своею неустрашимою храбростью много способствовал одержанию победы, толь славно жизнь свою скончал, что почтение к своим добродетелям тем ещё вящше умножил. Позвольте, всемилостивейшая государыня, что я, упоминая о нем, не могу от слез воздержаться: он до последнего дыхания сохранил мужество и к службе Вашего императорского величества прямое усердие. Быв вдруг тремя пулями весьма тяжко ранен, однако же, сохраняя остатки жизни, спрашивал только: гонят ли неприятеля и здоров ли фельдмаршал? И как ему то и другое уверено, то последние его были слова: теперь умираю спокойно, отдав мой долг всемилостивейшей государыне».
В том же духе писал и другой участник битвы князь А. А. Прозоровский: ««Но за всем тем солдаты не бежали и, будучи уже в расстройке, не преставали стрелять. А особливо побуждены бывши к сему примерною храбростию дивизионного своего командира Лопухина, который взял свое место при Втором Гранодерском полку, удержал фланг онаго и тем все полки остановил. Сей отменного духа начальник, получая в сражении раны, присутствовал до тех пор, покуда ранен будучи сквозь желудок, отведен в сторону. От которой раны чрез несколько часов и жизнь прекратил с духом усердного патриота и храброго человека, ибо, лежа в своем экипаже спросил? «Побежден ли неприятель?», и, как сказали: «Побежден», то отвечал: «Таперь с покоем я умираю», что чрез полчаса и последовало. Действие сие и слово достойны древних времен героев. Таким образом мужество одного начальника может привлечь на свою сторону победу!»
Стоит отметить, что подвиг Лопухина был отмечен орденами Св. Александра Невского и Св. Анны, золотой шпагой «За храбрость» с бриллиантами. Народные песни о генерале В. А. Лопухине стали наиболее многочисленными среди песен о Семилетней войне и в дальнейшем были очень популярны в армии во время Отечественной войны 1812 года.
За место, где пал Лопухин разгорелась ожесточенная схватка. Пруссаки захватили израненного русского генерала. Но затем он был отбит своими солдатами и умер у них на руках. Повторную атаку на том же направлении русские не смогли сдержать и оказались прижаты к лесу, где их расстреливала прусская артиллерия. Правда, и прусские войска несли тяжелые потери от огня русских орудий. Шуваловские гаубицы производили в рядах наступающих особо жестокие опустошения. Неоднократно бой на краю леса переходит в рукопашную.
Нашим войскам в центре грозил полный разгром, но тут в дело вступила бригада генерала П. А. Румянцева (будущий граф Задунайский, один из самых прославленных русских полководцев), которая и решила исход битвы. Румянцев находился в Норкиттенском лесу с пехотным резервом. Он видел стремление своих солдат помочь товарищам, сам стремился вмешаться в сражение, но так и не дождался необходимого приказа со стороны Апраксина. В итоге Румянцев проявил инициативу и повел свои полки на помощь истекающей кровью 2-й дивизии. Участник похода русской армии в Пруссию Андрей Болотов писал: «Проход им был весьма труден: густота леса так была велика, что с нуждою и одному человеку продраться было можно. Однако ничто не могло остановить ревности их и усердия. Два полка, Третий гренадерский и Новгородский, бросив свои пушки, бросив и ящики патронные, увидев, что они им только остановку делают, а провезть их не можно, бросились одни и сквозь густейший лес, на голос погибающих и вопиющих, пролезать начали. И, по счастию, удалось им выттить в самонужнейшее место, а именно в то, где Нарвский и Второй гренадерский полки совсем уже почти разбиты были и где опасность была больше, нежели в других местах. Приход их был самый благовременный».
Продравшись сквозь лесные заросли, бригада Румянцева нанесла неожиданный удар во фланг и тыл пехоте Левальда. Пруссаки не выдержали русской штыковой атаки и начали пятиться. Это позволило русскому центру оправиться, построиться и перейти в контратаку. В рядах первого эшелона пруссаков возникает замешательство, передающееся и второму эшелону. Дрогнув, прусские батальоны начинают отход.
