Жизнь и смерть Косме Дамиана де Чурруки и Элорсы
История Армады конца XVIII века полна разных ярких личностей. Вот моряк, имеющий организаторские и дипломатические способности, про которого кто-то пустил байку о том, что он бастард самого Карлоса III. Вот человек, который всю свою жизнь посвятил служению другим, включая простых людей, наплевав на свое дворянское происхождение. А уж сколько в Армаде было ученых! Тут и Гастаньета, и Хорхе Хуан, и Антонио де Ульоа…. Но самым почитаемым и знаменитым ученым Армады конца XVIII века заслуженно считается Косме Дамиан де Чуррука и Элорса.
В Стране Басков, в городе Мотрико, в том же поместье, которое построил Хосе Антонио де Гастаньета, в 1761 году родился мальчик по имени Косме Дамиан де Чуррука и Элорса. Его отцом был городской алькальд, Франсиско де Чуррука и Ириондо, а матерью — донья Мария Тереза де Элорса и Итурриса. Он был не первым ребенком в семье – у мальчика имелся старший брат, Хуан Бальдомеро (1758-1838), добившийся больших успехов в лингвистике и юриспруденции, а также ставший одним из героев Испанской войны за независимость (так в Испании называют войну с Францией 1808-1815 годов). С детства Косме Дамиан был человеком скромным, сдержанным, добрым и отзывчивым, и ему удалось сохранить эти черты на протяжении всей своей жизни, из-за чего если не все, то подавляющее большинство людей, которые встречались с ним при жизни, позднее отзывались о нем с большой симпатией и уважением. Кроме того, мальчик был умным, очень умным, что открывало ему большие возможности в будущем. Первое образование он получил в соборной гимназии в Бургосе, и тогда почти было встал на путь церковной жизни, собираясь стать рукоположенным в священники, но море не отпускало потомка великого адмирала Гастаньеты. С детства он жил на рассказах об адмирале, морских сражениях и путешествиях, и потому не был равнодушен к флоту. Но решающим фактором оказалось не это — там же, в Бургосе, Косме встретился с племянником архиепископа, молодым офицером морской пехоты, и разговор с ним окончательно убедил молодого баска, что его будущее связано исключительно с Армадой.
После соборной гимназии он поступил в школу в Вергаре, заодно став членом Королевского Баскского общества друзей страны, которое он не покидал до самой своей смерти. Далее последовало уже специальное военное образование – в 1776 году он поступает в Академию Кадиса, а оканчивает учебу уже в Ферроле, в 1778 году. При этом он добивается такого успеха в изучении военно-морских наук, что руководство решает выделить его из однокурсников, повысив 16-летнего юнца до звания мичмана фрегата (alferez de fragata). В конце года Чуррука поступает под командование Франсиско Хиля де Табоада, одного из выдающихся моряков Испании того времени, и отправляется в свое первое плавание на борту корабля «Сан-Висенте». Вскоре ему довелось принять участие в большой войне против Великобритании, которая велась вместе с американскими сепаратистами и французскими союзниками. Здесь Чуррука показал себя как мужественный и умелый моряк, без труда прокладывавший сложные курсы, смело вел себя под огнем противника. В 1781 году он уже был на борту фрегата «Санта-Барбара», находясь под началом еще одного знаменитого испанского моряка, Игнасио Марии де Алавы, и принял участие в генеральном штурме крепости Гибралтар. И вновь он проявил себя грамотным, умелым и отважным офицером, выступив инициатором рискованного маневра, в результате которого его фрегат пытался оказать помощь пылающим плавучим батареям, находящимся под обстрелом британской крепостной артиллерии. После провала штурма «Санта-Барбара» отправилась в Монтевидео, и вновь судьба позволила Чурруке проявить себя – молодой офицер обнаружил ошибку в исчислениях штурмана, в результате чего в самый последний момент удалось спасти корабль от посадки на скалы. О молодом, но очень талантливом офицере начинают говорить не только на борту «Санта-Барбары», но и во всей Армаде. Однако это было только начало.
