Гибель транспорта «Армения». Виновники трагедии
Сухогруз «Капитан Плаушевский»
Отдельно процитирую из спецсообщения:
«Проверкой установлено, что вылетевшее звено истребителей имело ряд недочетов. На самолете мл. л-та Степанова не работало 3 пулемета (мое прим. из 4-х), не работала рация, не было карты».
Низкое техническое состояние самолетов, их вооружения и плохая подготовка большинства летчиков отмечается в 1943 году в «Отчете о боевой работе частей ВВС ЧФ 62-й АБ». О чем было сказано выше.
Дело «Боевые действия 6-го Гвардейского истребительного авиаполка»:
«7.11.41 года в районе города Ялта был торпедирован теплоход «Армения», этот теплоход прикрывался 2-мя самолетами И-153, которые ходили на высоте 500 метров над облаками 2–3 балла. Торпедоносец зашел со стороны берега и на бреющем полете с дистанции 600 метров сбросил торпеду, после чего ушел в облака и скрылся. Корабль затонул. Истребители в этом случае допустили неосмотрительность, ходили далеко в стороне».
В апреле 1942 года главный прокурор ВМФ направляет обращение на имя народного комиссара ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова, в котором на основании докладной записки начальника 3-го отдела ЧФ Кудрявцева указывается на либеральный подход в определении ответственных должностных лиц. Результатом чего становится заведение уголовного дела по факту гибели транспорта «Армения».
Судьбы И. А. Бурмистрова и командира сторожевого катера 0122 Н. Ф. Воловикова восстановить частично удалось. Судьбы летчиков мне неизвестны. Фамилии и судьбы спасшихся 6–8 человек мне неизвестны (по состоянию на весну 2020 года).
При этом в архиве ВМФ хранится дело, имеющее и сегодня гриф «Совсекретно», где на 84–95 страницах есть донесение о гибели теплохода «Армения». В архиве ФСБ есть материалы касательно этой трагедии. Но к моему глубокому сожалению, согласно ответу Архивной службы Министерства обороны «на секретном хранении остаются архивные документы (шифрограммы), содержащие сведения, составляющие государственную тайну, о деятельности военной прокуратуры и военных судов».
В приватной беседе был проинформирован, что в этом деле нет ФИО спасшихся и что-то, помимо обнаруженного мною в других делах хранения. Тем не менее вопрос о рассекречивании документов запущен, и он находится на рассмотрении Главного командования ВМФ. Мои неоднократные письменные обращения в Архивную службу ФСБ практически ни к чему не привели, общие отписки.
Почти лирическое отступление.
В конце 2012, заполнив через сайт Федерального Военного архива ФРГ анкету, где указал ФИО и цель исследования, получаю допуск к работе в читальном зале. Прибыв в январе 2013 года в город Freiburg, обнаруживаю две здоровенные тележки с заранее запрошенными документами, отдельный кабинет, стойку под карты, чайник, сахар и крекеры.
Через некоторое время имел разговор на русском языке за чашкой чая с «человеком в штатском». Так, о том о сем, с основным упором – я точно исследую материалы не для коммерческой цели? Поскольку если да, то выдача материалов становится оплачиваемой.
Я развеял его опасения и, конечно, высказал свое приятное удивление легкости, с которой был допущен к архивным документам. Мой собеседник вначале даже не понял суть моего удивления, а потом, подумав, сказал – «в архиве хранится такой огромный массив документов, что штатными сотрудниками его никогда не изучить. Поэтому они безмерно благодарны всем тем, кто приходит в архив и знакомится с документами. Ведь после этого они расскажут изученные истории своим родственникам, друзьям, те – своим друзьям. И даже если из этих 100 родственников-друзей к ним потом в архив прейдут 2–3 человека за своими историями, они будут счастливы.
И еще. Это был год 70-летия Сталинградской битвы. В просторном холле читального зала были выставлены большого формата фотографии из фондов архива. Фотографы талантливо до осязаемости и интуитивного восприятия запахов и звуков запечатлели невообразимо нечеловеческие условия жизни женщин, детей, стариков, их библейские страдания на фоне военной техники, разрывов снарядов, солдат вермахта.
