Бронепалубная молния. Крейсер II ранга "Новик". Уроки и выводы
В предыдущих статьях цикла мы подробно описали историю создания, службы и боевого пути бронепалубного крейсера «Новик». Предлагаемая вашему вниманию статья будет посвящена оценке проекта этого, во многих отношениях выдающегося корабля.
Итак, для начала немного статистики. Период с 27 января по 28 июля 1904 г. содержит 183 дня. За это время «Новик» 36 раз выходил в море, считая за таковой выход, в том числе, участие в бою с японским флотом 27 января, но не считая случаи, когда крейсер выходил на внешний рейд, и, постояв там некоторое время, возвращался во внутреннюю гавань Порт-Артура. Таким образом, в среднем крейсер выходил в море примерно один раз каждые 5 дней: давайте проанализируем, куда и зачем.
Так вот, как ни странно, чаще всего «Новик» выходил в море для обстрела сухопутных целей, а всего в поддержку наших войск крейсер сделал 12 выходов. В некоторых случаях он, выдвигаясь к приморскому флангу наших сухопутных сил, должен был также отогнать японские миноносцы, обстреливающие наши войска. Но ключевой задачей всегда оставалось нанесение артиллерийских ударов по сухопутным позициям неприятеля.
Следующая задача – это сопровождение эскадры в море, с этой целью «Новик» покидал Порт-Артур 8 раз, включая сюда бой 27 января и сражение в Желтом море 28 июля. Надо сказать, что русский крейсер участвовал во всех выходах основных сил Эскадры Тихого океана, позднее переименованной в 1-ую Тихоокеанскую эскадру.
Третье место делят целых три задачи, в том числе: выход в море на поиски, либо перехват вражеских миноносцев; выход в море с целью поддержки, обеспечения, либо спасения собственных миноносцев и, наконец, прикрытие активных минных постановок. Для решения каждой из указанных задач «Новик» выходил в море 4 раза.
На четвертом месте – разведка. С этой целью «Новик» выходил в море трижды.
Все это вместе составляет 35 выходов: и еще один раз крейсер выходил в море для проведения индивидуальных учений.
Уважаемые читатели наверняка не забыли, что быстроходные бронепалубные крейсера 2-го ранга для нужд Эскадры Тихого океана задумывались как корабли, приспособленные для решения двух задач, считавшихся ключевыми для этого класса: ведения разведки и службы при эскадре. Иными словами, крейсера 2-го ранга предназначены были для того, чтобы идти во главе походного порядка эскадры, искать неприятеля вдали от нее, а также исполнения репетичной и посыльной службы при ней. Кроме того, крейсера 2-го ранга должны были решать иные задачи, для которых возможности крейсеров 1-го ранга были избыточными, а канонерских лодок и миноносцев – недостаточными.
Казалось бы, что небольшой и очень быстроходный крейсер идеально подходит на роль разведчика, однако мы видим, что для этой службы «Новик» не использовался почти совершенно. Более того – все три раза, когда крейсер все-таки отправляли на разведку, это происходило не тогда, когда он выходил в море в составе эскадры. Во всех этих эпизодах он находился в составе отдельного отряда, иногда – совместно с другими крейсерами, а иногда – только с миноносцами. Почему такое происходило?
Почти полный отказ от использования «Новика» как разведывательного корабля связан с рядом факторов, как объективных, так и субъективных. При этом они настолько сильно переплетаются друг с другом, что очень трудно уже понять, какие из них первичны.
Рассмотрим сперва объективное. Как ни прискорбно это констатировать, но «Новик» (вместе с «Боярином») представлял собой самый слабовооруженный крейсер обеих эскадр, как русской, так и японской. Не принимая в расчет додревнего «Сайена», доставшегося японцам в качестве трофея со времен их войны с китайцами, и представлявшего из себя, скорее, 15-узловую канонерку, даже самые слабые бронепалубные крейсера Японии имели на вооружении либо 6*152-мм орудий (та же «Цусима»), либо 2*152-мм и 6*120-мм пушек («Идзуми», «Сума» и проч). Но дело тут не только в количестве и калибре орудий – как мы уже отмечали, для достижения высокой скорости при проектировании «Новика» германским инженерам пришлось прибегнуть к очень большому отношению длины и ширины крейсера (9), а это делало его сравнительно неустойчивой артиллерийской платформой. У той же «Цусимы» этот показатель составлял только 7,6, а это означает, что комендорам японского крейсера было куда удобнее наводить орудия на цель, чем их «коллегам» на «Новике». Очевидно, что для «Новика», имевшего только 6*120-мм орудий и худшие условия стрельбы, был весьма опасен бой с любым бронепалубным крейсером японцев один на один, и даже если бы русский корабль смог добиться успеха, то только ценой тяжелых повреждений.
