«Недаром помнит вся Россия». Шевардинское сражение
Атака Шевардинского редута. Литография по русунку Н. Самокиша
Шевардинское сражение стало прелюдией Бородинской битвы. Оно отмечено тем же упорством, тем же нравственным и духовным противоборством противников, которые, но уже в большем масштабе, проявятся и в Бородинской битве. И историография этого сражения представляет нам то же расхождение в его интерпретации обеими сторонами, что и историография Бородинской битвы.
Ф. Глинка пишет:
«24-го с самого рассвета слышны стали пушечные выстрелы, которые час от часу приближаясь, становились чаще и сильнее. У Колоцкого монастыря тесним был арьергард наш под командою генерал-лейтенанта Коновницына: он имел повеление, отступая к позиции, наводить на оную неприятеля».
Однако ничто не предвещало того ожесточения, которое проявилось вскоре в сражении на левом фланге нашей позиции, и ожесточения тем более неожиданного, что его, казалось бы, и не должно было быть, ибо согласно выраженному накануне намерению Кутузова, сему флангу, в случае нападения неприятельского, надлежало отступить к Семеновским флешам. Вместо того русские дрались здесь так, будто это был день их последней битвы.
Красными цифрами 1 и 2 обозначены русские укрепления (Шевардинский редут и поддерживающая его с востока батарея); красные линии обозначают число орудий. Названия деревень Алексинки и Шевардино перепутаны местами. План этот был снят французскими инженерами-топографами Пресса, Шеврие и Реньо "спустя несколько недель" после Бородинского сражения и захвачен нашими казаками в качестве трофея в ноябре 1812 г. под Корытней. Оригинал хранится в Лефортовском военно-историческом архиве (Ф. 846. Оп. 16. Д. 3803. Л.1). Он особенно хорош тем, что дает полную номенклатуру русских укреплений на Бородинском поле. В частности, именно на нем мы находим упомянутое русское укрепление под цифрой 2, расположенное восточнее Шевардинского редута для его поддержки, а также редут западнее с Бородино на 4 орудия, которые совершенно выпали из историографии Бородинской битвы. К сожалению план целиком у меня не сохранился - диск с иллюстрациями вышел из строя. Однако есть небольшая черно-белая копия, которую я также прилагаю для сведения; упомянутый Бородинский редут там помечен цифрой 8. На прилагаемом цветном фрагменте французского плана красные звездочки с литерами "С" и "К" обозначают ставку Наполеона, соответственно в начале Бородинского (не Шевардинского!) сражения и по его окончании. Оба наши укрепления, Шевардинский редут и поддерживающая его батарея под цифрой 2 после оставления русской армией позиции при Шевардине были обращены во французские укрепления (помечены литерами "А" и "В" соответственно). Другая батарея под литерой "В" была возведена французами для охраны ставки Наполеона
«Неожиданность» оказывается ключевым словом в характеристике Шевардинского сражения, но с одной оговоркой: если для нас неожиданным было само нападение Наполеона 24 числа – в этот день мы его никак не ожидали! – то для французов такой неожиданностью явилось упорное сопротивление Русских войск, которое они заносчиво назвали «глупым» и «гибельным».
Рассказывает Д. В. Душенкевич, поручик Симбирского пехотного полка 27-й пехотной дивизии:
«Часов в 10 отдаленные выстрелы начали шибко приближаться и усиливаться; по линиям войск раздалась команда «к ружью», все стало во фронт, сомкнули колонны и повели. Нам в удел достался левый фланг позиции; лес заняли наши егеря, за оным строилась кавалерия, промежуток от леса до редута Шевардинского занимали нашей же дивизии пехотные полки; направо от редута, по отлогому пространству также строились войска в определенную линию, на середину которой по большой дороге отступал наш арьергард. Колоцкий монастырь запылал, французские колонны быстро из оного раздвигались вправо и влево, продолжая преследовать сильно наш арьергард; сражение там кипело при различных движениях несколько часов; наш фланг все то время оставлен в покое».