В 1783 году война закончилась, и Чуррука вернулся в Испанию дабы продолжить образование. Он вновь поступил в Академию Ферроля, причем его приняли вопреки отсутствию свободных мест в ней – терять столь перспективные кадры из-за таких мелочей никто не желал. Чуррука не был бы собой, если бы вновь не зарекомендовал себя самым наилучшим образом – с 1784 года он начинает не только учиться сам, но и преподавать, заменяя отсутствующих профессоров, причем настолько успешно, что не раз срывает овации слушателей, в том числе и в 1787 году, когда он образцово организовывает экзамены по механике, математике и астрономии. Многие уже пророчили ему судьбу выдающегося преподавателя, специалиста и теоретика, когда ему поступил приказ – готовится к отплытию в далекое плавание. В 1788 году в Кадисе готовилась экспедиция для исследования Магелланова пролива, а также проведения других научных исследований и экспериментов в Южной Америке. Отправиться в плавание должны были два корабля – «Санта-Касильда» и «Санта-Эулалия», под началом дона Антонио де Кордобы. И дон Антонио де Кордоба, бывалый капитан и мореход, попросил у вышестоящего начальства, чтобы ему прислали 26-летнего Чурруку, получившего к тому моменту звание лейтенанта корабля (teniente de navio), дабы тот возглавил астрономическую и географическую часть. Начальство дало зеленый свет, и Чуррука отправился в тяжелое плавание к Магелланову проливу, где составил точную карту региона, а также стал счастливым обладателем бухты своего имени на одном из островов. Однако плавание это оказалось не из легких – из-за не самой лучшей организации переходов и закупки продовольствия, экипажи двух кораблей сильно пострадали от цинги, и среди тех, кто едва не отправился в мир иной, оказался сам Косме Дамиан Чуррука. В 1789 году он вернулся домой и был назначен выздоравливать в относительно спокойной обстановке в Сан-Фернандо, в качестве работника местной обсерватории. Но кипучая натура баскского дворянина не давала ему просто так сидеть на месте, и он вновь и вновь участвовал в тех или иных местных проектах, которые не давали ему окончательно выздороветь. Наконец, в 1791 году он, под давлением друзей, отправляется на отдых в провинцию Гипускоа, где наконец-то его здоровье приходит в порядок, и он возвращается в строй, полный энтузиазма.
Как раз в это время готовилась новая масштабная экспедиция в Северную Америку, задачей которой становилось, помимо прочего, составление четких карт Мексиканского залива, островов Карибского бассейна и берегов Калифорнии. Чуррука, само собой, попал в состав этой экспедиции, заодно получив повышение до звания капитана фрегата (capitano de fragata). Все предприятие организовывалось на широкую ногу, Косме Дамиан получил под командование сразу два корабля – бригантины «Дескубридор» и «Вихиланте», и персональную задачу – нанести на карту Антильские острова. Плавание продлилось 28 месяцев, и завершилось лишь в 1795 году. Чурруке в нем удалось вновь проявить себя – на сей раз не только в качестве исследователя, но и боевого офицера, так как вскоре после отплытия разгорелась война с Революционной Францией, и не единожды «Дескубридору» и «Вихиланте» приходилось стрелять из пушек по враждебным кораблям и крепостям. Ему пришлось заниматься доставкой важных писем в Вест-Индии, участвовать во вторжении на Мартинику, защищать торговые корабли компании из Гипускоа, в которой он состоял сам, и которая обеспечивала ему постоянные доходы. Все эти действия вновь подорвали здоровье Чурруки, и он был вынужден остаться в Гаване, где начал понемногу восстанавливаться, и сводить воедино все итоги своих трудов. Домой он вернулся лишь в 1798 году, и на науку после этого времени оставалось все меньше и меньше – шли непрерывные войны с традиционным противником, Великобританией, и Испании было не до исследований. Однако Чуррука все же продолжил работу над итогами своего плавания в Вест-Индию, и начал понемногу публиковать результаты. В это же время между Испанией и Великобританией установилось короткое перемирие, и испанский исследователь был отправлен в Париж с научной миссией, где ему довелось встретиться с Первым консулом Наполеоном. Тот был восхищен Чуррукой, окружил того почетом, помог издать его труды, в частности, очень точные карты Антильских островов, и вручил особый подарок – так называемую «Саблю Чести», которая фактически обозначила высокое признание трудов испанского офицера не только для его Отчизны, но и для Франции. Увы, на этом мирная деятельность Чурруки фактически завершилась, и впереди была одна лишь война.
Возвращаться Косме Дамиану домой из Гаваны в 1798 году пришлось на борту линейного корабля «Конкистадор». Сразу же по возвращении его повысили до звания капитана корабля (capitan de navio), и назначили командовать тем же «Конкистадором». Корабль и команда находились в плачевном состоянии, свидетелем чему свежеиспеченный капитан стал во время пути из Америки, и требовалось проделать серьезную работу для того, чтобы привести его в более или менее толковый вид. Но раз его командира звали Косме Дамиан де Чуррука и Элорса, то он просто не мог не быть приведенным в образцовый порядок. Здесь знаменитый баск проявил себя и как талантливый организатор, и как дипломат, и политик – несмотря на то, что команда была настоящим сбродом, он не относился к ней, как к сброду, и смог воспитать у матросов и офицеров единый корпоративный дух. Коснулось дело и модернизации самого корабля – был сделан ряд улучшений, повышающих прочность корпуса и маневренность. Команда обрела железную дисциплину, и более того – фанатичную преданность своему командиру. Повышалась и боеспособность корабля, для чего Чуррука использовал любую возможность, чтобы погонять своих матросов по вантам или заняться артиллерийскими учениями. В составе эскадры, которая прибыла в 1799 году в Брест для действий совместно с французами, его «Конкистадор» был самым лучшим. Здесь же он занялся немного более привычным делом, написав ряд трудов касательно обеспечения порядки и дисциплины на флоте, вслед за чем в местной типографии этот текст был размножен, и распространен по всем испанским кораблям. Методики, выработанные Чуррукой, оказались весьма действенными – на всех кораблях, страдавших от плохого порядка среди команды, ситуация вскоре стала улучшаться. Командующий эскадрой, Федерико Гравины, был в полном восторге от деятельности своего подчиненного и друга. За этим в 1802 году последовала поездка в Париж, почет и уважение, и, как холодный душ по возвращению в Брест – новость о том, что, согласно договоренностям Испании с Франции, Армада обязалась передать 6 своих линейных кораблей французам, и в их число вошел его «Конкистадор». Обычно спокойный Чуррука был в бешенстве, но ничего поделать не мог. Вернувшись домой, он до конца 1803 года так и не вернулся на флот, занимаясь делами в родном Мотрико, в том числе и заняв место алькальда, освободившееся после смерти его отца.
