Рынок в блокадном Ленинграде: свидетельства выживших. Часть 2
Справедливое возмущение у ленинградцев вызывали прежде всего те, кто откровенно наживался на трагедии города.
«Как омерзительны эти сытые, пышно-белые «талонщицы», вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты. Это делается просто: «по ошибке» вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя», — делится своими впечатлениями о несправедливости со своим дневником блокадница А. Г. Берман в сентябре 1942 года.
Цены, которые были взвинчены на черном продуктовом рынке, просто поражают воображение: в апреле 1942 года килограмм сливочного масла может достигать у спекулянтов цены в 1800 рублей! В дневниках блокадники фиксируют особое отвращение к тому, что такие продукты — явно ворованные. Масштабы воровства, по мнению очевидцев, превышают все разумные пределы и элементарную человечность. Вот что пишет ленинградец А. А. Белов:
Пожалуй, один из самых резонансных снимков периода блокады Ленинграда.
В Ленинграде было такое явление, как столовые усиленного питания. Особенно контрастировали с окружающей мрачной и тягостной действительностью работники таких учреждений. Художник И. А. Владимиров пишет по этому поводу:
В самом деле, все официантки и, конечно, больше всего «начальство», служат примерами счастливой, сытой жизни в наше голодное время. Лица румяные, щеки, губы налитые, а масляные глазки и полнота форм упитанных фигур очень убедительно свидетельствуют, что эти служащие не теряют своих килограммов веса тела, а значительно приобретают вес.
Ученый-востоковед А. Н. Болдырев поздней осенью 1943 года пишет:
Примечательно, что Управление НКВД Ленинграда и области пристально следило за настроениями горожан касательно многочисленных спекулянтов. Так, в своих сводках к концу 1942 года они упоминали об участившихся недовольных высказываниях о работе столовых и магазинов, из которых продукты тащили на черный рынок. Все чаще стали ходить слухи о массовых спекуляциях и обмене ворованных продуктов на ценные вещи. В исторических источниках представлены выдержки из писем, многие из которых были отправлены в правоохранительные органы Ленинграда: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много» или «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотрите на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото».
Спекулянты и конфискованные ценности, которые были получены за продукты.
В среднем осенью 1942 года за десять дней органы НКВД фиксировали примерно 1 сообщение на 70 жителей города – недовольство в массах росло. В это же время руководство НКВД информировало руководство Советского Союза о том, что «основной контингент арестованных за спекуляцию и хищение социалистической собственности составляют служащие торгово-снабженческих организаций (торговая сеть, склады, базы, столовые). Главным объектом хищений и спекуляций являются продукты питания и другие нормированные дефицитные товары».
Рыночные отношения блокадного города создали особые отношения «продавец — покупатель». Женщины как самый главный источник ворованных продуктов требовали в обмен за еду соответствующие товары. Супруга Дмитрия Сергеевича Лихачева вспоминает:
Сам Дмитрий Лихачев пишет:
Жура – это его дочь, она училась в Театральном институте. Модные женские вещи – единственное, что можно было обменять: продукты были только у подавальщиц, продавщиц, поварих.
Со временем спекулянты уяснили, что можно наведываться в квартиры к ленинградцам в надежде на выгодный обмен. Многие блокадники уже не могли выходить на улицу и получали скудное питание от близких родственников, которые в столовых отоваривали карточки иждивенцев. А те, кто мог ходить, все ценное уже успели выменять на крохи продуктов.
Вспоминает литературовед Д. Молдавский:
Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих мемуарах пишет:
Дети стали одними из первых жертв воровства и спекуляций в блокадном Ленинграде.
Система воровства и спекуляций в жутких условиях блокады работала безукоризненно и не принимала людей с остатками совести. Случай, от которого стынет кровь, описывает художник Н. В. Лазарева:
Самые низменные человеческие пороки, в том числе отсутствие жалости к детям, проявлялись во всей мрачной красе в ужасах блокадного Ленинграда.
По материалам:
Будни подвига.
Лазарева Н. В. Блокада.
Лихачев Д. С. Воспоминания.
Дети и блокада. Воспоминания, фрагменты дневников, свидетельства очевидцев, документальные материалы.