Хотелось бы сразу отметить, что здесь и далее мы, сравнивая русские и японские корабли, будем сопоставлять только их технические характеристики и возможности, игнорируя при этом качество боеприпасов и уровень подготовки экипажей. Дело в том, что наша задача – разобраться, насколько вообще была приемлема для флота концепция быстроходного крейсера-разведчика, воплощенная в «Новике». Но понятно, что никакая, даже самая продвинутая концепция не принесет победы, если враг будет стрелять в пять раз точнее, как это было в Желтом море. И даже если бы уровень подготовки русских и японских команд был сопоставимым, то качество боеприпасов все равно могло привести к проигрышу, даже если противник формально слабее и менее искушен в тактике.
Конечно, если бы нам требовалось спрогнозировать исход того или иного сражения, которое могло состояться, то нам следует обязательно учитывать, как тактико-технические характеристики (ТТХ) кораблей, так и качество их экипажей и боеприпасов, а также много других нюансов. Но если мы хотим провести анализ ТТХ корабля на соответствие стоящим перед ним задачам, нам следует игнорировать и недостатки в подготовке экипажей и в качестве боеприпасов, сравнивая корабли различных стран так, как будто они располагают экипажем одинаковой выучки и снарядами сопоставимого качества. Кроме того, для нас представляет интерес попытка представить себе, как могли думать русские адмиралы, принимая то или иное решение – а они, по крайней мере, до войны, полагали, что русские экипажи и снаряды ни в чем не уступают японским.
Но вернемся к «Новику». Как мы уже говорили, по части артиллерии русские «второранговые» крейсера Порт-Артурской эскадры оказались слабейшими в своем классе. И это не могло не отразиться на их использовании.
Безусловно, «Новик» превосходил в скорости любой японский крейсер, но что давало это на практике? Он, конечно, мог догнать любой корабль своего класса, но в такой способности не было толку из-за слабости его артиллерии. Еще он мог сбежать от любого японского крейсера, но как? Скорость «Новика» составляла 25 уз., скорость типового малого японского крейсера – порядка 20 уз, то есть русский крейсер имел превосходство в скорости на 25%. Конечно, «Новик» в повседневной эксплуатации не развивал 25 уз., но можно предположить, что и японские крейсера «в жизни» показывали меньше, чем на мерной миле. Таким образом, превосходство в скорости «Новика» гарантировало ему бегство от любого японского крейсера, но, например, если враг оказался на пути к базе, обогнуть его и пройти "домой" без драки не получилось бы ни при каких условиях. А бой с любым японским крейсером был невыгоден «Новику» из-за слабости его артиллерии. Кроме того, у японцев были и более быстроходные корабли, со скоростью 21 уз, а «собачки» развивали 22,5-23 уз., и уклониться от встречи с ними «Новику» было еще труднее.
Так вот, если рассуждать о некоем «генеральном сражении в вакууме», то все вышесказанное не имело особого значения. Ведь как оно замышлялось? Выходит в море эскадра, а впереди нее, форзейлями, идут крейсера типа «Новик». По мере сближения с районом, где ожидается неприятель, крейсера-разведчики могут пойти вперед на поиск противника расходящимися курсами. В такой ситуации вражеские разведчики почти не имеют шансов отрезать русские крейсера от главных сил, а даже если вдруг это произойдет, они сами окажутся зажаты между крейсерами разведки и основной эскадрой.
Но в Порт-Артуре все было совсем по-другому. Любая сколько-то дальняя разведка приводила к тому, что крейсеру пришлось бы возвращаться в Порт-Артур уже под утро. И тут существовала реальная опасность оказаться отрезанным от собственной базы, подошедшими в ночи японскими силами, а тогда «Новику» оставалось только бежать от неприятеля в море, имея печальную перспективу быть перехваченным многочисленными отрядами легких сил японцев. Либо же идти на прорыв и принимать совершенно невыгодный для себя бой. Собственно, даже и выход на разведку утром с возвращением тем же вечером был чреват появлением японских легких сил с тем же результатом.
Таким образом, следует говорить о том, что русские крейсера 2-го ранга в большей части боевых ситуаций (по сути – любая дальняя разведка) не могли действовать эффективно без поддержки более крупных кораблей. Такую поддержку им могли бы оказать крейсера 1-го ранга, как бронепалубные, так и броненосные. На начало войны мы располагали в Порт-Артуре четырьмя такими крейсерами (не считая «Варяга» в Чемульпо): броненосный «Баян» и бронепалубные «Аскольд», «Диана» и «Паллада».