«Отдаленные выстрелы» – это было дело нашего арьергарда при Валуево, в двух верстах впереди Бородино, где «истреблено нашей кавалерией и казаками несколько эскадронов лучшей его кавалерии, и взяли в плен адъютанта Нея». То, что дело это, как пишет Коновницын, происходило «поутру… незадолго до вступления арьергарда в позицию армии», а сражение по Большой Смоленской дороге, перед центром нашей позиции, продолжалось «несколько часов», говорит о том, что дело это смешалось с делом при Бородинском редуте, принявшем на себя отступление нашего арьергарда. Подтверждение тому дает свидетельство «старого финляндца», который рассказывает:
Кроки Бородинской позиции, приложенное к донесению Кутузова императору Александру 25 августа - на нем хорошо видно, что на центральном кургане нет еще никакого укрепления
«Впереди деревни Бородино (значительно на той стороне Колочи) построено было несколько укреплений… 24 августа происходили дела впереди Бородина, и укрепление, там построенное, переходило из рук в руки и, наконец, было оставлено нашими войсками».
Оставлен же был Бородинский редут где-то после полудня – это время указывает Барклай в своем рапорте:
«24-го числа пополудни войски вверенной мне армии, находившиеся в арьергарде, будучи сильно преследованы неприятелем, отступили в позицию и присоединились к своим корпусам. Переправа их чрез Москву-реку была обеспечена лейб-гвардии Егерским полком, занявшим деревню Бородино, и батареею на правом берегу сей реки устроенною».
При сближении с позицией нашей армии французская армия остановилась на расстоянии пушечного выстрела, что заставило всю нашу армию стать в ружье вплоть до самых резервов, о чём сообщает Ф. Я. Миркович:
«24-го числа с восходом солнца канонада как будто бы приблизилась… В 11 часов внезапно приказано было седлать, но мы целый день не тронулись с места».
Конная гвардия, в которой служил Миркович, относилась к составу 1-й армии и стояла глубоко в резерве, у д. Князьково; это дает нам представление о боеготовности всей нашей армии в этот день.
«Шум и смятение наполнили все окрестности, – продолжает Ф. Глинка. – Неприятель, тянувшийся сперва по большой дороге, быстро развернулся вправо и влево, составив линию из колонн. Легкая кавалерия его рассыпалась по полям против правого нашего фланга; леса против центра наполнились стрелками; артиллерия начала занимать высоты; но большая часть колонн потянулась на правый фланг свой, угрожая левому нашему».
Это движение уже было следствием распоряжений Наполеона, который во втором часу пополудни прибывает на линию своих войск.
«Неприятель предпринял так называемую форсированную рекогносцировку на левый наш фланг, – пишет Глинка. – Все поле перед сим флангом покрылось колоннами неприятеля. Отдаленнейшие из них синелись у Колоцкого монастыря, беспрестанно выступая из-за оного; с нашей стороны выжидали спокойно атаки, которую неприятель быстро повел на батареи».
В 18-й бюллетень Наполеона следующим образом описывает предпринятую французской армией атаку левого фланга нашей позиции:
«5-го [сентября], в шесть часов утра армия вышла в поход. В два часа после полудня мы увидели Русскую армию, расположенную правым флангом на берегу Москвы-реки, левым – на высотах левого (на самом деле правого. – Прим. авт.) берега Колочи. На расстоянии 1 200 туазов впереди левого фланга противник начал сооружать превосходный курган между двумя рощами, где он разместил от 9 000 до 10 000 человек.
Император, узнав об этом, решил не медлить и взять приступом эту позицию. Он приказал Неаполитанскому королю переправиться через Колочу с дивизией Компана и кавалерией.
Князь Понятовский, подошедший справа, был в состоянии обойти позицию.
В четыре часа началось наступление. Через час редут противника был захвачен вместе с пушками, основные силы противника изгнаны из леса и обращены в бегство после того, как треть их состава осталась на поле сражения. В семь часов вечера огонь прекратился».