Я всматривался в эти фотографии и понимал, что тот, кто делал эти снимки, был не сотрудник пропагандистской машины Геббельса, он и тогда был раздавлен видимым, и он был не на стороне солдат, своих соплеменников, но принесших этим мирным людям страдания и смерть.
Это я не об «обелении» фашизма, это я об отношении к своей истории. Ко всему содеянному – грешному и праведному.
Что после?
Эскадренный миноносец «Сообразительный» 6 ноября 1941 в 22:00 снялся со швартовых и вышел из Севастополя в Керчь. 8 ноября в 8:52 зашел на внутренний рейд Туапсе.
Тральщик «Груз» после обследования района гибели транспорта «Армения» проследовал по назначению в Туапсе, где 8 ноября в 15:17 встал на якорь.
Артиллерийская 100-мм установка Б-24 (Набережная Новороссийска)
Согласно Оперативной сводке ОВРа, на 9.11.41 СКА № 051 выходил в море для встречи и конвоирования транспорта «Украина» от Херсонеского маяка. На 11.11.41 в сводке упоминается о боевом дежурстве СК № 0122 в море.
То есть все течет и развивается по своим военным законам.
И о военных законах для нас нынешних, мирно живущих, рассуждающих о морали, сидя дома на уютном диване, и превозносящих ценность человеческой жизни выше долга Родине. В качестве примера вахтенный журнал сторожевого катера № 055.
Двадцать четвертого ноября 1941, уже две недели как Севастополь находится в полном окружении врага, на стоящий катер в Балаклаве взошла жена командира с целью дальнейшей эвакуации на Кавказ. До этого выбравшаяся правдами и неправдами из оккупированной Одессы. Далее цитаты:
«В 22:00 прибыл командир дивизиона ст. л-т Вершавин и приказал немедленно выбросить пассажирку. Так как, мол, командир наводит на катере всякое (нецензурное). И отослать ее туда, откуда прибыла, то есть в Одессу».
В 22:05:
«Прибыл начальник штаба и также приказал немедленно выбросить».
26.10.41:
«06:00 с борта снята пассажирка».
Вот кто сейчас отважится поставить себя на место этого капитана, мужа, мужчины – защитника мирных граждан, своей семьи.
Так что у войны свой взгляд на мораль и долг.
Размышления
Думаю, необходимо обсудить разночтение в марках самолетов виновников трагедии.
Согласно докладу командира сторожевого катера № 0122, это были «Хейнкели»-торпедоносцы. А по докладу летчиков – это Ю-88. Немецкие архивные документы однозначно говорят о HE-111 и о торпедах. Напомню, что за потопленный корабль экипажу самолета полагались денежная премия, грамота и право нанести на фюзеляж знак победы. Поэтому просто так чужую победу не присвоишь, ее просто не отдадут.
Следовательно, логичней полагаться на немецкие архивные документы, тем более они совпадает с докладом командира СК.
Далее. Степень облачности и высота нижнего края не позволяли проводить бомбометание в пикировании – основного и более результативного метода негрупповой атаки на корабли при переходе морем. Погодные условия были наиболее благоприятны к тактическим приемам торпедоносцев: полет, барражирование на высоте 100–200 метров, атака с бреющего полета.
Конечно, не надо забывать о факте, подтвержденном записями в журналах боевых действий ЧФ и воспоминаниях капитана т/р «Ворошилов», торпедной атаки на транспорты «Ворошилов» и «Коммунист» в районе мыса Сарыч.
Касательно версии летчиков. Как мне видится, здесь могут быть две основные причины этого утверждения.
Во-первых, эти два двухмоторных самолета были весьма схожи межу собой. В скоротечные минуты воздушного боя с недостаточным летным опытом, наверно, нетрудно и перепутать. Это, так сказать, объективная предпосылка.
Но есть еще и субъективная. Летчики не учли обстоятельств и выбрали для охранения эшелон над облаками, что было нарушением «Инструкции по прикрытию кораблей». В этом их прямая вина.
А если говорить о бомбардировщиках, то их выбор эшелона был оправданным, следовательно, вина не столь очевидна.