Но Армада не могла разбрасываться такими кадрами, и Косме Дамиана вернули на флот, поставив ответственным за приведение в порядок линейного корабля «Принсипе де Астуриас». И вновь последовали заботы об организации расхлябанного экипажа в образцовый, и вновь Чуррука параллельно стал активно заниматься научной работой, пускай и в области военно-морского флота. Вместе с Антонио Эсканьо он написал в конце 1803 года «Морской словарь», который затем будет издан на многих европейских языках и будет использоваться даже в начале XX столетия, а в начале 1804 года он выступил с резкой критикой артиллерийского дела Армады. Критиковать было что, начиная от относительно малого калибра орудий (большинство линейных кораблей Испании вооружались максимум 24-фунтовыми пушками, в то время как британские на гондеке имели 32-фунтовые пушки), до откровенно отвратительной подготовки артиллерийских расчетов. Ситуация, в которой находилась артиллерия Армады к этому моменту, была аховая – из-за войны с Великобританией, неравноправных и грабительских договоров с Францией и откровенно неэффективного правительства финансирование флота было сведено к минимуму, и денег не хватало даже на учения по старым методикам, которые не давали необходимого эффекта. Фактически, Армада в 1804 году стреляла хуже, чем в 1740! Само собой, такой человек, как Чуррука, не мог не следовать принципу «критикуешь – предлагай», и издал труд под названием «Instrucciones sobre puntería para uso de los bajeles de S. M.», в которых размещались прямые рекомендации к подготовке орудийных расчетов, расписывались программы учений, устанавливались стандарты скорострельности и точности стрельбы, и создавалась четкая система, при следовании которой можно было бы сократить отставание от Англии в плане артиллерии за достаточно короткое время. Труд был растиражирован и распространен по кораблям Армады, но увы – лишь после Трафальгара. А сам Чуррука, приведя в порядок «Принсипе де Астуриас» настолько, насколько мог, но понимая, что его не назначат командовать будущим флагманом флота, подал достаточно необычное прошение – о выводе из резерва и передаче ему под командование линейного корабля «Сан-Хуан Непомусено», с особой привилегией изменить корабль так, как ему самому захочется. Благодаря своему авторитету, он добился этой привилегии, и бывший 74-пушечный линейный корабль был довооружен и несколько модернизирован, став 82-пушечным. Команда набиралась и подготавливалась по высоким стандартам своего капитана-баска, и к 1805 году это был, несомненно, один из самых боеспособных кораблей всей Армады.
С «Сан-Хуаном», правда, не обошлось без ложки дегтя. Не весь объем модернизации «Сан-Хуана Непомусено» оказался выполнен в срок, так как арсенал Ла Каррака не располагал всеми нужными ресурсами, а в некоторых случаях работы просто саботировались сухопутными мастерами арсенала, которым правительство уже долгие месяцы не платило зарплату. Команда, набранная из кого попало, достаточно быстро усвоила дисциплину, в особенности после того, как Чуррука приказал донести до каждого в отдельности содержание его дисциплинарного свода, где указывались конкретные проступки и конкретные наказания за их. Но увы, нашлись несколько человек, которые весьма вольно трактовали полученную информацию, и в 1805 году последовал бунт, который, впрочем, не вылился в «горячую фазу», и после устранения первопричины (матросов, покинувших свой пост во время боевой тревоги и укравших офицерскую выпивку, а когда в ответ винной порции лишилась вся команда, начавших провоцировать мятеж) порядок на корабле был восстановлен. «Сан-Хуан Непомусено» не участвовал в битве у мыса Финистерре, так как его эскадра находилась в Ферроле, и не отметился в каких-либо крупных событиях начала года. Лишь в сентябре он вновь соединился с главными силами Вильнева и Гравины, и отправился в Кадис, где корабли простояли несколько месяцев. Все это время он потратил на боевую подготовку вверенного ему корабля, восстановление дисциплины экипажа после бунта, и…. Свадьбу. Будучи в возрасте 44 года, он долго не вступал в брак, хоть и считался завидным женихом, пока не встретил свою избранницу – Марию де лос Долорес Руис де Аподака, дочь графа де Венадито и сестру одного из младших офицеров «Сан-Хуана». Событие это отмечалось всеми офицерами Армады в Кадисе – Чуррука был всеобщим любимчиком, за него искренне радовались и сопереживали ему. Казалось, ему еще предстояло сделать так много, радоваться семейной жизни, заняться реформированием Армады, таки привести в порядок ее артиллерию…. Но затем последовал роковой выход в море вопреки мнению испанских офицеров и Трафальгарское сражение. Незадолго до него, 11 октября, Чуррука отправил своему брату последнее письмо, в котором описывается горькая ситуация, в которой оказался флот – 8 месяцев невыплат жалования, падение боевого духа, извинение и благодарность за то, что тот взял на себя содержание супруги Косме Дамиана, так как у него самого закончились все средства. Письмо это завершается мрачными словами – «Если вы узнаете, что мой корабль попал в плен, знайте – я погиб».