Император, узнав об этом, решил не медлить и взять приступом эту позицию. Он приказал Неаполитанскому королю переправиться через Колочу с дивизией Компана и кавалерией.
Князь Понятовский, подошедший справа, был в состоянии обойти позицию.
В четыре часа началось наступление. Через час редут противника был захвачен вместе с пушками, основные силы противника изгнаны из леса и обращены в бегство после того, как треть их состава осталась на поле сражения. В семь часов вечера огонь прекратился».
Что же мы видим на самом деле, опираясь исключительно на свидетельства источников?
Корпус Понятовского первым ввязался в дело. Рассказывает Колачковский (штаб 5-го корпуса Понятовского):
«5 сентября (24 августа) 5-й корпус следовал Старой Смоленской дорогой через Ельню в одной колонне, имея конницу впереди. Во втором часу пополудни ординарец императора сообщил князю Понятовскому, что Русская армия расположена на позиции в нескольких верстах и что дело должно в тот же день дойти до боя. Князь Понятовский тотчас же сделал соответствующие распоряжения. 5-й корпус оставил Старую Смоленскую дорогу и повернул влево, направляясь к Великой армии наискосок через равнину, перерезанную перелесками и зарослями».
Казаки, стоявшие на Старой Смоленской дороге, известили о приближении неприятеля. «Вскоре он появился в больших колоннах кавалерии, пехоты и артиллерии и явно обнаружил свое намерение атаковать левой фланг армии», – пишет в своем рапорте командир 4-го кавалерийского корпуса г.-м. К.К. Сиверс.
План К.Ф. Толя, где как раз видны те огромные французские батареи в районе Шевардино и Алексинки, о которых умалчивает план Пресса, Шеврие и Реньо; и 3) план рекогносцировки укреплений, сохранившихся от войны 1812 года, который был составлен военным топографом Ф.Богдановым в августе 1902 г. при подготовке к 100-летнему юбилею Бородинской битвы; именно здесь мы находим Кривушинские укрепления, которые охраняли ставку Наполеона после Бородинской битвы с 27 на 28 августа и которые, следовательно, являются документальным подтверждением того, что Наполеон совсем не считал себя победителем в Бородинском сражении
Рассказывает Н. И. Андреев (50-й егерский полк 27-й пехотной дивизии), подтверждая время начала боевых действий на нашем левом фланге: «Это было 24 августа в 2 часа пополудни. Не успели люди еще поесть, как приказано батальону идти в стрелки, а 3-я гренадерская рота продвинулась от полка вперед, но стали возле опушки леса, где и я был. Стрелки наши были в лесу часа три».
Сами поляки настолько мало были уверены в том, что атакуют левый фланг русской позиции, что посчитали эту атаку столкновением с русским арьергардом. «Перелески и кусты закрывали русский арьергард и не позволяли точно выяснить его расположение, – рассказывает Колачковский. – Видны были только два пригорка, из которых на ближайшем находилось укрепление, вооруженное сильной артиллерией, а задний, более низкий и отстоявший от первого на 500 саженей, примыкал к лесу и как бы служил для укрытия резерва».
Здесь мы имеем первое (и, кажется, единственное) несомненное свидетельство о двух укреплениях, которые были построены на левом фланге Русской позиции – Шевардинском редуте и прикрывавшей его с востока батарее. На французской карте они отмечены цифрами 1 и 2 соответственно.
«Позиция, занятая русскими в нескольких стах саженях перед их главной позицией, имела характер передовой, предназначенной разбить первые атаки противника, – продолжает Колачковский. – Вскоре из укрепления блеснул огонь, град ядер осыпал голову польской колонны и вынудил батальоны развернуться. Князь Понятовский построил боевой порядок применительно к условиям местности.
Батальоны 16-й дивизии двинулись, имея впереди стрелков; батальоны 18-й дивизии, построенные в такой же порядок, составили правый фланг и завязали бой с неприятельскими егерями, которые упорно держались в густых зарослях; 24 орудия были выдвинуты на возвышенность напротив редута для обстреливания лежавшей впереди равнины.