В качестве оправдания пилотов можно сказать о том, что защита от налета авиации корабля, не специализирующегося на противовоздушной обороне, является весьма непростой боевой задачей, требующей тщательного планирования, значительных сил и средств.
Ярким примером этого является печальная история набеговой операции кораблей Черноморского флота под названием «ВЕРП» на порты Керчь, Ялта в октябре 1943 года, когда задействованные в операции лидер эсминцев «Харьков», миноносцы «Беспощадный» и «Способный», несмотря на сильное авиационное прикрытие, были потоплены немецкой авиацией. И это в середине 1943 года, когда баланс сил на фронтах Великой Отечественной войны и моральный дух были уже на стороне Советского Союза.
Поставить точку в споре: торпеда или бомба послужила причиной гибели «Армении», может, конечно, ее дообследование. Но вот стоит ли это делать, «топтаться» по праху тысячи невинно убиенных, у меня здесь большие сомнения.
Другой путь – это исследование летных книжек 6./KG 26 и 1./KG 28. По моим сведениям, они в большей части сохранились. На исследуемый период командиром 26-й эскадры был Oberst Ernst-August Roth, командир II группы – Obstlt. Horst Beyling, командир 6-й эскадрильи – Oblt. Horst Krupka. Но, согласно немецкому законодательству, они относятся к персональным данным. Знакомиться с ними могут беспрепятственно только родственники. Для всех остальных нужны веские причины и масса согласований.
Хочу заметить, что сопровождавший «Армению» на маршруте Ялта – Туапсе сторожевой катер № 0122 был менее вооружен (СК № 051 после прихода «Армении» в Ялту вернулся в Севастополь). И что особенно важно, за счет валкости не имел возможности вести прицельную стрельбу при волнении моря свыше 3 баллов. Фактически было 6–7 баллов, что в свою очередь являлось максимальной проектной мореходностью для СК.
Основное вооружение «Армении» и сторожевого катера – пушки «К-21» калибра 45-мм – не отвечали в полной мере задачам противовоздушной обороны. Так что охрана «Армении» сторожевым катером в сложившихся обстоятельствах была чисто формальной и не несла большого практического толка.
Вот как ситуацию с гибелью «Армении» описывает сын Ивана Алексеевича Бурмистрова Анатолий в своей книге «Флагман», основанной на воспоминаниях и записях отца.
Считаю свидетельства очевидца очень важными, поэтому привожу длинную цитату. Тем более что они описывают события с начала ноября. Выписки из нее мне предоставили в ставропольской библиотеке, носящей имя Героя Советского Союза И. А. Бурмистрова.
При этом нужно отдавать отчет, что это воспоминания, а не архивные документы, и что книга писалась в советские годы, когда горькую правду о тех военных событиях открыто говорить было не принято. На описываемый период И. А. Бурмистрову было 38 лет, В. Я. Плаушевскому – 39.
«Когда над Феодосией нависла угроза захвата ее фашистами, Бурмистров, собрав разрозненно отступающие подразделения частей Приморской армии в сводный батальон, прорвался с боем через район Судака в Ялту.
Собственно Ялта тоже была обречена, ее падение ожидалось со дня на день. По дороге в Севастополь двигались замыкающие части отступавших от Перекопа войск, за ними по пятам шли немцы. В городе слышались взрывы, перестрелка, стоял смрад от горевших предприятий. На причале и набережной толпилась беспокойная масса людей, ожидающая прибытия судов.
Связь еще работала. В штабе Черноморского флота Бурмистрову подтвердили его полномочия старшего морского начальника по Ялте, и он без промедления включился в работу. 4 ноября из порта ушла плавбаза подводных лодок «Волга», где среди эвакуированных находилась группа ученых во главе с Курчатовым.
Курсы всех кораблей, уходящих из Крыма на Кавказ, прокладывались строго на юг до территориальных вод Турции, а далее на Батум и Поти. Делалось это с тем, чтобы максимально обезопасить морские суда от налетов фашисткой авиации.
К сожалению, военная охрана судов была слабой. Это обстоятельство и сыграло роковую роль в трагедии, которая произошла с теплоходом «Армения».