Пянкевич В. Л. «Одни умирают с голоду, другие наживаются, отнимая у первых последние крохи»: участники рыночной торговли в блокадном Ленинграде // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета, 2012.
Продолжение следует…
«Как омерзительны эти сытые, пышно-белые «талонщицы», вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты. Это делается просто: «по ошибке» вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя», — делится своими впечатлениями о несправедливости со своим дневником блокадница А. Г. Берман в сентябре 1942 года.
«В очереди, у прилавка все жадными глазами следят за хлебом и за стрелкой, чтобы не обвесили. И часто пререкаются, и ругаются жалобными тонкими голосами с продавщицами, которые им грубо отвечают, и, сытые, презирают эту голодную, жадную и беспомощную толпу».
Цены, которые были взвинчены на черном продуктовом рынке, просто поражают воображение: в апреле 1942 года килограмм сливочного масла может достигать у спекулянтов цены в 1800 рублей! В дневниках блокадники фиксируют особое отвращение к тому, что такие продукты — явно ворованные. Масштабы воровства, по мнению очевидцев, превышают все разумные пределы и элементарную человечность. Вот что пишет ленинградец А. А. Белов:
«С кем не беседуешь, от всех слышишь, что последний кусок хлеба, и тот полностью не получить. Воруют у детей, у калек, у больных, у рабочих, у жителей. Те, кто работает в столовой, в магазинах, или на хлебозаводе, сегодня являются своеобразными буржуа. Мало того, что она сама сыта, она ещё скупает одежду и вещи. Сейчас поварской колпак имеет такое же магическое действие, как корона во время царизма».
Пожалуй, один из самых резонансных снимков периода блокады Ленинграда.
В Ленинграде было такое явление, как столовые усиленного питания. Особенно контрастировали с окружающей мрачной и тягостной действительностью работники таких учреждений. Художник И. А. Владимиров пишет по этому поводу:
«Опрятные и чисто одетые официантки расторопно разносят подносы с кушаньями и стаканы шоколада или чая. За порядком наблюдают «распорядительницы». Это живые и весьма убедительные доказательства, какую пользу здоровью приносит человеку «усиленное питание» в «фабрике-кухне».
В самом деле, все официантки и, конечно, больше всего «начальство», служат примерами счастливой, сытой жизни в наше голодное время. Лица румяные, щеки, губы налитые, а масляные глазки и полнота форм упитанных фигур очень убедительно свидетельствуют, что эти служащие не теряют своих килограммов веса тела, а значительно приобретают вес.
«Вот где доноров надо поискать», — сказал мне военный врач, сидевший рядом за столом. Я, конечно, чувствовал, что ни одна разъевшаяся округлившаяся официантка ни отдаст ни капли своей крови, но промолчал и заметил только: «Едва ли это удастся». Через несколько дней я за ужином снова встретился с врачом и спросил о донорстве.
— Вы не поверите, сколько оскорбительных ответов я наслушался. Они, не стесняясь, крыли меня самыми гадкими площадными выражениями вроде: «Ишь ты, такой-сякой! Хочешь за деньги за нашу кровь взять! Нет, не надо твоих денег! Я свою нажитую кровь ни одному чёрту не отдам!»
— Вы не поверите, сколько оскорбительных ответов я наслушался. Они, не стесняясь, крыли меня самыми гадкими площадными выражениями вроде: «Ишь ты, такой-сякой! Хочешь за деньги за нашу кровь взять! Нет, не надо твоих денег! Я свою нажитую кровь ни одному чёрту не отдам!»
Ученый-востоковед А. Н. Болдырев поздней осенью 1943 года пишет:
«Был на том же офицерском флотском собрании. Опять не состоялась лекция из-за полного отсутствия слушателей, опять накормили меня маленьким, но изысканным холодным ужином. Снова поражался теплу, обилию света, странному безлюдию при насыщенности обслуживающим людом (очень много жирнейших расфуфыренных девушек)».
