Поляки меняют фронт. Канун Первой мировой войны, главный враг — Германия
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Иосиф Бродский
Иосиф Бродский
После установления в России режима 3 июня Роман Дмовский написал: "Поляки меняют фронт, сознавая необходимость сосредоточить все свои силы для защиты уходящей из-под ног польской земли на Висле. Главный враг – Германия, Россия показала всё, на что способна в польском вопросе. Политика Германии была опасней. Эта политика ведёт к уничтожению польского национального существования" (1).
Возможно, лояльность к России, буквально пронизывающая программную работу Романа Дмовского "Германия, Россия и польский вопрос", была вызвана грубой и неуклюжей политикой Германии: чего стоил хотя бы закон 1904 года против парцелляции польского землевладения, который лишил подавляющее большинство обедневших польских крестьян последних шансов получить землю. А уж принятый прусским ландтагом позже, в 1908 году, закон об отчуждении польских земель лишь ещё раз подтвердил правоту автора.
Польское коло в Думе молчало…
И всё же, когда революционная волна схлынула, примерно с 1908 года, в польском вопросе наступила очень короткая эпоха "реальной политики". Царский указ об изменении избирательного закона (III Дума) гласил: "Созданная для укрепления государства Российского Государственная Дума должна быть русской и по духу. Иные народности, входящие в состав державы, должны иметь в Государственной Думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто русских. В тех же окраинах государства, где население не достигло достаточного развития гражданственности, выборы в Государственную Думу должны быть временно приостановлены" (2).
Сократившись более чем втрое, польская фракция в III Государственной Думе отказалась от курса на автономию, понимая, что это грозит просто-напросто насильственным изгнанием с парламентской трибуны. Депутат от Варшавской губернии Владислав Грабский публикует "Мемориал" с отказом от требования автономии, который поддержали все 11 членов коло и депутаты от западных губерний.
Лояльность к основным мероприятиям правительства Столыпина сулила полякам больше конкретных перспектив, чем сотрудничество с ослабшими оппозиционными фракциями. Пусть даже в III Думе они готовы были поддержать самые радикальные польские требования. Оптимальной тактикой Грабскому представлялось последовательное введение самоуправления, как по всей империи, снижение ставок земельного и городского налогов, восстановление прав польского языка, и только затем – участие Царства в культурных мероприятиях, финансируемых из казны. Тем самым и будет подготовлена почва для автономии.
Упустив шанс на автономию, который, по их мнению, давала Первая русская революция, наиболее трезво мылящие польские политики вынужденно признавали: "Нынешнее политическое положение в русском государстве, без сомнения весьма благоприятствует осуществлению всяких планов, сокрушающих установившийся уклад в польско-русских отношениях и если с одной стороны, дело об автономии Царства Польского, не вышло из сферы возможности, то с другой стороны – постановка его на очередь может повлиять на окончательное решение правительства в вопросе об отделении Холмской Руси" (3).
Именно в это время Роман Дмовский выпустил свою программную книгу (4), которая произвела столь сильное впечатление на Николая II. Чуть позже прозвучали отрезвляющие публичные выступления Корвин-Милевского (5). В это же время польское коло в Думе, хотя и немногочисленное, вступило в весьма эффективный альянс с октябристами, оперативно проведя законопроект в пользу польского языка на учительских семинарах на Холмщине. Однако, тут же между союзниками разгорелся конфликт по вопросу о православной школе, которую националисты желали видеть исключительно "русской", несмотря на то, что больше половины учащихся русского языка почти не знали.
Закрытие в Холмщине польского культурно-просветительного общества "Матица", которая вместо упрочения славянского единства проводила плохо скрываемую полонизацию русского и украинского населения края, вызвало настоящую истерию среди откровенных полонофилов и польских националистов. "Новое время" в ответ тут же задалось вопросом: "И после этого у кого-то ещё могут быть сомнения в необходимости выделения Холмщины?" А заодно осмелилось и на жёсткую критику властей: "В правящих кругах всё ещё раздумывают над плохой конфигурацией Холмской губернии (6)". Но ведь польское коло в Думе смолчало…
Конфигурация" Холмской губернии и сегодня волнует многих, хотя уже и не в России
Коло оказалось бессильно и когда националисты вновь инициировали вопросы о выделении Холмщины, а также антипольские ограничения в законодательстве о Западном земстве. То, что они не были оперативно решены во "время реальной политики" никак нельзя считать заслугой польских депутатов, а надо скорее отнести к пережиткам обычной российской бюрократии. Польская фракция поддержала аграрную реформу Столыпина, но доверия у нового премьера не снискала. Более того, поляки так и не добились у него даже аудиенции, после чего лидер национал-демократов и польского коло Роман Дмовский покинул Думу. В следующей IV Думе польское коло уже и вместе с союзниками насчитывало всего 13 членов. Дмовский проиграл выборы, Грабский сам решил покинуть российский парламент, и в результате коло уходит в тень, вынужденно "проглотив" потерю Холмщины незадолго до Мировой войны.