С этого момента начинается последний величественный акт жизни Косме Дамиана де Чурруки и Элорсы. Когда Вильнев приказал эскадре сделать поворот на 180 градусов против ветра в начале сражения, капитан «Сан-Хуана» сказал: «Флот обречен. Французский адмирал не знает, что делает. Он погубил нас всех». Линия франко-испанского флота смешалась, в центре образовался разрыв – куда и устремились две колонны адмиралов Нельсона и Коллингвуда, сокрушившие корабли союзников. Но Чуррука не сдавался: умело маневрируя и огрызаясь метким огнем (практически единственный корабль Армады в тот день, стрелявший немногим хуже англичан), он схлестнулся сразу с шестью английскими линейными кораблями: 98-пушечным «Дредноутом», 74-пушечными «Дифенсом», «Ахиллесом», «Тандерером» и «Беллерофоном», и 80-пушечным «Тоннантом». Капитан «Беллерофона» погиб; остальные корабли понесли те или иные потери, порой весьма тяжелые. Но и «Сан-Хуан» не был неуязвимым: из 530 членов экипажа во время боя погибли 100 и получили ранения 150 человек, т.е. практически половина из всех, кто находился на борту. Чуррука, стоя под огнем противника на верхней палубе, продолжал командовать до последнего, даже тогда, когда ему снарядом оторвало ногу, и он, не желая покидать пост и дабы не истечь кровью, приказал поместить кровавую культю в ведро с мукой. Уже теряя сознание, капитан запретил своим офицерам сдаваться в плен после его смерти, и приказал продолжить бой. В последних словах, произнесенных своему шурину, Хосе Руису де Аподаке, Чуррука вспоминал свою супругу, о которой продолжал думать каждое мгновение своей жизни, и благодарил матросов и офицеров за отличную службу. Лишь когда потери достигли колоссальных масштабов, а старшего офицера корабля, Франсиско де Мойя, убило прямым попаданием ядра, лейтенант Хоакин Нуньес Фалькон решил сдать корабль. «Сан-Хуан Непомусено» оказался одним из последних испанских кораблей, спустивших флаг в том бою. Англичане предвкушали то, как возьмут в плен столь знаменитого моряка, как Чуррука, но обнаружили лишь его остывающее тело и криво улыбающегося Нуньеса, который прямо заявил, что будь его капитан жив – корабль ни за что бы не сдался.
«Сан-Хуан» едва удалось отбуксировать в Гибралтар, так как тот быстро набирал воду, и условно встал на якорь у крепости уже в полузатопленном состоянии. Его частично восстановили, но он более никогда не выходил в море, продолжив службу в качестве несамоходной плавбатареи и плавказармы. В знак уважения перед кораблем, его командой и командиром «Сан-Хуан Непомусено» так и не сменил свое имя, а капитанская каюта навсегда осталась недоступной для заселения – на дверях висела табличка, где золотыми буквами была выведена надпись: «Косме Дамиан Чуррука». Если же кому-то хотелось все же зайти в каюту, то при входе он обязывался снимать шляпу в знак уважения к этому великому моряку, ученому и боевому офицеру, покинувшему этот мир в достаточно молодом возрасте в 44 года. Уже посмертно его повысили до звания адмирала, а племяннику присвоили титул графа Чуррука. Кроме того, государство взяло на себя финансовые обязательства по похоронам этого выдающегося человека, и даже назначило пенсион его вдове – но, судя по всему, выплачивали его нерегулярно, так как есть информация о том, что Долорес испытывала затруднения с деньгами на протяжении всей своей скромной жизни, и больше полагалась на помощь родственников. Старший брак Косме, Хуан Бальдомеро, всю жизнь вспоминал о погибшем, и в своей отваге всегда брал за образец именно его. Памятники Чурруке нынче стоят в Мотрико, его родном городе, а также Ферроле и Сан-Фернандо, где он учился и творил; в его честь названы улицы в Эль-Астильеро и Барселоне, а также головной корабль серии эсминцев середины XX века. В Пантеоне прославленных морских пехотинцев в Сан-Фернандо нынче находится надгробная плита, под которой погребен сам Чуррука. Хосе Руису де Аподаке, шурину Косме Дамиана, принадлежат слова, которыми можно закончить историю о сем славном муже:
Продолжение следует…
Косме Дамиан де Чуррука и Элорса
Детские и юношеские годы
В Стране Басков, в городе Мотрико, в том же поместье, которое построил Хосе Антонио де Гастаньета, в 1761 году родился мальчик по имени Косме Дамиан де Чуррука и Элорса. Его отцом был городской алькальд, Франсиско де Чуррука и Ириондо, а матерью — донья Мария Тереза де Элорса и Итурриса. Он был не первым ребенком в семье – у мальчика имелся старший брат, Хуан Бальдомеро (1758-1838), добившийся больших успехов в лингвистике и юриспруденции, а также ставший одним из героев Испанской войны за независимость (так в Испании называют войну с Францией 1808-1815 годов). С детства Косме Дамиан был человеком скромным, сдержанным, добрым и отзывчивым, и ему удалось сохранить эти черты на протяжении всей своей жизни, из-за чего если не все, то подавляющее большинство людей, которые встречались с ним при жизни, позднее отзывались о нем с большой симпатией и уважением. Кроме того, мальчик был умным, очень умным, что открывало ему большие возможности в будущем. Первое образование он получил в соборной гимназии в Бургосе, и тогда почти было встал на путь церковной жизни, собираясь стать рукоположенным в священники, но море не отпускало потомка великого адмирала Гастаньеты. С детства он жил на рассказах об адмирале, морских сражениях и путешествиях, и потому не был равнодушен к флоту. Но решающим фактором оказалось не это — там же, в Бургосе, Косме встретился с племянником архиепископа, молодым офицером морской пехоты, и разговор с ним окончательно убедил молодого баска, что его будущее связано исключительно с Армадой.