Примечательно, что Управление НКВД Ленинграда и области пристально следило за настроениями горожан касательно многочисленных спекулянтов. Так, в своих сводках к концу 1942 года они упоминали об участившихся недовольных высказываниях о работе столовых и магазинов, из которых продукты тащили на черный рынок. Все чаще стали ходить слухи о массовых спекуляциях и обмене ворованных продуктов на ценные вещи. В исторических источниках представлены выдержки из писем, многие из которых были отправлены в правоохранительные органы Ленинграда: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много» или «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотрите на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото».
Спекулянты и конфискованные ценности, которые были получены за продукты.
В среднем осенью 1942 года за десять дней органы НКВД фиксировали примерно 1 сообщение на 70 жителей города – недовольство в массах росло. В это же время руководство НКВД информировало руководство Советского Союза о том, что «основной контингент арестованных за спекуляцию и хищение социалистической собственности составляют служащие торгово-снабженческих организаций (торговая сеть, склады, базы, столовые). Главным объектом хищений и спекуляций являются продукты питания и другие нормированные дефицитные товары».
Рыночные отношения блокадного города создали особые отношения «продавец — покупатель». Женщины как самый главный источник ворованных продуктов требовали в обмен за еду соответствующие товары. Супруга Дмитрия Сергеевича Лихачева вспоминает:
«В. Л. Комарович советовал менять прежде всего женские вещи. Я пошла на Сытный рынок, где была барахолка. Взяла свои платья. Голубое крепдешиновое я променяла на один килограмм хлеба. Это было плохо, а вот серое платье променяла на килограмм 200 грамм дуранды. Это было лучше».
Сам Дмитрий Лихачев пишет:
«Комарович сказал: «Жура наконец поняла, какое положение: она разрешила променять свои модельные туфли».
Жура – это его дочь, она училась в Театральном институте. Модные женские вещи – единственное, что можно было обменять: продукты были только у подавальщиц, продавщиц, поварих.
Со временем спекулянты уяснили, что можно наведываться в квартиры к ленинградцам в надежде на выгодный обмен. Многие блокадники уже не могли выходить на улицу и получали скудное питание от близких родственников, которые в столовых отоваривали карточки иждивенцев. А те, кто мог ходить, все ценное уже успели выменять на крохи продуктов.
Вспоминает литературовед Д. Молдавский:
«Однажды в нашей квартире появился некий спекулянт – розовощекий, с великолепными широко поставленными голубыми глазами. Он взял какие-то материнские вещи и дал четыре стакана муки, полкило сухого киселя и еще что-то. Я встретил его уже опускающегося с лестницы. Я почему-то запомнил его лицо. Хорошо помню его холеные щеки и светлые глаза. Это, вероятно, был единственный человек, которого мне хотелось убить. И жалею, что я был слишком слаб, чтобы сделать это…»
Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих мемуарах пишет:
«Помню, как к нам пришли два спекулянта. Я лежал, дети тоже. В комнате было темно. Она освещалась электрическими батарейками с лампочками от карманного фонарика. Два молодых человека вошли и быстрой скороговоркой стали спрашивать: «Баккара, готовальни, фотоаппараты есть?» Спрашивали и еще что-то. В конце концов что-то у нас купили. Это было в феврале или марте. Они были страшные, как могильные черви. Мы еще шевелились в нашем темном склепе, а они уже приготовились нас жрать».
Дети стали одними из первых жертв воровства и спекуляций в блокадном Ленинграде.
Система воровства и спекуляций в жутких условиях блокады работала безукоризненно и не принимала людей с остатками совести. Случай, от которого стынет кровь, описывает художник Н. В. Лазарева:
«В детской больнице появилось молоко – очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но каждый его недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказал: «Поговори еще — и вылетишь!» И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему – трудармейцы».
Самые низменные человеческие пороки, в том числе отсутствие жалости к детям, проявлялись во всей мрачной красе в ужасах блокадного Ленинграда.
По материалам:
Будни подвига.
Лазарева Н. В. Блокада.
Лихачев Д. С. Воспоминания.
Дети и блокада. Воспоминания, фрагменты дневников, свидетельства очевидцев, документальные материалы.
Пянкевич В. Л. «Одни умирают с голоду, другие наживаются, отнимая у первых последние крохи»: участники рыночной торговли в блокадном Ленинграде // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета, 2012.
Продолжение следует…
Информация