Война доктора Русакова
Судьбе благодарна за то, что подарила потрясающую возможность познакомиться со многими потрясающими людьми, которые дали физическую и духовную жизнь не только мне, но и многим другим людям, искалеченным войной. Я продолжаю цикл о хирургах. На этот раз расскажу о ростовском докторе Вадиме Ивановиче Русакове, чьи замечательные руки и талант помогли встать в жизненный строй не одному фронтовику, не одному человеку. Метод его оперирования внедрялся на протяжении 30 лет. И хотя главная история происходила в советское время, многие жизненные постулаты доктора остаются неизменными и не потеряли актуальности.
Из дневника доктора Русакова: «Надо служить Отечеству, а не начальству. Это трудно. Некоторые искренние доброжелатели говорят: зачем тебе это, инфаркт заработаешь. По сути, призывают к равнодушию, безразличию к государственным делам во имя личного благополучия. Но ведь и Бруно Ясенский писал: бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но с их молчаливого согласия совершается и то, и другое. И сейчас мы расплачиваемся за огрехи в науке, в воспитании и подготовке кадров и во всех делах не только из-за невежества некоторых деятелей и их преступной деятельности. Но и по массовому равнодушию, безразличию к делам своей Родины».
А началась эта история много лет назад, и началась она с обычного телефонного звонка в нашу редакцию, где я тогда работала.
Ещё в сорок первом году осколком снаряда он был ранен в живот. Семнадцать лет подряд ему объясняли, что помочь нельзя. Четыре сложнейшие операции результата не дали. Последней надеждой был профессор Ростовского мединститута Вадим Иванович Русаков. Признаться, названный по латыни диагноз — стриктура уретры — мне ничего не говорил. Я созвонилась с доктором. Русаков выслушал, перевёл мне латынь, попытался уточнить особенности болезни. В общем, он согласился принять пациента, предложив в случае чего разделить ответственность поровну. Заметил на прощание:
— А вообще, за этим обращением стоит многолетняя и весьма серьёзная проблема.
Операция прошла успешно. Хотя фронтовик прибыл в запущенном состоянии. Он признавался, что и жить не хочет. О ростовском профессоре узнал случайно, от фронтового друга из Барнаула, которого «отремонтировали» двумя годами раньше.
Но оставленный на половине дороги разговор не давал покоя. Как ни поворачивай, а выходило, что, договорившись о помощи человеку, я делала вид, будто не знаю истинных размеров беды и проблемы. Да, Русаков сразу предупредил, что данный раздел медицины обычно журналисты обходят своим вниманием потому, что стриктура уретры — болезнь мочеиспускательного канала. Русаков ещё в 80-х годах прошлого века предложил совершенно новый способ операбельного лечения. Но почему же внедрение затянулось на десятилетия? При таком-то множестве бесспорных «за»!
Во-первых, столь роковым образом могла оказаться устойчивая консервативность медицины, нередко предпочитавшей: лучше повременить, чем поторопиться. Именно этим девизом она прикрывает банальную волокиту и ожесточённое сопротивление идеологов устаревших традиций, намотавших на руки организационные вожжи основных направлений.
Также не стоило исключать и другого: Русакова все эти годы устраивала роль этакого «периферийного провидца», обиженное самолюбие которого советовало работать и ждать, когда само время рассудит его с ретроградами. К сожалению, тоже довольно типичный для науки вариант.
Из дневника доктора Русакова: «Жизненные коллизии не всегда только несчастье, горе и беспросветные неприятности. Это нередко и великий стимул к творчеству. Я не раз признавался друзьям, что в моей работе, в моём творчестве, большую, положительную роль играют враги и противники. Пытаясь вредить и мешать, они только вызывают бурю в моей душе, которую предпочитаю направить в рабочее русло и работаю зло, страстно, получая наслаждение. Это оружие моё уже много лет действует без осечки — всегда победа. Не могу же я взяться за дуэльный пистолет, хотя в другие времена делал бы это часто. Уж очень много стало безликих людей, то и дело поступающихся высокими принципами медицины».