После соборной гимназии он поступил в школу в Вергаре, заодно став членом Королевского Баскского общества друзей страны, которое он не покидал до самой своей смерти. Далее последовало уже специальное военное образование – в 1776 году он поступает в Академию Кадиса, а оканчивает учебу уже в Ферроле, в 1778 году. При этом он добивается такого успеха в изучении военно-морских наук, что руководство решает выделить его из однокурсников, повысив 16-летнего юнца до звания мичмана фрегата (alferez de fragata). В конце года Чуррука поступает под командование Франсиско Хиля де Табоада, одного из выдающихся моряков Испании того времени, и отправляется в свое первое плавание на борту корабля «Сан-Висенте». Вскоре ему довелось принять участие в большой войне против Великобритании, которая велась вместе с американскими сепаратистами и французскими союзниками. Здесь Чуррука показал себя как мужественный и умелый моряк, без труда прокладывавший сложные курсы, смело вел себя под огнем противника. В 1781 году он уже был на борту фрегата «Санта-Барбара», находясь под началом еще одного знаменитого испанского моряка, Игнасио Марии де Алавы, и принял участие в генеральном штурме крепости Гибралтар. И вновь он проявил себя грамотным, умелым и отважным офицером, выступив инициатором рискованного маневра, в результате которого его фрегат пытался оказать помощь пылающим плавучим батареям, находящимся под обстрелом британской крепостной артиллерии. После провала штурма «Санта-Барбара» отправилась в Монтевидео, и вновь судьба позволила Чурруке проявить себя – молодой офицер обнаружил ошибку в исчислениях штурмана, в результате чего в самый последний момент удалось спасти корабль от посадки на скалы. О молодом, но очень талантливом офицере начинают говорить не только на борту «Санта-Барбары», но и во всей Армаде. Однако это было только начало.
Ученый, картограф и боевой офицер
В 1783 году война закончилась, и Чуррука вернулся в Испанию дабы продолжить образование. Он вновь поступил в Академию Ферроля, причем его приняли вопреки отсутствию свободных мест в ней – терять столь перспективные кадры из-за таких мелочей никто не желал. Чуррука не был бы собой, если бы вновь не зарекомендовал себя самым наилучшим образом – с 1784 года он начинает не только учиться сам, но и преподавать, заменяя отсутствующих профессоров, причем настолько успешно, что не раз срывает овации слушателей, в том числе и в 1787 году, когда он образцово организовывает экзамены по механике, математике и астрономии. Многие уже пророчили ему судьбу выдающегося преподавателя, специалиста и теоретика, когда ему поступил приказ – готовится к отплытию в далекое плавание. В 1788 году в Кадисе готовилась экспедиция для исследования Магелланова пролива, а также проведения других научных исследований и экспериментов в Южной Америке. Отправиться в плавание должны были два корабля – «Санта-Касильда» и «Санта-Эулалия», под началом дона Антонио де Кордобы. И дон Антонио де Кордоба, бывалый капитан и мореход, попросил у вышестоящего начальства, чтобы ему прислали 26-летнего Чурруку, получившего к тому моменту звание лейтенанта корабля (teniente de navio), дабы тот возглавил астрономическую и географическую часть. Начальство дало зеленый свет, и Чуррука отправился в тяжелое плавание к Магелланову проливу, где составил точную карту региона, а также стал счастливым обладателем бухты своего имени на одном из островов. Однако плавание это оказалось не из легких – из-за не самой лучшей организации переходов и закупки продовольствия, экипажи двух кораблей сильно пострадали от цинги, и среди тех, кто едва не отправился в мир иной, оказался сам Косме Дамиан Чуррука. В 1789 году он вернулся домой и был назначен выздоравливать в относительно спокойной обстановке в Сан-Фернандо, в качестве работника местной обсерватории. Но кипучая натура баскского дворянина не давала ему просто так сидеть на месте, и он вновь и вновь участвовал в тех или иных местных проектах, которые не давали ему окончательно выздороветь. Наконец, в 1791 году он, под давлением друзей, отправляется на отдых в провинцию Гипускоа, где наконец-то его здоровье приходит в порядок, и он возвращается в строй, полный энтузиазма.