Болотов: «Нельзя изобразить той радости, с какою смотрели сражающиеся на сию помощь, к ним идущую, и с каким восхищением вопияли они к ним, поспешать их побуждая. Тогда переменилось тут все прежде бывшее. Свежие сии полки не стали долго медлить, но, давши залп и подняв военный вопль, бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену. Неприятели дрогнули, подались несколько назад, хотели построиться получше, но некогда уже было. Наши сели им на шею и не давали им времени ни минуты. Тогда прежняя прусская храбрость обратилась в трусость, и в сем месте, недолго медля, обратились они назад и стали искать спасения в ретираде. Сие устрашило прочие их войска, а ободрило наши. Они начали уже повсюду мало-помалу колебаться, а у нас начался огонь сильнее прежнего. Одним словом, не прошло четверти часа, как пруссаки во всех местах сперва было порядочно ретироваться начали, но потом, как скоты, без всякого порядка и строя побежали».
На флангах наши войска также побеждали. На левом фланге отличились донские казаки. Ложным отступлением они подвели прусскую конницу под огонь пехоты и артиллерии, а затем также перешли в контратаку. Вторая атака конницы принца Голштинского отбита, как и первая. Свежие части из резерва 3-й дивизии атаковали на правом фланге кавалерию Шорлемера, тот вынужден с потерями отступить. Только левый фланг пруссаков, прикрываемый кавалерией Шорлемера, отступил в полном порядке. Остальные войска прусской армии бежали в беспорядке и даже панике, их затем пришлось долго собирать.
Итоги
Таким образом, первая решительная битва русской и прусской армий завершилась победой наших войск. Битва началась с того, что центр русской армии (дивизия В. А. Лопухина) был атакован превосходящими силами противника. Апраксин не наладил разведку и не знал о подходе главных сил противника. Несмотря на отсутствие всякого руководства со стороны растерявшегося Апраксина, русские войска, благодаря мужеству солдат и инициативе отдельных командиров, героически отбивали атаки противника. Ввод в бой свежей бригады П. А. Румянцева, который бросил резерв напролом через лес и в штыки, привел к перелому в ходе сражения, которое закончилось первым серьёзным поражением пруссаков от русских войск.
Потери русской армии — 5,4 тыс. человек, прусской — 5 тыс. человек, 29 орудий (Советская историческая энциклопедия). По данным военного историк А. Керсновского: наши потери до 6 тыс. человек, прусские — около 4 тыс. человек (История русской армии).
Первая серьёзная победа над прусской армией значительно подняла русский боевой дух. По свидетельству бывших в армии Апраксина иностранных военных (в частности, австрийского барона Андрэ), такой жестокой битвы еще не бывало в Европе. Опыт Грос-Егерсдорфа показал, что прусская армия не любит ближнего штыкового боя, в котором русский солдат показывает высокие боевые качества. Историк А. Керсновский отмечал: «Эта первая победа имела самое благотворное влияние на войска, показав им, что пруссак не хуже шведа и турка бежит от русского штыка». Заставило это сражение задумать и прусское командование. «Русские варвары», при этом при бездарном главнокомандующем, разбили передовую и образцовую в то время в Западной Европе прусскую армию.
Левальд отступил на правый берег Прегеля, открыв дорогу на Кёнигсберг. Однако Апраксин не использовал победу, чтобы развить успех преследованием разбитого противника, не дать ему восстановить и перегруппировать силы, организовать оборону. 7 (17) сентября Апраксин внезапно отходит на другой берег Прегеля и начинает поспешное, как если бы это он потерпел тяжелое поражение, отступление к Неману. Оправившиеся пруссаки, узнав об отходе русских с опозданием на неделю, начали преследование и вышли к своей границе.
Это было вызвано тем, что императрица Елизавета Петровна тяжело болела, ждали, что она умрёт. В итоге активизировались сторонники царевича Петра Фёдоровича. Апраксин действовал в интересах придворной партии, ориентировавшейся на наследника Петра Федоровича, который был фанатом прусских порядков, прусского короля и выступал против войны с Пруссией. Кроме того, в русской армии началась эпидемия оспы, которая произвела огромное опустошение в рядах армии. Так, в 1757 г. от болезней погибло в 8,5 раза больше солдат, чем на полях сражений.
Сам Апраксин оправдывал отступление хозяйственными причинами, нехваткой продовольствия, изнурением войск и приближением зимы: «Суровость времени и недостаток в здешней земле провианта и фуража, равно как изнуренная совсем кавалерия и изнемогшая пехота, суть важнейшими причинами, кои меня побудили, для соблюдения вверенной мне армии, принять резолюцию чрез реку Неман перебраться и к своим границам приближиться. Сие самое препятствием было над побежденным неприятелем дальнейшие прогрессы производить. … нашед … многие главнейшие и человеческим разумом непреодолимые препятствия от рановременных по здешнему климату ненастей и морозов и не могучи воли Божией противиться, с наичувствительнейшим моим и всего генералитета сокрушением, не в сходство высочайшую вашего величества намерения и в противность нашего искреннейшего желания поступить и сие к границам приближение за лучший к соблюдению армии способ тем паче избрать принужден был, что, удержав Тильзит и реку Неман, також, расположа армию в сей завоеванной Пруссии, так от недостатка провианта и фуража, как и от разделения по частям армии для сбережения завоеванных мест конечная погибель всему войску нанесена была б».