Так вот, даже худшие из них (речь, разумеется, идет о «богинях») тем не менее не уступали по боевой мощи большинству японских бронепалубных крейсеров. Собственно говоря, существенное превосходство в артиллерийских стволах над «богинями» имели только «собачки», но и тут все было не так просто. Да, «Читосе», «Касаги» и «Такасаго» имели в бортовом залпе 2*203-мм и 5*120-мм орудий против 5*152-мм пушек крейсеров типа «Диана», но… Дело в том, что «собачки» были ориентированы на мощное вооружение при высокой скорости, что априори требовало длинных и сравнительно узких корпусов, таким образом, их возможности, как артиллерийских платформ, оставляли желать лучшего. Иными словами, те же факторы, которые делали «Новик» менее удобным для артиллеристов в сравнении с «Цусимой», в данном случае работали на русские крейсера типа "Диана", чьи корпуса были рассчитаны на океанское рейдерство и весьма умеренную скорость.
И вот получалось, что наличие 203-мм пушек, которые вроде бы давали японским «собачкам» ультимативную мощь, на практике не слишком-то им помогало. По крайней мере, на сегодняшний день нет ни одного подтвержденного попадания 203-мм снарядом, сделанным с этих кораблей, хотя в принципе, не исключено что они в кого-то и попадали. Например, в ту же «Аврору» в Цусимском сражении. Но в целом точность стрельбы этих пушек (именно с «собачек») была, для японского флота, чрезвычайно низкой.
Про остальные корабли нечего и говорить – «Аскольд» с его 7*152-мм в бортовом залпе был значительно сильнее японских кораблей того же класса, а уж «Баян» с его весьма приличной скоростью, великолепной защитой и башенными 203-мм выглядел самым настоящим «убийцей бронепалубников», способным без особого для себя риска вступать в бой даже с отрядом японских малых крейсеров.
Однако, по всей видимости, понимали это и японцы. И потому они, как правило, прикрывали свои крейсерские отряды либо 5-ым боевым отрядом, включавшим в себя старый броненосец «Чин-Иен», либо же современными броненосными крейсерами.
И вот это был настоящий «шах и мат» русскому отряду крейсеров в Порт-Артуре. Просто потому, что в сравнении даже с самым мощным русским «Баяном» любой японский броненосный крейсер, при сходном, а то и превосходящем уровне защиты, имел почти вдвое более мощный бортовой залп.
В результате для нашего флота в Порт-Артуре перед началом войны складывалась совершенно безрадостная ситуация. Мы располагали всего двумя крейсерами 2-го ранга, японцы же имели аж 17 бронепалубных крейсеров. Да, большинство из них было либо очень старыми, либо неудачной постройки, и, конечно, не все они могли быть сосредоточены у Порт-Артура, но их было более чем достаточно для организации «ловчей сети» при попытке «Новика» и «Боярина» провести дальнюю разведку – тем более опасную, что «Боярин», увы, не отличался высокой скоростью, примерно соответствуя по этому параметру четырем японским «собачкам».
Для того чтобы разогнать и громить вражеские бронепалубные крейсера, мы имели 4 или даже 5 (считая «Варяга») крейсеров 1-го ранга, которые, действуя совместно, в бою могли разбить любой вражеский отряд бронепалубных крейсеров. Но наличие у японцев 6, а позднее – 8 броненосных крейсеров приводило к тому, что наиболее тихоходные русские крейсера 1-го ранга «Диана», «Паллада» (и «Варяг», если бы он остался в Порт-Артуре) чрезвычайно опасно было бы выводить в море для каких-то операций – они не могли ни бежать от кораблей наподобие «Асама», ни успешно сражаться с ними.
А после гибели «Варяга» и «Боярина» у нас оставалось всего лишь три быстроходных крейсера, которые все вместе вполне могли бы успешно сражаться с одним из боевых отрядов бронепалубных крейсеров японцев, и имели хорошие шансы на успех отступить от превосходящих сил броненосных крейсеров Страны Восходящего Солнца. Но и то — лишь в том случае, если бы они не были отрезаны ими от базы, соответственно, любые дальние разведки были сопряжены с очень большим риском. И, даже если бы такие вылазки были все же предприняты, не было никакого смысла задействовать «Новик» отдельно, идти следовало всем отрядом крейсеров.
Все это до известной степени обнуляло преимущество «Новика» в скорости, так как отряд, понятное дело, будет двигаться не быстрее своего самого тихоходного корабля, но зато подчеркивало недостатки маленького русского крейсера, как артиллерийской платформы, и слабость артиллерии.
