«Социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна»
В своей записке Дурново точно отметил, что Россия и Германия не имеют коренных противоречий: «Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств». Интересы Германии были в расширении своих колоний и сферы влияния в мире, чтобы получить новые рынки сбыта и запасы сырья. То есть в первую очередь интересы Германии сталкивались с интересами Британии и Франции, которые имели огромные колониальные империи. Необходимые ресурсы из России Германия получала мирным путем, через торговлю, воевать нужды не было.
Понятно, что в Германии были свои горячие головы, которые мечтали о колонизации Прибалтики, о «жизненном пространстве» на Востоке. Однако тогда они были в меньшинстве. Эти идеи получили развитие только во время войны, когда появилась необходимость оправдать тяжёлую войну.
Российской империи не было нужды расширять территорию, особенно в плотно заселенной Европе. Захват польских земель, принадлежащих Германской империи, только усиливал польскую проблему в самой России. Схожая ситуация была и в отношении Галиции, принадлежащей Австро-Венгерской империи. Галиция была частью Древней Руси. Однако, в это время эта область потеряла «живую связь» с Россией. Россия могла поучить большие общины поляков, евреев и украинизированных униатов. Как отмечал Дурново: «Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров».
\Длительное время главной целью нашей дипломатии было открытие проливов из Черного моря в Средиземное. Для этого необходимо было разгромить Турцию и забрать у неё проливы. Однако для этого не надо было воевать с Германией. Главным нашим врагом, которым мешал России решить проблему проливов, была Англия. При желании Россия могла занять Босфор и Дарданеллы в 1878 году, но отступила под давлением британцев. Германия не имела сильных противоречий с Россией на Ближнем Востоке. Как известно, еще Бисмарку принадлежала крылатая фраза о том, что для Германии Балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Поэтому Дурново отмечал: «есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз».
В записке Дурново говорилось, что в области экономических интересов русские интересы не противоречили германским. Наладить взаимовыгодные торговые отношения с Германией можно было без войны. При этом военный разгром Германской империи был в экономических интересах Англии, и частично, Франции, а не России. Англия уничтожала конкурента, который теснил её на мировых рынках, сохраняя своё экономическое благополучие и мировое лидерство. А Россия в лице разорённой Германии теряла ценный для нас потребительский рынок и источник технологий, оборудования, необходимого для индустриализации Российского государства. «Англии выгодно убить германскую морскую торговлю и промышленность Германии, обратив ее в бедную, по возможности, земледельческую страну. Нам выгодно, чтобы Германия развила свою морскую торговлю и обслуживаемую ею промышленность в целях снабжения отдаленнейших мировых рынков и в то же время открыла бы внутренний рынок произведениям нашего сельского хозяйства для снабжения многочисленного своего рабочего населения».
Мирное переселение германцев в Россию (колонизация), как это было уже в прошлом, не представляет угрозы России. Известно, что немцы в России быстро русеют, и т. н. «русские немцы» — это вполне лояльные подданные, которые занимаются промышленными и сельскими делами, ремеслом. Среди русских немцев было много людей, которые принесли своей новой родине большую пользу в области развития хозяйства или в военном деле и на государственной службе. «Немецкое засилье» в области нашей экономической жизни не имело такой опасности, как проникновение французского или английского капитала.
Во-первых, Россия была слишком бедна и капиталами, и промышленною предприимчивостью, чтобы могла обойтись без широкого притока иностранных капиталов. И некоторая зависимость от того или другого иностранного капитала была неизбежна до тех пор, пока Россия не проведёт индустриализацию, и создаст национальный капитал, что даст возможность отказаться от иностранных капиталов и иностранной предпринимательской активности.
Во-вторых, «немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой». Этот капитал из всех наиболее дешевый, как довольствующийся наименьшим процентом предпринимательской прибыли. Немцы идут в те сферы, которые приносят сравнительно небольшой доход. Немцы чаще оставляют прибыли в самой России, продолжая развитие производства — «большее количество русских рублей остается в России». Англичане и французы всю прибыль переводят к себе, за границу. Кроме того, в отличие от английских или французских, германские капиталисты большею частью, вместе со своими капиталами, и сами переезжают в Россию. Поэтому в России много немецких промышленников, по сравнению с англичанами и французами. Также стоит отметить, что ликвидировать иностранное, в том числе и германское, засилье в российской экономической жизни, можно было и без всякой войны. Необходимо было только начать ускоренную индустриализацию, опираться на внутренние источники.