В итоге кампания 1757 года окончилась безрезультатно. Новую кампанию пришлось начинать сначала. Когда Елизавета Петровна выздоровела, то 16 октября 1757 года генерал-фельдмаршал Апраксин был снят с должности главнокомандующего, отозван в Петербург и арестован. В 1758 году он умер в заключении. Вместо Апраксина главнокомандующим был назначен генерал Фермор — хороший администратор, заботившийся о людях (Суворов вспоминал о нём как о «втором отце»). Но с другой стороны, нерешительный полководец. Фермор занялся устройством войск и налаживанием хозяйства.
14 (25) — 16 (27) августа 1757 года армия Апраксина переправилась на левый берег реки Прегель юго-западнее Норкитена и расположилась лагерем между реками Прегель и Ауксина. Позиция была удобной, надёжно защищённая естественными препятствиями: с севера — Прегелем, с востока — Ауксиной, с юга и запада — лесом. Из лагеря было лишь три выхода по небольшим прогалинам и полянам. Пехота располагалась в лагере вытянутой линией, правый фланг — у селения Вейнотен, центр — у села Даупелькен, а левый фланг примыкал к Ауксине близ замка Шлосберг. Конница находилась перед флангами, на правом — перед селом Вейнотен, на левом — на другом берегу Ауксины, у села Зитенфельде (Ворпилен). Наиболее открытым был левый фланг, в то время, как центр был закрыт труднопроходимым густым лесом, а доступ к правому флангу затруднялся прудами и болотами, между которыми находились лишь узкие проходы. Места были лесистые и болотистые, в целом обычные для русских.
На этой позиции Апраксин простоял до 29 августа. При этом он умудрился за это время не произвести ни разведки местности, и не знал ни местонахождения, ни действий противника. Хотя располагал многотысячной массой иррегулярной кавалерии (казаки, калмыки), которая, по сути, и должна была решать задачу дальней разведки и передового охранения. Опытный прусский полководец Левальд не был таким расслабленным и выслал несколько небольших отрядов, которые столкнулись с передовыми русскими частями. Прусский главнокомандующий выслал и один крупный отряд — кавалерию во главе с генералом Шорлемером. Правда, прусская разведка не смогла выявить все русские силы. Так, Шорлемеру не удалось рассмотреть левый фланг русской армии у Зитенфельде. А Апраксин 29 августа выдвинул к Зитенфельде авангард под началом генерал-поручика Ливена и 2-ю дивизию генерал-аншефа Лопухина. Таким образом, получилось так, что обе армии вступили 19 (30) августа 1757 года в сражение, не имея полных сведений о расположении и силах противника.
Накануне сражения в составе прусской армии Левальда находились 22 батальона пехоты и 50 эскадронов кавалерии, всего 25-28 тыс. человек. Прусская артиллерия состояла из 35 полевых и 20 тяжёлых орудий. Под началом Апраксина были 89 батальонов, 40 гренадерских рот, 46 эскадронов регулярной и 119 сотен нерегулярной конницы, всего приблизительно 55 тыс. человек. Русская артиллерия включала в себя 154 полковых и 79 полевых орудий, а также 30 «секретных» шуваловских гаубиц («единороги»). «Единорог» был изобретён в 1757 году русским артиллеристом М. В. Даниловым совместно с С. А. Мартыновым и поставлен на вооружение графом П. И. Шуваловым. Своим названием орудие обязано фамильному шуваловскому гербу — изображению фантастического зверя-единорога. «Единорог» был универсальным оружием: он был короче обычных пушек и длиннее мортир. При этом шуваловские «единороги» стреляли бомбами, как мортиры, превосходя последних по дальности в два раза, и ядрами и картечью, как пушки. В отличие от обычной пушки, «единороги» имели меньшую массу, большую скорострельность, большую мощность заряда и могли стрелять по навесной траектории.