Как раз в это время готовилась новая масштабная экспедиция в Северную Америку, задачей которой становилось, помимо прочего, составление четких карт Мексиканского залива, островов Карибского бассейна и берегов Калифорнии. Чуррука, само собой, попал в состав этой экспедиции, заодно получив повышение до звания капитана фрегата (capitano de fragata). Все предприятие организовывалось на широкую ногу, Косме Дамиан получил под командование сразу два корабля – бригантины «Дескубридор» и «Вихиланте», и персональную задачу – нанести на карту Антильские острова. Плавание продлилось 28 месяцев, и завершилось лишь в 1795 году. Чурруке в нем удалось вновь проявить себя – на сей раз не только в качестве исследователя, но и боевого офицера, так как вскоре после отплытия разгорелась война с Революционной Францией, и не единожды «Дескубридору» и «Вихиланте» приходилось стрелять из пушек по враждебным кораблям и крепостям. Ему пришлось заниматься доставкой важных писем в Вест-Индии, участвовать во вторжении на Мартинику, защищать торговые корабли компании из Гипускоа, в которой он состоял сам, и которая обеспечивала ему постоянные доходы. Все эти действия вновь подорвали здоровье Чурруки, и он был вынужден остаться в Гаване, где начал понемногу восстанавливаться, и сводить воедино все итоги своих трудов. Домой он вернулся лишь в 1798 году, и на науку после этого времени оставалось все меньше и меньше – шли непрерывные войны с традиционным противником, Великобританией, и Испании было не до исследований. Однако Чуррука все же продолжил работу над итогами своего плавания в Вест-Индию, и начал понемногу публиковать результаты. В это же время между Испанией и Великобританией установилось короткое перемирие, и испанский исследователь был отправлен в Париж с научной миссией, где ему довелось встретиться с Первым консулом Наполеоном. Тот был восхищен Чуррукой, окружил того почетом, помог издать его труды, в частности, очень точные карты Антильских островов, и вручил особый подарок – так называемую «Саблю Чести», которая фактически обозначила высокое признание трудов испанского офицера не только для его Отчизны, но и для Франции. Увы, на этом мирная деятельность Чурруки фактически завершилась, и впереди была одна лишь война.
"Сан-Хуан Непомусено" — корабль Чурруки в Трафальгарской битве
Возвращаться Косме Дамиану домой из Гаваны в 1798 году пришлось на борту линейного корабля «Конкистадор». Сразу же по возвращении его повысили до звания капитана корабля (capitan de navio), и назначили командовать тем же «Конкистадором». Корабль и команда находились в плачевном состоянии, свидетелем чему свежеиспеченный капитан стал во время пути из Америки, и требовалось проделать серьезную работу для того, чтобы привести его в более или менее толковый вид. Но раз его командира звали Косме Дамиан де Чуррука и Элорса, то он просто не мог не быть приведенным в образцовый порядок. Здесь знаменитый баск проявил себя и как талантливый организатор, и как дипломат, и политик – несмотря на то, что команда была настоящим сбродом, он не относился к ней, как к сброду, и смог воспитать у матросов и офицеров единый корпоративный дух. Коснулось дело и модернизации самого корабля – был сделан ряд улучшений, повышающих прочность корпуса и маневренность. Команда обрела железную дисциплину, и более того – фанатичную преданность своему командиру. Повышалась и боеспособность корабля, для чего Чуррука использовал любую возможность, чтобы погонять своих матросов по вантам или заняться артиллерийскими учениями. В составе эскадры, которая прибыла в 1799 году в Брест для действий совместно с французами, его «Конкистадор» был самым лучшим. Здесь же он занялся немного более привычным делом, написав ряд трудов касательно обеспечения порядки и дисциплины на флоте, вслед за чем в местной типографии этот текст был размножен, и распространен по всем испанским кораблям. Методики, выработанные Чуррукой, оказались весьма действенными – на всех кораблях, страдавших от плохого порядка среди команды, ситуация вскоре стала улучшаться. Командующий эскадрой, Федерико Гравины, был в полном восторге от деятельности своего подчиненного и друга. За этим в 1802 году последовала поездка в Париж, почет и уважение, и, как холодный душ по возвращению в Брест – новость о том, что, согласно договоренностям Испании с Франции, Армада обязалась передать 6 своих линейных кораблей французам, и в их число вошел его «Конкистадор». Обычно спокойный Чуррука был в бешенстве, но ничего поделать не мог. Вернувшись домой, он до конца 1803 года так и не вернулся на флот, занимаясь делами в родном Мотрико, в том числе и заняв место алькальда, освободившееся после смерти его отца.