Кавалерия обеспечивала правый фланг и поддерживала связь между левым флангом 5-го корпуса и остальными войсками Великой армии.
С обеих сторон завязался самый оживленный бой с заметным перевесом русской артиллерии, которая, занимая более выгодное расположение, осыпала польские линии градом снарядов. По истечении получасового боя позиция польской батареи была устлана людьми и лошадьми».
Свидетельства того же боя с русской стороны в рапорте Сиверса:
«Полковник Емануель с вверенным ему Киевским драгунским полком дважды атаковал неприятельских фланкиров и колонны подкрепляющие, и оные опрокинул.
Неприятельские тиральеры и наши стрелки, также батареи с обеих сторон начали действовать.
Два эскадроны Ахтырского гусарского полка, находящиеся у прикрытия левой батареи под командою ротмистра Александровича ударили на одну приближающуюся к батарее пехотную колонну, опрокинули оную; ротмистр Бибиков с фланкирами остановил неприятельских фланкиров, намеревающихся обойти фланг».
Неприятельские тиральеры и наши стрелки, также батареи с обеих сторон начали действовать.
Два эскадроны Ахтырского гусарского полка, находящиеся у прикрытия левой батареи под командою ротмистра Александровича ударили на одну приближающуюся к батарее пехотную колонну, опрокинули оную; ротмистр Бибиков с фланкирами остановил неприятельских фланкиров, намеревающихся обойти фланг».
«Левая батарея», которая здесь упомянута, была батареей конной артиллерии № 9 подполковника Паркенсона, из восьми орудий состоящая. Она была установлена на Доронинском кургане юго-западнее Шевардинского редута и, согласно документам, «первой, открыв сражение, удерживала сильно наступавшего неприятеля, подведя оного под главную батарею», т. е. Шевардинский редут.
Другие четыре орудия этой батареи были установлены «с правой стороны большого редута», очевидно, в том самом «заднем» укреплении в 500 саженях восточнее Шевардинского редута, о котором говорит Колачковский. Обе эти батареи прикрывались кавалерией Сиверса. Французские авторы пишут, что в бою на этом участке поляки потеряли до 150 человек пленными. И вот только теперь на поле боя появляются французские войска.
Из рапорта Сиверса:
«Все покушения неприятеля по Ельнинской дороге были тщетны, тогда неприятель, переправясь сильными колонами чрез реку Колочу с правого своего фланга позиций по Смоленской дороге, следовал на деревню и лес, впереди наших батарей лежащий»,
т. е. на д. Доронино и лес южнее ее.
О том же сообщает и Андреев (50-й егерский полк): «Тогда неприятель, правее нас, стал показываться колоннами на поле». Это были пехота Даву и кавалерия Мюрата, которые и повели атаку на наш левый фланг. Учитывая время, которое, по словам Андреева, наши егеря «находились в лесу» с момента своего выдвижения туда – «часа три», получается, что французские войска действительно появились перед нашим левым флангом не ранее 5-го часа пополудни.
Мы находим тому подтверждение и во французских источниках. Рассказывает Фоссен (111-й линейный полк дивизии Компана): «Около 4-х часов вечера корпус генерала Даву выстроился по дороге вдоль реки Колочи; 2-я бригада дивизии Компана, 111-й и 108-й полки, получила приказ о переправе через Колочу; на правом берегу ее находился холм, правда, неукрепленный, но хорошо обставленный русскими орудиями. Вблизи от него виднелись также неприятельская инфантерия и кавалерия. Наша бригада двинулась сомкнутыми рядами вперед. Неприятель открыл пушечный огонь, мы выстроили фронт, началась ружейная перестрелка, и вскоре началось убийственное сражение».