Правда, превосходство русской в живой силе и артиллерии не удалось использовать из-за условий местности, характера самого сражения и ошибок русского главнокомандующего. Поэтому в бою участвовала только часть русской армии.
Сражение
Из-за того, что главнокомандующий не организовал разведку, сражение для русских войск началось неожиданно. Апраксин, не подозревая о близости главных сил врага, приказал утром 30 августа выступить, по одной версии — на Алленбург, по другой — чтобы дать пруссакам сражение на открытой местности за Гросс-Егерсдорфом. Внезапно для себя русские войска, пробиравшиеся через поляны и прогалины защищавшего их до этого лесного массива, оказались при выходе из леса лицом к лицу с идущими в наступление пруссаками. Прусская армия была в боевом порядке, готовая к сражению.
Эффект неожиданности был полным. Апраксин всё объяснял утренним туманом, но как можно было на войне обходиться без передовых и фланговых охранений? Однако, дозоров впереди не было. Русская армия в самом начале оказалась в сложном положении: на узких лесных тропинках, забитых повозками, артиллерией. Начался хаос, подходившие сзади части увеличивали тесноту, сутолоку и замешательство. Стоит отметить, что и для пруссаков появление русских войск на их пути было неожиданным. План Левальда предусматривал атаку русского лагеря, в том виде, в каком он представляется ему по результатам рекогносцировок, а не походных колонн противника. Ночью прусская армия покинула лагерь и в четвертом часу утра выстроилась возле Гросс-Егерсдорфа для наступления: в центре 2 эшелона пехоты (10 и 8 батальонов), по два батальона пехоты и кавалерия на каждом фланге, перед каждым из флангов — по три батареи, каждая из 6 орудий. В 4 часа прусская пехота пошла в наступление. Одновременно переходит в атаку и кавалерия на обоих флангах.
В результате прусская армия, заранее построенная в боевые линии, получила организационное и огневое превосходство. Не удивительно, сначала пруссаки начали теснить наши войска. Сначала кавалерия принца Голштинского предприняла стремительную атаку по русскому авангарду. 2-й Московский полк, попавший под главный удар, сражался стойко, атаку выдержал. Апраксин запаниковал, и перестал руководить войсками. 30 прусских эскадронов Шорлемера опрокидывают кавалерию на правом фланге русских и заходят в тыл русской пехоте у Вейнотена. Конница принца Голштинского атакует калмыков и казаков на крайнем левом фланге русских и вынуждает их отступить под защиту русских пушек, вскоре, однако, атака её отбита соединёнными усилиями русской пехоты и регулярной кавалерии.
Но исход битвы решило сражение в центре. Главный удар прусской армии пришелся по 2-й дивизии генерала В. А. Лопухина, которая не успела закончить построение. Лопухин был храбрым командиром, который дрался с турками и шведами под началом таких известных полководцев как Миних и Ласси. Он не дрогнул, принял удар врага. 2-я дивизия не могла самостоятельно отразить удар прусской армии, но выиграла время для других войск. Лопухин воодушевил своих солдат. Так, инициатива, решительность и храбрость отдельных командиров стала исправлять ошибки командования. Дивизия понесла тяжелые потери, но проявила стойкость и не отступила. Лопухин был тяжело ранен, но остался со своими солдатами.
В реляции Апраксина было отмечено: «Главная наша потеря в том состоит, что командовавший нашим левым крылом храбрый генерал Василий Абрамович Лопухин убит, но своею неустрашимою храбростью много способствовал одержанию победы, толь славно жизнь свою скончал, что почтение к своим добродетелям тем ещё вящше умножил. Позвольте, всемилостивейшая государыня, что я, упоминая о нем, не могу от слез воздержаться: он до последнего дыхания сохранил мужество и к службе Вашего императорского величества прямое усердие. Быв вдруг тремя пулями весьма тяжко ранен, однако же, сохраняя остатки жизни, спрашивал только: гонят ли неприятеля и здоров ли фельдмаршал? И как ему то и другое уверено, то последние его были слова: теперь умираю спокойно, отдав мой долг всемилостивейшей государыне».
В том же духе писал и другой участник битвы князь А. А. Прозоровский: ««Но за всем тем солдаты не бежали и, будучи уже в расстройке, не преставали стрелять. А особливо побуждены бывши к сему примерною храбростию дивизионного своего командира Лопухина, который взял свое место при Втором Гранодерском полку, удержал фланг онаго и тем все полки остановил. Сей отменного духа начальник, получая в сражении раны, присутствовал до тех пор, покуда ранен будучи сквозь желудок, отведен в сторону. От которой раны чрез несколько часов и жизнь прекратил с духом усердного патриота и храброго человека, ибо, лежа в своем экипаже спросил? «Побежден ли неприятель?», и, как сказали: «Побежден», то отвечал: «Таперь с покоем я умираю», что чрез полчаса и последовало. Действие сие и слово достойны древних времен героев. Таким образом мужество одного начальника может привлечь на свою сторону победу!»