Западное земство на русской земле
Чтобы ослабить даже намёки на польскую оппозицию, Столыпин продвигал холмский проект "пакетом" вместе с планом введения на польских территориях земского и городского самоуправления. Оно, по словам самого Столыпина, оно не могло не быть "польским по сути". В таком случае выделение "русской Холмщины" выглядело бы более обоснованным. Но решение по вопросу о западном земстве, который, по замыслу Столыпина, должен был сыграть роль своеобразного катализатора для холмского вопроса, на самом деле оказалось более трудным и едва не стоило премьеру его поста. А завершение законодательной эпопеи стало поистине драматическим.
В поддержку проекта вновь решили использовать статистику. Данные опросов должны были дать ещё одно "законное" обоснование идеи выделения. При этом нельзя исключать, что они были заведомо подправлены, чтобы усилить "эффект", создать впечатление действительно критической ситуации и уже тем самым обострить необходимость выделения. По информации Синода и правительственной комиссии, только за время с прошлых исследований, до 250 тысяч человек в Люблинской и Седлецкой губерниях перешли в католичество, хотя более реалистичные оценки говорили, что таких "перекрестившихся" не могло быть больше 150 тысяч, иначе откуда пополнялись ряды паствы православного епископа Евлогия?
Ещё две цифры тоже должны были "напугать" законотворцев – якобы в Люблинской губернии осталось только 12,3 процента православных, а в Седлецкой – 12 процентов. Очень непросто в таком случае понять, на кого же в таком случае предстояло опереться Московскому патриархату в новой Холмской губернии. Даже если бы всех люблинских и седлецких православных "переселить" или хотя бы "переписать" в Холмщину, большинства не получишь.
Граф В. Тышкевич, лидер "реальных политиков", тут же через кадетскую "Речь" охарактеризовал идею Столыпина как попытку "провернуть четвёртый раздел Польши" (7). В поддержку Тышкевича неистово и яростно выступил Болеслав Прус, участник польского восстания 1863-64 гг., сам уроженец Грубешова (Хрубешува), что неподалёку от Люблина и от Холма. "Холмщина – польский край, наша земля, наша собственность".
Памятник великому писателю в Варшаве знают многие, а на этой "лавочке" в тихом Наленчуве его усадили только в 2009 году
Раскрывая планы Столыпина связать вопрос польского самоуправления с планом выделения Холмщины, он продолжал: "Производя вивисекцию живого края, бюрократия заботится о компенсации, даёт уступки полякам по принципу: "do ut des". Эту мысль Прус называл позорной: "За Холмщину мы ничего не желаем – это мы, а себя самих с аукциона, да в розницу продавать не станем". Отповедь великого писателя позже опубликовала та же кадетская "Речь", особо выделив, что, помимо Пруса, и Генрик Сенкевич призвал тогда польских депутатов ещё Первой Думы "лечь у порога, чтобы не допустить выделения Холмщины" (8).
Указ 1910 года об инородческих организациях", сразу названный "столыпинским", гласил: они… "несомненно ведут к углублению начал национальной обособленности, розни и поэтому должны быть признаны угрожающими общественному спокойствию и безопасности". 20 марта 1911 года И.П. Балашов писал Столыпину: "Именно этот характер Вашей деятельности и дал Вам обаяние и силу" (9).
Напомним, в проекте Западного земства веками господствующий в империи принцип сословности принесли в жертву узконациональной политике. По предложенной правительством схеме крестьянам просто выделялась 1/3 мест, а для остальных сословий были образованы две курии – польская и русская. Число выдвиженцев в земские советы определялось исходя из своеобразной оценки – примерно, как среднее арифметическое между численностью населения и стоимостью недвижимого имущества, принадлежащего данной национальной группе избирателей. В результате, по определению Г.Е. Львова "сословность оказалась препятствием к правильному развитию земского дела".
Практически все проекты "Западного земства" опирались на выборы по цензу – имущественному и земельному. Первый из них, вышедший из стен Министерства внутренних дел, предусматривал не самый высокий имущественный ценз, но был настолько жёстким по другим параметрам, что фактически сразу отсекал около семи тысяч русских избирателей в шести западных губерниях. Проект МВД поступил в государственный совет в мае 1910 года, до января 1911 года был дважды рассмотрен Особой комиссией и дважды отклонён. Причём отклонён, несмотря на то что в представленном в Госсовет специальном обследовании указывалось на особый состав русского населения западных губерний. Перспектива ущемления интересов русского населения выглядела очень реальной, имея в виду тот безусловный факт, что в Польше русские, даже не крестьяне, в большинстве своём значительно беднее поляков.