Даже победа над Германией не сулила Российской империи большой экономической пользы. Вреда было больше, чем пользы. Россия теряла германский рынок сбыта. Война вела к огромным расходам, то есть финансовая зависимость от Франции и Англии ещё больше увеличивалась. А вконец разорённая Германия не могла возместить наши издержки. На нашу долю пришлись бы, по сравнению с военными издержками, крохи. Неудачный исход войны грозил развалом хозяйства империи. Дурново провидчески отмечал: «Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства». Так в реальности и произойдёт.
Дурново также отмечал, что победившие Германию Англия и Франция, несомненно, используют экономические трудности и промышленно-технологическую слабость России. После крушения Германской империи, Россия больше не будет нужна «союзникам». Российской империи придётся отдавать военные займы: «мы попадем в такую же финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».
Однако экономические перспективы, открывающиеся в результате союза с Англией и войны с Германией, отступают на второй план перед политическими последствиями большой европейской войны. Россия и Германия являлись в Европе «представительницами консервативного начала в цивилизованном мире, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией». Таким образом, борьба России и Германии вела «к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы». Большая война в Европе была смертельно опасная и для России, и для Германии, так как «в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу».
«Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных.
Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий — о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, — Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905 — 1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, — будем надеяться, частичные, — неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству». Таким образом, Пётр Николаевич предсказал всё то, что произойдёт во время Первой мировой войны.
Русский государственник далее отмечает, что хорошо, если это правительство не сдастся и «стойко заявит, что во время войны никакая критика государственной власти не допустима и решительно пресечет всякие оппозиционные выступления». Сильная власть могла подавить выступление либералов-февралистов, так как они не имели опору в народе. Либерально-буржуазная оппозиция «никакой реальной силы она не представляет. Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом ее слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия». Но в худшем случае (как и будет в реальности), правительство пойдёт на уступки и «попробует войти в соглашение с оппозицией». Это приведёт к дестабилизации империи, анархии, так как февралисты не смогут успокоить народ. У крестьян и рабочих нет доверия к помещикам-октябристам и фабрикантам-кадетам, заседающим в Думе.
По мнению Дурново, «если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в конце концов не представит непреодолимых затруднений». Аграрные волнения и рабочие беспорядки можно подавить, одновременно предоставляя некоторые послабления. Совершенно иной ситуация будет, если Россия потерпит поражение, тогда «социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна».
Последствия поражения в войне Дурново видит следующим образом: "…начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению".
Не менее мрачным выглядит прогноз Дурново для самой Германии в случае её поражения: «Германии, в случае поражения, предстоит пережить неменьшие социальные потрясения. Слишком уж тяжело отразится на населении неудачная война, чтобы последствия ее не вызывали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления. … С разгромом Германии она лишится мировых рынков и морской торговли, ибо цель войны, — со стороны действительного её зачинщика Англии, — это уничтожение германской конкуренции. С достижением этого лишенные не только повышенного, но и всякого заработка, исстрадавшиеся во время войны, и, естественно, озлобленные рабочие массы явятся восприимчивой почвой противоаграрной, а затем и антисоциальной пропаганды социалистических партий.
В свою очередь, эти последние, учитывая оскорбленное патриотическое чувство и накопившееся вследствие проигранной войны народное раздражение против обманувших надежды населения милитаризма и феодально-бюргерского строя, свернут с пути мирной революции, на котором они до сих пор так стойко держались, и станут на чисто революционный путь. Сыграет свою роль, в особенности в случае социалистических выступлений на аграрной почве в соседней России, и многочисленный в Германии безземельный класс сельско-хозяйственных батраков. Независимо от сего оживятся таящиеся сейчас сепаратистские стремления в южной Германии, проявится во всей своей полноте затаенная враждебность Баварии к господству Пруссии, словом, создастся такая обстановка, которая мало чем будет уступать, по своей напряженности, обстановке в России».
Таким образом, Дурново предсказывал, что сближение с Англией никаких благ России не сулит, и пробританская ориентация российской дипломатии по своему существу глубоко ошибочна и в итоге приведёт к катастрофе империю Романовых. Россия в общеевропейской войне сыграет роль «антигерманского тарана», что приведёт к разрушительным последствиям в финансах, промышленности и социально-политической сфере. Поражение в войне сделает революцию в России неизбежной. А захват власти либерально-буржуазными кругами (февралистами) только усилит хаос и развал, так как прозападные либерально-буржуазные круги и интеллигенция не имеют ничего общего с народными массами, которые поддержат лозунг социальной справедливости.
Самый лучший вариант для России во внешней политике — это тесное сближение с Германией. К этому союзу рано или поздно будут притянуты Франция и Япония (последняя нуждается в России, чтобы вести борьбу с Америкой в зоне Тихого океана). «Такая, лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам, политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия», а стремление Англии (и США) к глобальному доминированию.
Информация