Так что французские части, выдвинувшиеся со стороны Большой Смоленской дороги, вступили в дело при Шевардине позже поляков; последние уже несли чувствительные потери, прежде чем, как пишет Колачковский, «большие массы французской резервной конницы начали строиться полковыми уступами между левым флангом 5-го корпуса и дивизией Компана 1-го корпуса, которая двинулась вперед для атаки редута».
Красочное описание этой атаки приводит французский полковник Гриуа: «Прекрасное зрелище представляли наши войска в своем одушевлении. Ясное небо, лучи заходящего солнца, отражавшиеся на саблях и ружьях, увеличивали красоту его. Остальная армия следила со своих позиций за двигавшимися войсками, гордившимися тем, что им на долю выпала честь открыть сражение; она провожала их криками одобрения. Рассуждения о способах атаки и возможных препятствиях пересыпались военными остротами. И все справедливо полагали, что неприятель отступит перед такими войсками; должно быть, и император был убежден в этом, если попытался в такой поздний час идти на приступ против сильной позиции, которой неприятель, видимо, дорожил, т. к. взятие ее открывало его левый фланг».
Компан форсировал Колочу «много выше Шевардина, за бугром от редута» и, как отмечает русский источник, «неожиданно для нас». Вслед за Компаном, «отойдя по Большой дороге несколько назад», перешла через Колочу кавалерия Мюрата (1-й и 2-й кавалерийские корпуса). Две другие дивизии корпуса Даву, Фриана и Морана, форсировали Колочу близ д. Алексинки, очевидно, в районе Алексинского брода.
Сообщается, что, пройдя Фомкино, Компан разделил свои войска: сам во главе 1-й бригады (57-й и 61-й полки) двинулся на Доронино, намереваясь охватить Шевардинский редут с юга, другая бригада (111-й 108-й полки) двинулась в направлении между редутом и д. Шевардино, обходя редут с севера. Мюрат поддерживал атаку Компана.
Описание этой атаки французскими авторами следует лапидарности 18-го бюллетеня. Пеле: «Неприятель был опрокинут, и редут взят менее чем в час с самою блистательною доблестью». Коленкур: «Эта атака была проведена с такой силой, что мы овладели редутом менее чем в течение часа». Лабом: «…поднявшись достаточно высоко, дивизия Компана окружила редут и взяла его после часового боя. Попытавшись вернуться, неприятель был наголову разбит; наконец, после 10 часов вечера он покинул соседний лес и в беспорядке бежал на большую возвышенность, чтобы соединиться с центром своей армии».
Кажется, ничто не сравнится с заносчивостью французских авторов.
Но вот что сообщают русские источники. Рассказывает Н. И. Андреев (50-й егерский полк):
«Тогда неприятели, правее нас, стали показываться колоннами на поле. Нашей дивизии Тарнопольский полк пошел колонной в атаку с музыкой и песнями (что я в первый и последний раз видел). Он после бросился в штыки в глазах моих.
Резня недолго была, и полкового их командира ранили в заднюю часть тела на вылет пулею. Его понесли, и полк начал колебаться.
Его место (т. е. командира полка. – Прим. авт.) заступили, полк остановили, и он опять бросился в штыки и славно работал.
После остановились, прогнав неприятеля, и нас сменили».
Резня недолго была, и полкового их командира ранили в заднюю часть тела на вылет пулею. Его понесли, и полк начал колебаться.
Его место (т. е. командира полка. – Прим. авт.) заступили, полк остановили, и он опять бросился в штыки и славно работал.
После остановились, прогнав неприятеля, и нас сменили».
Однако наши егеря, занимавшие Доронино и лес южнее этой деревни, «обойденные другими неприятельскими колоннами», принуждены были отступить к редуту. Их отступление и отвоз орудий с Доронинского кургана прикрывала кавалерия Сиверса, атаковавшая неприятельскую пехоту и кавалерию.
В это же время возникает бой на другом участке позиции.
Рассказывает командующий 26-й пехотной дивизии г.-м. И. Ф. Паскевич:
«В то же время, когда 24-го французы сделали атаку на Шевардино, они атаковали также и мой левый фланг. Я послал два егерских полка с 12 орудиями в кусты около речки, сам же с остальными двумя полками моей дивизии вышел для подкрепления егерей.