Что за курия, Создатель?
В ходе обсуждения, как, впрочем, и впоследствии, вопрос о национальных куриях стал едва ли не самым главным во всём проекте. При этом некоторые политики предлагали вовсе не разделять западные губернии на курии, чтобы не обострять отношения с поляками. Так, крупный помещик Хоменко, член Госсовета, один из немногих русских богачей на польских землях, заявлял, что разделение на курии только обострит противоречия, если не доверять польским помещикам, то лучше совсем не допускать их к выборам (10). Монархисты оставались в убеждении, что "вводить даже фиктивно-выборное самоуправление было бы нецелесообразным" (11). Сенатор Зиновьев отмечал, что "русское землевладение в крае почти всё бумажное, следовательно, нет подходящего элемента для земства" (12). А крестьяне подпадут под влияние польских помещиков просто в силу экономической зависимости от них.
Группа центра во главе с князем П.Н. Трубецким тоже выступила против деления избирателей Холмщины на курии, но по другим причинам, считая русское крестьянство надёжной опорой в отстаивании своих интересов – то есть, по сути, антипольским фактором (13). Экс-премьер Сергей Витте также считал крестьян самым надёжным элементом после русских помещиков и высказался за увеличение их числа среди земства. Идею Столыпина, что курии устранят "инородческое" влияние в земстве, Витте считал "глубоким заблуждением" (14).
Опираясь на центристов, Трёпов и Дурново – личные конкуренты Столыпина, умело склонили против проекта правых членов Госсовета, которые на основании опыта выборов в Госдуму сомневались в политике ставки на некультурность крестьянства, которое якобы можно будет использовать в политических целях крупных землевладельцев. Однако премьер, несмотря на неожиданное требование группы помещиков минской губернии "не насаждать очаги странной инфекции (курии)", сохранял удивительную самоуверенность. Столыпин не счёл нужным даже обязать к участию в рассмотрении проекта пять министров – членов Госсовета, несмотря на то что вопрос не был принят в третью сессию Госсовета 1910 года.
4 марта 1911 года Госсовет 92 голосами против 68 отклонил идею создания национальных "курий", незамедлительным ответом на что стало заявление Столыпина об отставке. Николай II, как многие и ожидали, отставку премьера не принял, фактически дав ему право ставить свои условия. Уже 9 марта Столыпин письменно требует от императора ни много ни мало, как роспуска на три дня Госсовета и Госдумы, чтобы провести законопроект о западном земстве согласно 87 статье законов Российской империи. Более того, премьер предлагает отправить в отпуск до 1 января 1912 года Дурново и Трёпова и позволить ему лично на ½ формировать Госсовет.
Жёсткая позиция Столыпина стала лишним раздражителем для традиционно лояльных к правительству членов Госсовета. На окончательном голосовании по проекту западного земства 11 марта сенаторы отклонили его уже по всем пунктам. Но Николай II проявил в ответ завидную твёрдость и тут же распустил Госдуму и Госсовет до 15 марта – в точном соответствии с требованиями своего премьера. Одновременно царь подписал Указ о введении западного земства, после чего к нему в Царское Село поспешил тогдашний председатель Госсовета М.Г.Акимов. От императора он, разумеется, не добился ничего, кроме сообщения о том, что Трёпов и Дурново отправлены в отпуск – опять же в полном соответствии с предложениями Столыпина.
Михаил Григорьевич Акимов — председатель Госсовета Российской империи 1907-1914 гг.
14 марта Трёпов был и вовсе отправлен царём в отставку, а вслед за ним – значительная часть членов Госсовета. Из крупных фигур только Витте не тронули, да и то – только потому, что Столыпин смог убедить Николая II в неблагоприятном международном резонансе. Этот важный для премьер-министра законопроект, составная часть его реформаторской программы, до этого уже получил одобрение Государственной думы. Тем неожиданней оказался провал законопроекта в Госсовете. Современники вспоминали, что, когда были оглашены результаты голосования, Столыпин мёртвенно побледнел и, не проронив ни слова, покинул зал заседания Государственного совета. Он понимал, что речь шла о недовольстве всем политическим курсом, причём выраженном с высоты престола — Дурново и Трёпов очевидно действовали с одобрения Николая II.