Красавец теплоход, который еще не так давно совершал круизы вдоль побережья Черного моря с беззаботными туристами на борту, вошел в Ялтинский порт поздним вечером шестого ноября. На его борту уже находились около 3 000 раненых, медицинский и хозяйственный состав Севастопольского военно-морского госпиталя и несколько других частей Севастополя.
Сопровождал «Армению» символический конвой из двух сторожевых катеров. Началась погрузка. Первыми поднимали раненых. Как ни торопились санитары и их добровольные помощники из экипажа, время неумолимо приближалось к рассвету. Тяжелый груз ответственности и реальной опасности давил на капитана «Армении» Владимира Яковлевича Плаушевского. Но прервать погрузку и уйти, бросив людей на произвол судьбы, он не мог.
К утру на борт теплохода были приняты, кроме раненых, медицинские и хозяйственные подразделения эвакогоспиталей. Место нашлось для всех, кого страх перед врагом собрал на причале в те дни.
Бурмистров подошел к Плаушевскому:
– Когда планируешь выходить, Владимир Яковлевич?
– Вот закончим погрузку и сразу отчалим, – ответил тот. Бурмистров с сомнением покачал головой:
– Не советовал бы. Опасно больно. Лучше дождаться темноты.
Плаушевский устало прикрыл глаза ладонью, помассировал лоб.
– Понимаю, Иван Алексеевич. Но приказа ослушаться не могу. Получил радиограмму от начальника штаба адмирала Елисеева: выходить сразу после погрузки. К тому же у нас развернут флаг Красного Креста. Не верю, что они способны на такое варварство.
– Ну, насчет этого не особенно-то обольщайся, Владимир Яковлевич, – возразил ему Бурмистров. – Фашизм на милосердие не способен.
– Остаться до вечера? В город вот-вот ворвутся немцы. А вы сами знаете, что, кроме горстки пограничников, в Ялте больше войск нет. Из двух зол надо выбирать меньшее…
– Ну что ж, – вздохнул Бурмистров. – Тогда, как говорится, с Богом.
В 8:00 «Армения» отвалила от причальной стенки Ялтинского порта и взяла курс на 43-ю параллель. Бурмистров находился на одном из катеров, сопровождавших теплоход. Погода была ненастной, море штормило.
Однако плохая погода не помешала фашистским самолетам-торпедоносцам вылететь в очередной разведывательный полет. В начале двенадцатого немецкие летчики засекли «Армению» и сбросили свои торпеды. Сторожевики ничем не могли помешать, так как прицельный огонь невозможно было вести из-за сильной качки.
Одна торпеда попала в носовую часть корабля. Взрыв был такой силы, что от полученной пробоины «Армения» продержалась на плаву едва ли с десяток минут. За это время на борт своего катера Бурмистров успел подобрать всего несколько человек…
Потрясенный случившимся, Иван Алексеевич возвратился в Ялту и через телефонистку горкома партии, каким-то чудом еще продолжавшую работать, доложил в штаб флота о гибели «Армении». А потом возвратился на катер и рванул в Севастополь…
Командира катера охраны старшего лейтенанта Кулашова особисты взяли в оборот с ходу. Но его стойкость и заступничество боевых товарищей не позволили свершиться беззаконию. Много нервов контрразведчики потрепали и Бурмистрову, хотя его вины в происшедшей трагедии не было абсолютно никакой.
Что и говорить, последствия этой катастрофы были огромны. Погибло около 5 000 человек, спаслось лишь восемь. Ряды ведущих военных медиков поредели.
Гибель «Армении» побила печальный рекорд первых месяцев войны, когда теплоход «Ленин» унес в пучину две с половиной тысячи эвакуируемых жителей Одессы».
Собственно Ялта тоже была обречена, ее падение ожидалось со дня на день. По дороге в Севастополь двигались замыкающие части отступавших от Перекопа войск, за ними по пятам шли немцы. В городе слышались взрывы, перестрелка, стоял смрад от горевших предприятий. На причале и набережной толпилась беспокойная масса людей, ожидающая прибытия судов.