Стоит отметить, что подвиг Лопухина был отмечен орденами Св. Александра Невского и Св. Анны, золотой шпагой «За храбрость» с бриллиантами. Народные песни о генерале В. А. Лопухине стали наиболее многочисленными среди песен о Семилетней войне и в дальнейшем были очень популярны в армии во время Отечественной войны 1812 года.
За место, где пал Лопухин разгорелась ожесточенная схватка. Пруссаки захватили израненного русского генерала. Но затем он был отбит своими солдатами и умер у них на руках. Повторную атаку на том же направлении русские не смогли сдержать и оказались прижаты к лесу, где их расстреливала прусская артиллерия. Правда, и прусские войска несли тяжелые потери от огня русских орудий. Шуваловские гаубицы производили в рядах наступающих особо жестокие опустошения. Неоднократно бой на краю леса переходит в рукопашную.
Нашим войскам в центре грозил полный разгром, но тут в дело вступила бригада генерала П. А. Румянцева (будущий граф Задунайский, один из самых прославленных русских полководцев), которая и решила исход битвы. Румянцев находился в Норкиттенском лесу с пехотным резервом. Он видел стремление своих солдат помочь товарищам, сам стремился вмешаться в сражение, но так и не дождался необходимого приказа со стороны Апраксина. В итоге Румянцев проявил инициативу и повел свои полки на помощь истекающей кровью 2-й дивизии. Участник похода русской армии в Пруссию Андрей Болотов писал: «Проход им был весьма труден: густота леса так была велика, что с нуждою и одному человеку продраться было можно. Однако ничто не могло остановить ревности их и усердия. Два полка, Третий гренадерский и Новгородский, бросив свои пушки, бросив и ящики патронные, увидев, что они им только остановку делают, а провезть их не можно, бросились одни и сквозь густейший лес, на голос погибающих и вопиющих, пролезать начали. И, по счастию, удалось им выттить в самонужнейшее место, а именно в то, где Нарвский и Второй гренадерский полки совсем уже почти разбиты были и где опасность была больше, нежели в других местах. Приход их был самый благовременный».
Продравшись сквозь лесные заросли, бригада Румянцева нанесла неожиданный удар во фланг и тыл пехоте Левальда. Пруссаки не выдержали русской штыковой атаки и начали пятиться. Это позволило русскому центру оправиться, построиться и перейти в контратаку. В рядах первого эшелона пруссаков возникает замешательство, передающееся и второму эшелону. Дрогнув, прусские батальоны начинают отход.
Болотов: «Нельзя изобразить той радости, с какою смотрели сражающиеся на сию помощь, к ним идущую, и с каким восхищением вопияли они к ним, поспешать их побуждая. Тогда переменилось тут все прежде бывшее. Свежие сии полки не стали долго медлить, но, давши залп и подняв военный вопль, бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену. Неприятели дрогнули, подались несколько назад, хотели построиться получше, но некогда уже было. Наши сели им на шею и не давали им времени ни минуты. Тогда прежняя прусская храбрость обратилась в трусость, и в сем месте, недолго медля, обратились они назад и стали искать спасения в ретираде. Сие устрашило прочие их войска, а ободрило наши. Они начали уже повсюду мало-помалу колебаться, а у нас начался огонь сильнее прежнего. Одним словом, не прошло четверти часа, как пруссаки во всех местах сперва было порядочно ретироваться начали, но потом, как скоты, без всякого порядка и строя побежали».
На флангах наши войска также побеждали. На левом фланге отличились донские казаки. Ложным отступлением они подвели прусскую конницу под огонь пехоты и артиллерии, а затем также перешли в контратаку. Вторая атака конницы принца Голштинского отбита, как и первая. Свежие части из резерва 3-й дивизии атаковали на правом фланге кавалерию Шорлемера, тот вынужден с потерями отступить. Только левый фланг пруссаков, прикрываемый кавалерией Шорлемера, отступил в полном порядке. Остальные войска прусской армии бежали в беспорядке и даже панике, их затем пришлось долго собирать.