Но Армада не могла разбрасываться такими кадрами, и Косме Дамиана вернули на флот, поставив ответственным за приведение в порядок линейного корабля «Принсипе де Астуриас». И вновь последовали заботы об организации расхлябанного экипажа в образцовый, и вновь Чуррука параллельно стал активно заниматься научной работой, пускай и в области военно-морского флота. Вместе с Антонио Эсканьо он написал в конце 1803 года «Морской словарь», который затем будет издан на многих европейских языках и будет использоваться даже в начале XX столетия, а в начале 1804 года он выступил с резкой критикой артиллерийского дела Армады. Критиковать было что, начиная от относительно малого калибра орудий (большинство линейных кораблей Испании вооружались максимум 24-фунтовыми пушками, в то время как британские на гондеке имели 32-фунтовые пушки), до откровенно отвратительной подготовки артиллерийских расчетов. Ситуация, в которой находилась артиллерия Армады к этому моменту, была аховая – из-за войны с Великобританией, неравноправных и грабительских договоров с Францией и откровенно неэффективного правительства финансирование флота было сведено к минимуму, и денег не хватало даже на учения по старым методикам, которые не давали необходимого эффекта. Фактически, Армада в 1804 году стреляла хуже, чем в 1740! Само собой, такой человек, как Чуррука, не мог не следовать принципу «критикуешь – предлагай», и издал труд под названием «Instrucciones sobre puntería para uso de los bajeles de S. M.», в которых размещались прямые рекомендации к подготовке орудийных расчетов, расписывались программы учений, устанавливались стандарты скорострельности и точности стрельбы, и создавалась четкая система, при следовании которой можно было бы сократить отставание от Англии в плане артиллерии за достаточно короткое время. Труд был растиражирован и распространен по кораблям Армады, но увы – лишь после Трафальгара. А сам Чуррука, приведя в порядок «Принсипе де Астуриас» настолько, насколько мог, но понимая, что его не назначат командовать будущим флагманом флота, подал достаточно необычное прошение – о выводе из резерва и передаче ему под командование линейного корабля «Сан-Хуан Непомусено», с особой привилегией изменить корабль так, как ему самому захочется. Благодаря своему авторитету, он добился этой привилегии, и бывший 74-пушечный линейный корабль был довооружен и несколько модернизирован, став 82-пушечным. Команда набиралась и подготавливалась по высоким стандартам своего капитана-баска, и к 1805 году это был, несомненно, один из самых боеспособных кораблей всей Армады.
Трафальгар
С «Сан-Хуаном», правда, не обошлось без ложки дегтя. Не весь объем модернизации «Сан-Хуана Непомусено» оказался выполнен в срок, так как арсенал Ла Каррака не располагал всеми нужными ресурсами, а в некоторых случаях работы просто саботировались сухопутными мастерами арсенала, которым правительство уже долгие месяцы не платило зарплату. Команда, набранная из кого попало, достаточно быстро усвоила дисциплину, в особенности после того, как Чуррука приказал донести до каждого в отдельности содержание его дисциплинарного свода, где указывались конкретные проступки и конкретные наказания за их. Но увы, нашлись несколько человек, которые весьма вольно трактовали полученную информацию, и в 1805 году последовал бунт, который, впрочем, не вылился в «горячую фазу», и после устранения первопричины (матросов, покинувших свой пост во время боевой тревоги и укравших офицерскую выпивку, а когда в ответ винной порции лишилась вся команда, начавших провоцировать мятеж) порядок на корабле был восстановлен. «Сан-Хуан Непомусено» не участвовал в битве у мыса Финистерре, так как его эскадра находилась в Ферроле, и не отметился в каких-либо крупных событиях начала года. Лишь в сентябре он вновь соединился с главными силами Вильнева и Гравины, и отправился в Кадис, где корабли простояли несколько месяцев. Все это время он потратил на боевую подготовку вверенного ему корабля, восстановление дисциплины экипажа после бунта, и…. Свадьбу. Будучи в возрасте 44 года, он долго не вступал в брак, хоть и считался завидным женихом, пока не встретил свою избранницу – Марию де лос Долорес Руис де Аподака, дочь графа де Венадито и сестру одного из младших офицеров «Сан-Хуана». Событие это отмечалось всеми офицерами Армады в Кадисе – Чуррука был всеобщим любимчиком, за него искренне радовались и сопереживали ему. Казалось, ему еще предстояло сделать так много, радоваться семейной жизни, заняться реформированием Армады, таки привести в порядок ее артиллерию…. Но затем последовал роковой выход в море вопреки мнению испанских офицеров и Трафальгарское сражение. Незадолго до него, 11 октября, Чуррука отправил своему брату последнее письмо, в котором описывается горькая ситуация, в которой оказался флот – 8 месяцев невыплат жалования, падение боевого духа, извинение и благодарность за то, что тот взял на себя содержание супруги Косме Дамиана, так как у него самого закончились все средства. Письмо это завершается мрачными словами – «Если вы узнаете, что мой корабль попал в плен, знайте – я погиб».