Связь еще работала. В штабе Черноморского флота Бурмистрову подтвердили его полномочия старшего морского начальника по Ялте, и он без промедления включился в работу. 4 ноября из порта ушла плавбаза подводных лодок «Волга», где среди эвакуированных находилась группа ученых во главе с Курчатовым.
Курсы всех кораблей, уходящих из Крыма на Кавказ, прокладывались строго на юг до территориальных вод Турции, а далее на Батум и Поти. Делалось это с тем, чтобы максимально обезопасить морские суда от налетов фашисткой авиации.
К сожалению, военная охрана судов была слабой. Это обстоятельство и сыграло роковую роль в трагедии, которая произошла с теплоходом «Армения».
Красавец теплоход, который еще не так давно совершал круизы вдоль побережья Черного моря с беззаботными туристами на борту, вошел в Ялтинский порт поздним вечером шестого ноября. На его борту уже находились около 3 000 раненых, медицинский и хозяйственный состав Севастопольского военно-морского госпиталя и несколько других частей Севастополя.
Сопровождал «Армению» символический конвой из двух сторожевых катеров. Началась погрузка. Первыми поднимали раненых. Как ни торопились санитары и их добровольные помощники из экипажа, время неумолимо приближалось к рассвету. Тяжелый груз ответственности и реальной опасности давил на капитана «Армении» Владимира Яковлевича Плаушевского. Но прервать погрузку и уйти, бросив людей на произвол судьбы, он не мог.
К утру на борт теплохода были приняты, кроме раненых, медицинские и хозяйственные подразделения эвакогоспиталей. Место нашлось для всех, кого страх перед врагом собрал на причале в те дни.
Бурмистров подошел к Плаушевскому:
– Когда планируешь выходить, Владимир Яковлевич?
– Вот закончим погрузку и сразу отчалим, – ответил тот. Бурмистров с сомнением покачал головой:
– Не советовал бы. Опасно больно. Лучше дождаться темноты.
Плаушевский устало прикрыл глаза ладонью, помассировал лоб.
– Понимаю, Иван Алексеевич. Но приказа ослушаться не могу. Получил радиограмму от начальника штаба адмирала Елисеева: выходить сразу после погрузки. К тому же у нас развернут флаг Красного Креста. Не верю, что они способны на такое варварство.
– Ну, насчет этого не особенно-то обольщайся, Владимир Яковлевич, – возразил ему Бурмистров. – Фашизм на милосердие не способен.
– Остаться до вечера? В город вот-вот ворвутся немцы. А вы сами знаете, что, кроме горстки пограничников, в Ялте больше войск нет. Из двух зол надо выбирать меньшее…
– Ну что ж, – вздохнул Бурмистров. – Тогда, как говорится, с Богом.
В 8:00 «Армения» отвалила от причальной стенки Ялтинского порта и взяла курс на 43-ю параллель. Бурмистров находился на одном из катеров, сопровождавших теплоход. Погода была ненастной, море штормило.
Однако плохая погода не помешала фашистским самолетам-торпедоносцам вылететь в очередной разведывательный полет. В начале двенадцатого немецкие летчики засекли «Армению» и сбросили свои торпеды. Сторожевики ничем не могли помешать, так как прицельный огонь невозможно было вести из-за сильной качки.
Одна торпеда попала в носовую часть корабля. Взрыв был такой силы, что от полученной пробоины «Армения» продержалась на плаву едва ли с десяток минут. За это время на борт своего катера Бурмистров успел подобрать всего несколько человек…
Потрясенный случившимся, Иван Алексеевич возвратился в Ялту и через телефонистку горкома партии, каким-то чудом еще продолжавшую работать, доложил в штаб флота о гибели «Армении». А потом возвратился на катер и рванул в Севастополь…
Командира катера охраны старшего лейтенанта Кулашова особисты взяли в оборот с ходу. Но его стойкость и заступничество боевых товарищей не позволили свершиться беззаконию. Много нервов контрразведчики потрепали и Бурмистрову, хотя его вины в происшедшей трагедии не было абсолютно никакой.
Что и говорить, последствия этой катастрофы были огромны. Погибло около 5 000 человек, спаслось лишь восемь. Ряды ведущих военных медиков поредели.