Итоги
Таким образом, первая решительная битва русской и прусской армий завершилась победой наших войск. Битва началась с того, что центр русской армии (дивизия В. А. Лопухина) был атакован превосходящими силами противника. Апраксин не наладил разведку и не знал о подходе главных сил противника. Несмотря на отсутствие всякого руководства со стороны растерявшегося Апраксина, русские войска, благодаря мужеству солдат и инициативе отдельных командиров, героически отбивали атаки противника. Ввод в бой свежей бригады П. А. Румянцева, который бросил резерв напролом через лес и в штыки, привел к перелому в ходе сражения, которое закончилось первым серьёзным поражением пруссаков от русских войск.
Потери русской армии — 5,4 тыс. человек, прусской — 5 тыс. человек, 29 орудий (Советская историческая энциклопедия). По данным военного историк А. Керсновского: наши потери до 6 тыс. человек, прусские — около 4 тыс. человек (История русской армии).
Первая серьёзная победа над прусской армией значительно подняла русский боевой дух. По свидетельству бывших в армии Апраксина иностранных военных (в частности, австрийского барона Андрэ), такой жестокой битвы еще не бывало в Европе. Опыт Грос-Егерсдорфа показал, что прусская армия не любит ближнего штыкового боя, в котором русский солдат показывает высокие боевые качества. Историк А. Керсновский отмечал: «Эта первая победа имела самое благотворное влияние на войска, показав им, что пруссак не хуже шведа и турка бежит от русского штыка». Заставило это сражение задумать и прусское командование. «Русские варвары», при этом при бездарном главнокомандующем, разбили передовую и образцовую в то время в Западной Европе прусскую армию.
Левальд отступил на правый берег Прегеля, открыв дорогу на Кёнигсберг. Однако Апраксин не использовал победу, чтобы развить успех преследованием разбитого противника, не дать ему восстановить и перегруппировать силы, организовать оборону. 7 (17) сентября Апраксин внезапно отходит на другой берег Прегеля и начинает поспешное, как если бы это он потерпел тяжелое поражение, отступление к Неману. Оправившиеся пруссаки, узнав об отходе русских с опозданием на неделю, начали преследование и вышли к своей границе.
Это было вызвано тем, что императрица Елизавета Петровна тяжело болела, ждали, что она умрёт. В итоге активизировались сторонники царевича Петра Фёдоровича. Апраксин действовал в интересах придворной партии, ориентировавшейся на наследника Петра Федоровича, который был фанатом прусских порядков, прусского короля и выступал против войны с Пруссией. Кроме того, в русской армии началась эпидемия оспы, которая произвела огромное опустошение в рядах армии. Так, в 1757 г. от болезней погибло в 8,5 раза больше солдат, чем на полях сражений.
Сам Апраксин оправдывал отступление хозяйственными причинами, нехваткой продовольствия, изнурением войск и приближением зимы: «Суровость времени и недостаток в здешней земле провианта и фуража, равно как изнуренная совсем кавалерия и изнемогшая пехота, суть важнейшими причинами, кои меня побудили, для соблюдения вверенной мне армии, принять резолюцию чрез реку Неман перебраться и к своим границам приближиться. Сие самое препятствием было над побежденным неприятелем дальнейшие прогрессы производить. … нашед … многие главнейшие и человеческим разумом непреодолимые препятствия от рановременных по здешнему климату ненастей и морозов и не могучи воли Божией противиться, с наичувствительнейшим моим и всего генералитета сокрушением, не в сходство высочайшую вашего величества намерения и в противность нашего искреннейшего желания поступить и сие к границам приближение за лучший к соблюдению армии способ тем паче избрать принужден был, что, удержав Тильзит и реку Неман, також, расположа армию в сей завоеванной Пруссии, так от недостатка провианта и фуража, как и от разделения по частям армии для сбережения завоеванных мест конечная погибель всему войску нанесена была б».
В итоге кампания 1757 года окончилась безрезультатно. Новую кампанию пришлось начинать сначала. Когда Елизавета Петровна выздоровела, то 16 октября 1757 года генерал-фельдмаршал Апраксин был снят с должности главнокомандующего, отозван в Петербург и арестован. В 1758 году он умер в заключении. Вместо Апраксина главнокомандующим был назначен генерал Фермор — хороший администратор, заботившийся о людях (Суворов вспоминал о нём как о «втором отце»). Но с другой стороны, нерешительный полководец. Фермор занялся устройством войск и налаживанием хозяйства.
Информация