Они удержались до вечера, неприятель не мог опрокинуть моей егерской бригады, и хотя из 12 орудий полковника Журавского (на самом деле Жураковского; легкая № 47-я рота. – Прим. авт) много было подбито и, по крайней мере, половина лошадей потеряна, но артиллерия не отступила.
Дело это стоило мне до 800 человек, и подо мною ранена пулею лошадь».
Они удержались до вечера, неприятель не мог опрокинуть моей егерской бригады, и хотя из 12 орудий полковника Журавского (на самом деле Жураковского; легкая № 47-я рота. – Прим. авт) много было подбито и, по крайней мере, половина лошадей потеряна, но артиллерия не отступила.
Дело это стоило мне до 800 человек, и подо мною ранена пулею лошадь».
26-я пехотная дивизия Паскевича стояла на правом фланге 2-й армии, примыкавшем к центру Бородинской позиции, а это означает, что 24 августа сражение шло по всему фронту 2-й армии, т. е. не только между д. Шевардино и лесом южнее Шевардинского редута, но и справа от д. Шевардино, против центра Бородинской позиции. Об этом пишет и начальник штаба 2-й армии г.-м. Э. Ф. Сен-При:
«Артиллерийский и ружейный огонь продолжались с 5 до 7 часов [вечера] как против фронта укрепления (т. е. Шевардинского редута. – Прим. авт.), так и против центра позиции».
Вот, пожалуй, главная для нас новость дня 24 августа, позволяющая представить реальный масштаб Шевардинского сражения.
Что это было именно так, подтверждается и свидетельством начальника артиллерии 2-й армии г.-м. К. Ф. Левенштерна, который сообщает о действиях поставленных им «на правом фланге 2-й Западной армии» батарей: «легкая рота № 47-го и 4 орудия легкой же роты № 21-го, кои невзирая на сильнейшую канонаду со стороны неприятельских батарей ответствовали оной с величайшим для неприятеля уроном до самой же ночи».
Здесь, «в центре линии», куда «врезывался неприятель», шло самое ожесточенное сражение. Рассказывает принц Евгений Вюртембергский: «Местом главного, упорнейшего боя сделались, по-видимому, кустарники впереди (т. е. севернее. – Прим. авт.) Шевардина. Ружейный огонь гремел там с такой силой, как будто тридцать батальонов принимали в этом деле непосредственное участие».
Картину боя на этом участке дополняет рассказ Н. Б. Голицына, ординарца Багратиона:
«…самая кровавая схватка завязалась у д. Шевардиной. Здесь мне представилась ужаснейшая картина обоюдного ожесточения, которой впоследствии нигде не встречал.
Сражавшиеся батальоны, русские и французские, с растянутым фронтом, разделенные только крутым, но узким оврагом, который не позволял им действовать холодным оружием, подходили на самое близкое расстояние, открывали один по другому беглый огонь, и продолжали эту убийственную перестрелку до тех пор, пока смерть не разметала рядов с обеих сторон.
Еще разительнее стало зрелище под вечер, когда ружейные выстрелы сверкали в темноте как молнии, сначала очень густо, потом реже и реже, покуда все не утихло по недостатку сражавшихся».
Сражавшиеся батальоны, русские и французские, с растянутым фронтом, разделенные только крутым, но узким оврагом, который не позволял им действовать холодным оружием, подходили на самое близкое расстояние, открывали один по другому беглый огонь, и продолжали эту убийственную перестрелку до тех пор, пока смерть не разметала рядов с обеих сторон.
Еще разительнее стало зрелище под вечер, когда ружейные выстрелы сверкали в темноте как молнии, сначала очень густо, потом реже и реже, покуда все не утихло по недостатку сражавшихся».