Гибель «Армении» побила печальный рекорд первых месяцев войны, когда теплоход «Ленин» унес в пучину две с половиной тысячи эвакуируемых жителей Одессы».
А теперь о быстром затоплении «Армении» и малом количестве спасенных
Ниже, может, несколько излишне подробная информация о теории и практике борьбы за живучесть корабля. Но, я считаю, без нее не получится объяснить причины, развеять удивление относительно быстрого затопления корабля и малого количества спасшихся.
Первое мое образование судовой электромеханик – промысловые полугодовые рейсы без захода в порт от Керченской Юг-Рыбпромразведки в Индийский океан на РТМ «Керченский комсомолец», позже Севморпуть на ледоколе «Петр Пахтусов», крайний раз переход – итальянский порт Кьоджа (Chioggi) – Севастополь в декабре 2014 на пароходе река-море «Русса».
Непотопляемость корабля обеспечивается во время проектирования разными решениями, в том числе за счет разделения корпуса корабля вертикальными переборками на несколько водонепроницаемых отсеков. Палубные проходы в этих переборках оснащаются клинкетными массивными дверями – сдвижными по рельсовым направляющим, с электрическим или аварийным механическим приводом с редуктором.
Размер/объем водонепроницаемых отсеков рассчитывается таким образом, что при единовременном затоплении некоторого количества (на пассажирских судах минимум 2, в том числе смежных) судно остается не только на плаву, но и сохраняет остойчивость (не переворачивается – оверкиль).
Как правило, объем воды, поступающей внутрь корпуса из пробоины ниже ватерлинии, настолько большой, что оснастить корабль откачивающими насосами должной производительности не представляется возможным. Поэтому сначала предполагается заделка пробоины, а потом уж откачка поступившей забортной воды.
Если площадь пробоины достаточно велика, то снаружи на нее приходится заводить «мягкий пластырь» – толстый, многослойный, плотнотканный из канатов, весьма громоздкий и тяжелый. Это помимо заделки пробоины изнутри корабля с использованием деревянных щитов, брусьев, распорок, войлока.
Постановка пластыря – в высшей степени трудоемкая операция, требующая не только большого физического труда, но и слаженности команды. При этом задействованные в постановке пластыря члены экипажа должны протягивать его под днищем за подкильные концы побортно, не видя и не слыша друг друга. А если это при сильном волнении моря и загромождённой палубе? При этом каждая минута промедления – это кубометры принятой в корпус воды.
В случае с «Арменией» мы можем предположить, во-первых, большую площадь пробоины ниже ватерлинии от взрыва торпеды, во-вторых, невозможность вовремя установить мягкий пластырь/заделать пробоину, в-третьих, затопление двух носовых водонепроницаемых отсеков (согласно строительным чертежам, на «Армении» в носовой части располагались первый и ближе к машинному отделению второй, под ходовым мостиком, грузовые трюмы) или большего количества, если не успели/не смогли задраить клинкетные двери, в-четвертых, потерю судном остойчивости от большого объема принятой забортной воды и сильного перегруза, и наконец, деферент на нос и затопление.
Принимая во внимание, что «Армения» стоит на грунте на ровном киле без разлома корпуса корабля, нетрудно понять, что все эти события произойти за четыре минуты не могут. Поэтому хронометраж – 45 минут, полученный на основании данных летчиков, ближе к действительности.
Отсюда возможность видеть с СК 0122 попытки спуска шлюпок. При этом обозначенные моряками четыре минуты можно отнести только к моменту получения деферента и до затопления, а не с момента попадания в борт торпеды.
Интересным считаю упоминание в воспоминаниях И. А. Бурмистрова о сильном взрыве. Кто-кто, а подводник, прошедший Испанскую гражданскую войну, разницу во взрывах торпедной атаки и бомбардировки понимал.
Тогда, если сильный взрыв и, принимая во внимание, что грузовые трюмы на «Армении» располагались в носовой части, то можно предположить: попадание торпеды привело к детонации боеприпасов в трюме, разрушению днищевой обшивки и поступлению критических объемов воды.