Однако тот всё же не решился расстаться с премьером, тем более что в дело вмешалась его мать — вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она видела в Столыпине гаранта сохранения престола за её сыном. Очевидцы рассказывали, что Столыпин столкнулся с Николаем на пороге кабинета вдовствующей императрицы, и царь, опустив глаза, проскользнул мимо Столыпина, словно напроказивший школьник. И только на следующий день, из газет главные противники премьера узнали, что они по собственному прошению уволены в бессрочный отпуск… Очень характерный для последнего императора стиль.
Министерский кризис вроде бы закончился триумфом Столыпина, но это была поистине пиррова победа. Столыпин лишился поддержки даже со стороны октябристов, которые не простили премьеру открытого пренебрежения к деятельности Думы и Госовета. Председатель III Государственной думы А.И. Гучков, до этого сторонник Столыпина, подал в отставку и его сменил М.В. Родзянко.
А Николай II, самодержец, фактически вынужденный подчиниться ультиматуму премьера, тут же охладел к нему: в отличие от матери, он легко менял своё отношение к людям. В придворных кругах заговорили, что дни Столыпина на посту премьера сочтены. С.Ю. Витте, находившийся в отставке, не без ехидства писал о близком закате карьеры своего соперника: "...на одном из докладов государь по окончании доклад сказал ему: "А для вас, Пётр Аркадьевич, я готовлю новое назначение" (15).
Архивы почему-то не сохранили приличных фотографий последнего императора рядом с великим премьером
Странно, но получив довольно сомнительные доказательства того, что после таких трудностей с земским законом сам холмский проект "пройдёт при всех раскладах", правые чрезвычайно легкомысленно отнеслись к процедуре голосования ряда его конкретных статей в Думе. В результате давно, казалось бы, предрешённый вопрос о выделении территорий Холмской губернии из Варшавского генерал-губернаторства, то есть всего одна, 10-я глава Холмского проекта, не прошёл — по итогам так называемого случайного голосования. При 138 голосах "против", где преобладали кадеты и члены польского коло, голосов "за" набралось только 126.
Стремясь немедленно "переиграть" вопрос, правые потребовали переголосования, а президиум Думы настоял на полуоткрытом голосовании путём выхода в разные двери – направо и налево. Но тут уж взыграло самолюбие очень многих депутатов, которые проигнорировали первое голосование. К кадетам и коло присоединилась группа левых октябристов, всегда лояльные прибалтийские помещики и даже несколько мусульман.
Похоже, все они в какой-то момент "примерили" холмский вопрос на себя. Повторное голосование было вновь тайным, и расклад голосов не в пользу выделения оказался ещё более сокрушительным. Как только он был объявлен, епископ Евлогий побледнел и едва не упал в обморок, председательствующий Чихачёв сидел весь красный, молча перебирая на столе бумаги. Октябристы ещё пытались сделать хорошую мину при плохой игре, предложив примирительную формулу о выделении Холмщины не из Царства, а из генерал-губернаторства для всего проекта в целом, но было поздно. В итоге проект едва не ушёл в Государственный Совет непроголосованным в Думе.
Примечания
1. Р. Дмовский, Германия, Россия и польский вопрос. СПб., 1908, стр.273.
2. «Россия», 1907, 3 июня, №466.
3. «Taine dokumenty rosijski o niezbedosci wulaczenia Rusi Chelmskiej», Люблин, 1906.
4. Р. Дмовский, Германия, Россия и польский вопрос. СПб., 1908.
5. Голос польского дворянина, СПб., 1909, К чему должно стремиться литовское дворянство.
6. Новое время, 1908, №132082 от 2 января.
7. Холмская Русь и поляки, «Речь», 1906, 28 декабря.
8. Y.Clemenc, У Болеслава Пруса, «Речь», 1909, №229, 22 августа.
9. Красный Архив, №2(9), стр.292.
10. ЦГИАЛ, ф. Госсовета, сп.1/154, Общее собрание ГС, заседание 16-20 января 1911, л.56, Особое мнение члена Госсовета В.И. Хоменко.
11. Там же, л.105, стр.75-84, Особое мнение члена Госсовета Н.А. Зиновьева.
12. Стенографический отчёт Государственного Совета, сессия VI, заседание 28 января 1911 г., стр.953.
13. ЦГИАЛ, ф. Госсовета, сп.1/154, Общее собрание ГС, заседание 16-20 января 1911, Особое мнение членов Госсовета кн. П.Н. Трубецкого, В.И. Хоменко, гр. Н.А. Бобринского, Н.П.Балашова.
14. Стенографический отчёт Государственного Совета, сессия VI, заседание 28 января 1911 г., стр.927-935.
15. С.Ю. Витте, Воспоминания. М., 1960, т.3, стр.559.
Информация