Это невиданное ожесточение противников не находит объяснения только в тактических соображениях; причина его была скорее нравственная и коренилась в духе войск: французы, возглавляемые Наполеоном, считали себя непобедимыми и даже мысли не допускали, что могут уступить кому-либо на поле битвы; русские же, ожесточившиеся от долгого отступления и безнаказанности неприятеля, столь долго пользовавшегося их принужденным бездействием, искали здесь случая удовлетворить, наконец, свою жажду мщения и расчесться с ненавистным врагом. Никто не думал о пощаде и не искал ее для себя.
Отсюда и огромные людские потери в рядах сражавшихся. И мы подчеркиваем, что эти потери были следствием прежде всего самоотвержения войск. То обстоятельство, что французская историография не приводит свидетельств этой ожесточенности сражения, доказывает только, что в действительности французам нечем заноситься перед русскими при Бородине.
Впрочем, на их стороне находим свидетельства, которые не вполне укладываются в догму 18-го бюллетеня. Так, Колачковский, упомянув о вступлении в дело дивизии Компана и «больших масс французской резервной конницы», продолжает: «Завязался горячий бой. Редут переходил несколько раз из рук в руки и наконец в 9 часов вечера остался за французами».
Сходную картину рисует и Сегюр: «Компан ловко воспользовался гористостью местности; холмы послужили ему площадками для поставления орудий, которыми он обстреливал редут, и прикрытием для пехоты, строившейся в колонны. 61-й полк трижды отнимал редут и трижды был вытесняем, но, наконец, он овладел им, истекая кровью и потеряв половину солдат».
О продолжительности Шевардинского боя говорит и Тирион, старший вахмистр 2-го кирасирского полка корпуса Нансути: «До самого вечера легкая кавалерия не переставала производить свои многочисленные атаки во фланг и по обе стороны редута, пока его не очистили русские, и он не остался в наших руках».
О «страшных усилиях», понадобившихся для овладения Шевардинским редутом, пишет и Куанье (штаб императорской гвардии).
Что Шевардинский редут действительно переходил из рук в руки во время сражения, подтверждает и принц Евгений Вюртембергский, который находился рядом с Кутузовым во время этого боя: «Одно донесение сменялось другим: то извещали, что неприятель овладел редутом, то доносили, что он отбит снова».
В русских же источниках мы находим и живые подробности сражения за редут.
Рассказывает Душенкевич, поручик Симбирского пехотного полка 27-й дивизии:
«... под прикрытием небольших возвышений, пред нашим флангом находившихся, французы, устроив сильные батареи со множеством густых колонн, выслали охотников (т. е. добровольцев. – Прим. авт.) вперед, и вдруг, выбежав из-за высот, рванулись на нас, предшествуемые адским огнем многочисленной своей артиллерии; от сего застонала родная земля под нами, ее верными защитниками.
Чрезмерное превосходство сил неприятельских заставило двинуть встречу им гренадерские полки, за нами находившиеся, которые покуда к нам подошли, уже мы были засыпаны с редутом нашим гранадами, ядрами, картечью и пулями».
Чрезмерное превосходство сил неприятельских заставило двинуть встречу им гренадерские полки, за нами находившиеся, которые покуда к нам подошли, уже мы были засыпаны с редутом нашим гранадами, ядрами, картечью и пулями».
Однако гренадерские полки вступили в сражение далеко не так скоро, как может показаться из рассказа Душенкевича.
Об этом мы узнаём из рассказа Георгиевского Кавалера из дивизии Неверовского:
«Под Шевардиным настоящего распорядку не было: француз валит с фронту, с левого фланга и с правого, а у нас когда-то догадались за гренадерами и конницей послать. Отдувайся, как знаешь! Как нас, до приходу кирасир, потеснили шибко, батальонный наш осерчал и говорит: «Гунство! Никакого распорядка путем не сделают, а потом горячку и порят!»
«Порят горячку» – значит: пытаются малыми силами отбить редут у численно превосходящего противника. Подтверждение тому находим в рапорте Сиверса, который пишет, что пытался дважды, но тщетно, отбить редут обратно.
Продолжение следует...
Информация