Этот вариант объясняет:
а) отсутствие на ныне существующей видеосъемке видимых значительных повреждений бортов «Армении», по крайней мере, выше ватерлинии;
б) быстрое затопление;
в) видимые разрушения конструкций надстройки, в том числе ходового мостика, поскольку он располагался над трюмами и был поврежден взрывной волной, частично направленной вверх.
Основным средством спасения на кораблях в то время были деревянные шлюпки, размещенные побортно и спускаемые на воду на «свободно весящих» талях (система тросов и блоков) заваливающихся шлюпбалок.
Во время сильного волнения моря спускаемая шлюпка неминуемо разбивается о борт судна – это страшная аксиома. Поскольку корабль и спускаемая шлюпка имеют не только несоизмеримо разные массы, но и разные оси качения от набегающих волн. Что приводит к неизбежным соударениям.
Представьте на минуту свою попытку поцеловать качающуюся как маятник кувалду, двигающуюся навстречу. Любой, кто в штормовом море вынужден был бункероваться борт в борт, это подтвердит.
Вдобавок спуск на воду требует не только теоретических знаний, но и практического умения. На судах и кораблях для этого по «Судовому расписанию по тревогам» назначаются обученные ответственные члены команды, которые, конечно, в связи с перегруженностью «Армении», элементарно могли вовремя не прибыть к шлюпкам.
Сопровождавший сторожевой катер, хотя и мог принять на борт до 40 бойцов десанта со штатным вооружением, но, как было подчеркнуто выше, сильно заваливался на волне. Так что к огромным физическим трудностям подъема человека в промокшей зимней одежде на высоту борта 1,5 метра (плюс леерное ограждение около 80 сантиметров) добавлялся качающийся с разной амплитудой борт катера, который, конечно, стал причиной гибели немалого числа плавающих людей.
И то, что не довершили корпуса «Армении» и СК, закончила непогода – волны 6–9 метров (6–7 баллов), сильный ветер, температура воздуха около +5°C и удаленность от берега около 25 км. Все это с учетом низкой облачности делало невидимой линию берега вместе с Крымскими горами. А, следовательно, было просто неизвестно, куда, собственно, плыть. Да и само «плавание», например, со спасательным кругом, заняло бы не менее суток. Учитывая, что смертельное переохлаждение организма при температуре воды +5 °С наступает через 15–20 минут, мы понимаем, что шансы на спасение равны нулю.
Конечно, история порой демонстрирует нам фантастическую выносливость людей, но даже в этом случае спасшийся человек попал бы в руки врага – на 8–9 ноября весь южный берег Крыма вплоть до Балаклавы был уже занят немецко-румынскими войсками.
Несомненно, большая часть пассажиров не смогла покинуть переполненные, сильно загромождённые помещения и проходы «Армении», ставшие для всех подводным склепом. Все это, конечно, теория, но она дает понять, что утонуть на море значительно проще, чем спастись.
В отношении действительно немалого количество воспоминаний жителей Ялты о якобы видимости затопления транспорта «Армении».
Здесь несколько моментов.
Мы уже знаем, что «Армения» лежит где-то в 25–30 км от берега (порта Ялты, как место выхода с курсом 160 градусов). Вначале обратим внимание на видимость линии горизонта на море. Если брать человека, стоящего на набережной Ялты, то высоту глаз наблюдателя примем за 8 метров над уровнем моря. Тогда видимая линия горизонта будет на удалении всего около 11 километров.
Если для этого случая учтем еще высоту надстройки «Армении» над водой в условных 13 метров, то получим видимость ее верхних элементов 24 километра. Вроде выходит, что «очевидец» мог видеть трагедию. Тем более, если он находился не на набережной, а в городе, который расположен на южном склоне Крымских гор. Следовательно его высота наблюдения могла быть и 50, и 70 метров над уровнем моря.
При этом нужно иметь в виду, что Ялта в 1941 году представляла собой небольшой курортный городок, застроенный вдоль набережной и чуть выше нынешней улицы Кирова. Дарсановский холм (как возвышенность, близко примыкающая к набережной) был лишен жилых домов. Поселок Ай-Василь (нынешняя Васильевка) был застроен, но он расположен в дополнительных 3–4 км от набережной.