С этого момента начинается последний величественный акт жизни Косме Дамиана де Чурруки и Элорсы. Когда Вильнев приказал эскадре сделать поворот на 180 градусов против ветра в начале сражения, капитан «Сан-Хуана» сказал: «Флот обречен. Французский адмирал не знает, что делает. Он погубил нас всех». Линия франко-испанского флота смешалась, в центре образовался разрыв – куда и устремились две колонны адмиралов Нельсона и Коллингвуда, сокрушившие корабли союзников. Но Чуррука не сдавался: умело маневрируя и огрызаясь метким огнем (практически единственный корабль Армады в тот день, стрелявший немногим хуже англичан), он схлестнулся сразу с шестью английскими линейными кораблями: 98-пушечным «Дредноутом», 74-пушечными «Дифенсом», «Ахиллесом», «Тандерером» и «Беллерофоном», и 80-пушечным «Тоннантом». Капитан «Беллерофона» погиб; остальные корабли понесли те или иные потери, порой весьма тяжелые. Но и «Сан-Хуан» не был неуязвимым: из 530 членов экипажа во время боя погибли 100 и получили ранения 150 человек, т.е. практически половина из всех, кто находился на борту. Чуррука, стоя под огнем противника на верхней палубе, продолжал командовать до последнего, даже тогда, когда ему снарядом оторвало ногу, и он, не желая покидать пост и дабы не истечь кровью, приказал поместить кровавую культю в ведро с мукой. Уже теряя сознание, капитан запретил своим офицерам сдаваться в плен после его смерти, и приказал продолжить бой. В последних словах, произнесенных своему шурину, Хосе Руису де Аподаке, Чуррука вспоминал свою супругу, о которой продолжал думать каждое мгновение своей жизни, и благодарил матросов и офицеров за отличную службу. Лишь когда потери достигли колоссальных масштабов, а старшего офицера корабля, Франсиско де Мойя, убило прямым попаданием ядра, лейтенант Хоакин Нуньес Фалькон решил сдать корабль. «Сан-Хуан Непомусено» оказался одним из последних испанских кораблей, спустивших флаг в том бою. Англичане предвкушали то, как возьмут в плен столь знаменитого моряка, как Чуррука, но обнаружили лишь его остывающее тело и криво улыбающегося Нуньеса, который прямо заявил, что будь его капитан жив – корабль ни за что бы не сдался.
"Смерть Чурруки". Картина художника Эухенио Альвареса Дюмона
«Сан-Хуан» едва удалось отбуксировать в Гибралтар, так как тот быстро набирал воду, и условно встал на якорь у крепости уже в полузатопленном состоянии. Его частично восстановили, но он более никогда не выходил в море, продолжив службу в качестве несамоходной плавбатареи и плавказармы. В знак уважения перед кораблем, его командой и командиром «Сан-Хуан Непомусено» так и не сменил свое имя, а капитанская каюта навсегда осталась недоступной для заселения – на дверях висела табличка, где золотыми буквами была выведена надпись: «Косме Дамиан Чуррука». Если же кому-то хотелось все же зайти в каюту, то при входе он обязывался снимать шляпу в знак уважения к этому великому моряку, ученому и боевому офицеру, покинувшему этот мир в достаточно молодом возрасте в 44 года. Уже посмертно его повысили до звания адмирала, а племяннику присвоили титул графа Чуррука. Кроме того, государство взяло на себя финансовые обязательства по похоронам этого выдающегося человека, и даже назначило пенсион его вдове – но, судя по всему, выплачивали его нерегулярно, так как есть информация о том, что Долорес испытывала затруднения с деньгами на протяжении всей своей скромной жизни, и больше полагалась на помощь родственников. Старший брак Косме, Хуан Бальдомеро, всю жизнь вспоминал о погибшем, и в своей отваге всегда брал за образец именно его. Памятники Чурруке нынче стоят в Мотрико, его родном городе, а также Ферроле и Сан-Фернандо, где он учился и творил; в его честь названы улицы в Эль-Астильеро и Барселоне, а также головной корабль серии эсминцев середины XX века. В Пантеоне прославленных морских пехотинцев в Сан-Фернандо нынче находится надгробная плита, под которой погребен сам Чуррука. Хосе Руису де Аподаке, шурину Косме Дамиана, принадлежат слова, которыми можно закончить историю о сем славном муже:
«Знаменитые люди, подобные ему, не должны подвергаться опасностям боя, но обязаны оберегаться для развития науки и флота».
Продолжение следует…
Информация