В первый день нашего разговора, помню, я честно выложила свои версии — об обиженном самолюбии и догматизме медицины. Русаков выслушал их, подумал и сказал с улыбкой:
— А вот по течению никогда не сплавлялся. Не грешен. Наоборот. Ох, как же наоборот! Я и сам понимаю, что компромиссы намного бы облегчили мою участь учёного. Но как человеку мне больше симпатичен «Варяг», который и под воду уходил, не спуская флага.
Из дневника доктора Русакова: «Как мы дошли до жизни такой? Почему, постоянно совершенствуя методы лечения и получив возможность выполнять головокружительные операции, мы предали забвению изучение здорового человека? В этом виноват стиль организации науки и извращение самой её сути. Все видят, что потеряно представление о науке как о святом храме, а об учёных — как о беспредельно честных и идейно непоколебимых жрецах этого храма. Что причиной тому? Не надо искать расплывчатых формулировок. Виноваты люди, которые в силу сложившихся обстоятельств, необоснованно поднявшись на не соответствующий им высокий уровень, деформировали основы научной деятельности, осквернили святость её. В науку впустили угодничество, приспособленчество, искажение фактов, подхалимаж, равнодушие и дикое администрирование».
Все эти слова были выстраданы и обдумывались не один год. Свою борьбу Русаков начал после того, как он, ещё молодой аспирант, был оставлен на дежурство в праздничные дни, и к нему на приём пришёл измождённый мужчина средних лет, которому долго и безуспешно делали операцию на самом, пожалуй, уязвимом участке мужского тела. Операцию Русаков провёл успешно и быстро, но через день у больного поднялась температура, последовали осложнения. Доктор не мог заходить в палату к больному, видя его наполненные мукой глаза. И тогда Русаков сел за изучение этого проблемного вопроса в хирургии. Изучив досконально этот вопрос, он понял, что оперативное лечение стриктур уретры выполняется в корне неправильно. И стал лечить по-своему: первая операция ему запомнилась особенно чётко потому, что она проходила в течение пяти часов. Изредка в операционную забегал взволнованный парторг и просил, чтобы быстрее закончилась операция, а когда его Русаков, что называется, отослал куда подальше, парторг забегать перестал. Операция, проведённая по новому методу, дала поразительные результаты: больной выздоровел практически мгновенно, и на всём протяжении своей жизни ни разу потом не обращался к хирургам. Последовала череда успешных операций, люди выходили из больницы здоровыми.
Накопленный опыт позволил Русакову в 30 лет написать докторскую диссертацию, защита которой проходила в Москве при большом прессинге со стороны оппонентов, давших два категорических отзыва: один написал отзыв на 30-ти страницах, второй — на двенадцати. На защиту Русаков привёз своих выздоровевших больных и показал их учёному совету, члены которого утверждали, что такой способ операций невозможен, и здоровых пациентов нет вообще.
Был бой. Настоящий бой. Защита прошла успешно, молодому доктору, пожалуй, дали за многие годы в таком возрасте впервые такую высокую степень. И тут же молодого учёного захватили вихри не только работы, но и партийных интриг, куда его настоятельно впихивало его тогдашнее руководство. А Русакову нужно было оперировать, помогать людям выкарабкиваться из беды. Он всяческим образом отказывался участвовать в партийных «междусобойчиках». На главном месте у него была медицина и наука. Даже отношения с женой стали разлаживаться потому, что в эпоху дефицита он никогда не выполнял её просьбы привезти из командировок какое-то шмотьё: он не любил ходить по магазинам, да и времени не было.
Протестовал ростовский профессор против организации новых учреждений. На редкость низка, заявлял Русаков, эффективность различных форумов и совещаний, которые проводятся будто бы специально, чтобы сгладить острые углы проблем.
За свою позицию «прессинг по всему полю» Русаков почувствовал очень скоро. Отрицательный ответ пришёл от издательства «Медицина», которому он предлагал рукопись книги «Хирургия уретры». Отказалась вдруг от публикации статьи «Большая медицинская энциклопедия», которая сама же её и заказала. Журнал «Урология и нефрология» отвергал одну на другой статьи учеников Русакова. На бюрократические рогатки стало натыкаться внедрение широко апробированного, авторским свидетельством защищённого метода фиксации почки при опущении. И так далее.