Конечно, в этом случае нужно задаться вопросом – а что, собственно, мог разглядеть этот «свидетель» в увиденном. Поскольку человеческий глаз не всесилен, и он совместно с мозговой деятельностью образного мышления способен различить отдельно стоящие деревья до 2 000 метров, в 8 000–10 000 метрах он перестает видеть и осознавать большие дома.
Поэтому, что можно разглядеть на удалении 25 000 метров, тем более в пасмурную погоду при сильном эмоциональном стрессе из-за событий, происходящих вокруг, пусть каждый для себя решит сам.
Но есть что сказать и в защиту «очевидцев».
И это гибель тральщика «Работник» на внешнем рейде порта Ялта 2 ноября 1941 года при более щадящих погодных условиях и условно еще при «мирной» жизни города на расстоянии почти в два раза ближе, чем «Армения».
Читаем в журнале боевых действий тральщика «Груз», того самого, кто сопровождал теплоход «Армению» в его последнем рейсе из Туапсе:
«2 ноября 41 переход Феодосия – Ялта, сопровождаем транспорт «ИНГУЛ». 10:14 Зашли в порт Ялта. 15:00 по правому борту курсом 150° на высоте 200 метров восемь Ю-88 и два истребителя. 15:15 группа самолетов атакует тральщик «Работник». 15:28 «Работник» имеет деферент на нос и крен на правый борт. 15:30 мы получили разрешение идти на спасение «Работника». 16:21 «Работник» затонул. На поверхности воды плавают люди. 16:30 спустили обе шлюпки. 16:32 Маневрируем у места гибели ТЩ «Работник» и принимаем людей на борт. Шлюпки и катера также подвозят людей к борту. 17:48 спасено 64 человека».
Добавим. Тральщик «Работник» шел совместно с СК № 042 из Севастополя в Туапсе с грузом ОВРа, с семьями начальствующего состава ЧФ и 80 пассажирами.
И особенно обращаю внимание. Что для спасения тральщик «Груз» спускает на воду шлюпки, и именно на них поднимают находящихся на плаву людей, с дальнейшей передачей спасенных на борт тральщика. Это возвращаясь к причинам малого количества поднятых на борт сторожевого катера непосредственно с воды и при очень сильном волнении моря через пять дней во время трагедии транспорта «Армении».
Но когда-то,
но когда-то
кто-то в мире помнил имя
Неизвестного
солдата!..
Помните!
Через века, через года,
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда,
помните!
Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!
Вечно достойны!
(Р. Рождественский «Реквием»).
Посвящается всем детям войн, прошедших и нынешних!
Моя Мама Любовь Евгеньевна Спасенкова, в девичестве Жевноватюк, 8–11-летним кубанским ребенком (село Молдаванское, Крымского района) пережила все ужасы Великой Отечественной войны. Три года немецкой оккупации ютилась со своей мамой Натальей Дмитриевной Непокрытавой и младшей сестрой Галей в вырытой ими землянке, поскольку немецкие солдаты выгнали их из хаты. Питались остатками с их стола и картофельной шелухой. Потом фашистский концлагерь в городе Пятихатки, Днепропетровской области. Потом послевоенный голод и разруха. Потом «комсомольские» стройки сибирского Кузбасса.
В начале 2000-х годов у меня стали появляться командировки в Германию, после которых Мама почти всегда спрашивала – «а немцы и сейчас носят железные бляхи на груди?», и начинала рассказывать, как немец входил к ним в хутор с горки по дороге из Крымска. А еще плакала и рассказывала о хрусте крошившихся зубов и крови, хлынувшей из рта ее мамы, от удара фашиста прикладом карабина. Не позволявшего ей, ради смеха сослуживцев, идти к колодцу за водой для них – детей. Я слушал и с содроганием задумывался – это какую нечеловеческую травму должно получить сознание ребенка, чтобы и по прошествии 70 лет вспоминать это и плакать!
Забыли, забыли мы, нынешние, пожелание наших матерей, отцов и дедов – «лишь бы не было войны». Вот и заполыхали пожары по землям еще не так давно нашего общего дома. Теперь хруст выбиваемых прикладом зубов становится частью скелета нынешних детей, обделенных мирным небом над головой.
Информация