Из дневников: «Особое негодование у меня и у кафедры вызывают подхалимы. Иные, учившиеся здесь, но своевременно не распознанные, бывало, пытались привить эру заразу. Но натыкались на язвительность коллектива. Удивлялись и сконфуженно уходили. Потом в другом месте, бывало, успешно выращивали вокруг себя соответствующее окружение. Служение не делу, а лицам, особых талантов не требует: делай, что говорят, угождай, восхваляй. Такой делец от науки помнит даже дни рождения начальников, их жён и внуков. Вовремя — телеграммку, а то и подношение. И движется со ступеньки на ступеньку, обходя талантливых, но своенравных, а потому неугодных. Доклады не готовит, а только читает. Иногда среди покорных подчинённых подумает: не сон ли это? Очень высоко взлетел! Но посмотрит свои напечатанные на бумаге титулы, склонит довольно голову набок: нет, не сон — действительность!»
Все эти бюрократические препоны мешали долгие годы оказывать действенную помощь больным. «С войны, после ранения мучаюсь. Теперь и в Раменской центральной больнице примерно каждые два месяца — не знаю, в какой уж раз — ложусь на операционный стол. Неужели тридцать лет назад уже существовал метод, который избавил бы меня от всей этой пытки?» — спрашивал ещё один фронтовик в своём письме.
«Сорок пять лет страдаю. После бомбёжки 15 июля 1941 года. В последнее время систематически консультируюсь в столичном НИИ урологии. Когда спросил моего хирурга про методы Русакова, вразумительного ответа не получил. А потом хирург мой прямо сказал, что не знает о них».
«Я ученик Русакова, но прошу Вас не ставить под сомнения мои воспоминания. Кафедра его была как «остров свободы» на фоне всей ростовской жизни других кафедр мединститута. Студенты — народ любознательный, и все «дела» на других кафедрах нам тоже были известны. При всём нашем юношеском максимализме Русаков был для нас нравственно безупречным. По крайней мере, не знали за ним даже пустяковой нечестности. Теперь я ведущий хирург Мурманского гарнизона, защитил кандидатскую. Но образ учителя до сих пор мне опора в трудные дни».
Писем таких было множество. Правда, было всего одно, утверждавшее, что Русаков ничего нового не предложил.
И тут следует сказать о Николае Алексеевиче Лопаткине, который возглавлял в то время НИИ урологии. Русакова он знал не понаслышке. Ещё с тех пор, как был научным редактором монографии Русакова, которую потом поставили под сомнение. Лично Лопатин, спустя одиннадцать лет, выступил с содокладом на президиуме учёного совета Минздрава СССР, который рекомендовал предложенный Русаковым метод комплексного лечения стриктур уретры для широкого применения в практике. Правда, потом взаимоотношения между двумя учёными стали другими. Чего только стоила «неинтеллигентная выходка» Русакова на очередном пленуме урологов, который сказал, что изданный под руководством Лопаткина учебник дезинформирует урологов и хирургов.
А дальше дело Русакова приняло угрожающие обороты: его обвинили в плагиате и клеветничестве: пять врачей написали даже статью в газету с обвинительными заключениями в адрес применяемого метода. Хотя несколько комиссий отвергали потом эти обвинения.
Из дневников: «Удивительно, но на заседании парткома меня поставили на одну доску с клеветниками. И пообещали: если не успокоишься, примем и к тебе такие же меры, как и к авторам лживой публикации. Я протестовал против такой постановки вопроса: непонятно, почему парткому нельзя было получить ответа от тех пяти врачей; почему они, не являясь урологами, подписали это письмо. Меня же упрекали в том, что я в своём выступлении чётко называл ложь, клевету, потерю некоторыми чести и совести. Но никто не счёл нужным сделать официальное замечание тем, кто систематически оскорбляет меня и против меня клевещет».
Всю свою жизнь Вадим Иванович Русаков боролся. Он был настоящим бойцом, который сумел воспитать целую плеяду настоящих докторов. К сожалению, с его уходом в 2015 году из жизни оборвалась ещё одна прекрасная страница истории медицинской науки, в которой, к сожалению, по-прежнему процветают те же самые коррупционные и угоднические элементы, с которыми сталкивался ростовский профессор. Думается, и сегодня в России есть много талантливых медиков-учёных, которые в своём стремлении нанести сокрушительный удар по болезням сделали немало много нового, но об этом мы не знаем, как не знали когда-то о Русакове.
Информация