Проиллюстрируем все вышесказанное на примере единственного выхода в открытое море 1-ой Тихоокеанской эскадры, когда она сама искала встречи с противником: это произошло 10 июня 1904 г. Что же до остальных выходов, то бой 27 января эскадра приняла, едва снявшись с якоря на внешнем рейде, а в сражении 28 июля эскадра имела задачей прорываться во Владивосток. Так что, если бы, каким-то чудесным случаем в тот день японцы не вышли на ее перехват, В.К. Витгефту и в голову не пришло бы разыскивать их специально. Что же до С.О. Макарова, то он выводил корабли на тренировки, но если все же искал сражения, в открытое море не выходил, а стремился заманить японский флот под огонь русских береговых батарей.
И только 10 июня ситуация была принципиально иной. Наместник Е.И. Алексеев, будучи уверенным в том, что японский флот получил тяжелейшие повреждения, и в строю у Хейхатиро Того осталось всего несколько кораблей, настаивал на генеральном сражении. Подчиняясь его указаниям, В.К. Витгефт вывел эскадру в море и собирался искать неприятеля: в случае, если главных сил японцев не будет поблизости, он собрался идти искать их у островов Эллиот.
Казалось бы – вот случай, когда отряд крейсеров Порт-Артурской эскадры может проявить себя во всей красе, тем более, что он тогда не лишился еще поддержки своего сильнейшего крейсера – «Баяна», который подорвался на мине уже позднее. И не приходится сомневаться, что 10 июня русский командующий действительно нуждался в том, чтобы увидеть главные силы японцев как можно раньше. Тем не менее, крейсера в разведку не пошли, оставаясь при эскадренных броненосцах. Почему?
Еще когда 1-ая Тихоокеанская эскадра только шла за тралами, прокладывавшими ей путь с внешнего рейда в море, появились «Чин-Иен», «Мацусима» и дюжина миноносцев. Последние попытались атаковать тралящий караван, но их отогнал огонь «Новика» и «Дианы». Однако к тому времени, как русская эскадра завершала траление, появились 2 броненосных и 4 бронепалубных крейсера японцев.
Ну и какой смысл в этом случае было куда-то посылать русские крейсера? Попытка выдвинуть их вперед привела бы только к неравному бою с «Якумо» и «Асамой», поддержанными как минимум 3 «собачками» и «Чиодой», а также, возможно, «Мацусимой» и «Чин-Иеном». Зачем было давать японцам возможность одержать легкую победу, тем более что, будучи связаны боем, русские крейсера все равно не смогли бы ничего разведать? Можно было, конечно, попытаться отправить 3 наиболее быстроходных крейсера в какую-то совсем другую сторону, не туда, где находились японцы (они шли от скалы Энкаунтер Рок), оставив при себе тихоходные «Палладу» и «Диану». Но в этом, если бы японские броненосные крейсера пошли за ними в погоню, они тем самым отрезали «Баян», «Аскольд» и «Новик» от главных сил. Если бы В.К. Витгефт, вслед за Е.А. Алексеевым, уверовал бы в то, что японцам уже практически нечем сражаться на море, на это еще можно было бы пойти, но командующий русской эскадрой абсолютно справедливо полагал, что наместник ошибается.
Кроме того, вообще говоря, обычно главные силы неприятеля обычно стоит ожидать со стороны, с которой появляются его крейсера. И отправлять собственные крейсера на разведку не туда, откуда следует ожидать неприятеля, а туда, где путь не прегражден… выглядит немного бессмысленно.
Означало ли это, что 1-ая Тихоокеанская эскадра совершенно не имела возможности вести разведку крейсерами? На самом деле, с высоты нашего сегодняшнего опыта и знаний о тактике морского боя мы понимаем, что это не так. Да, японцы располагали мощными броненосными крейсерами, аналогов которым у нас не было, но зато в распоряжении В.К. Витгефта имелись эскадренные броненосцы «Пересвет» и «Победа».
Как известно, при создании этого типа кораблей наши адмиралы ориентировались на ТТХ английских броненосцев 2-го класса, и, по крайней мере в теории, их четыре башенные 254-мм пушки обеспечивали полное превосходство над японскими броненосными крейсерами. При этом «Пересвет» и «Победа» были относительно быстроходны. Другими словами, если бы В.К. Витгефт выделил бы эти два броненосца в отдельный отряд, обязав его командира поддерживать действия отряда крейсеров, то ситуация «на поле брани» поменялась бы радикально: в этом случае «Якумо» и «Асаме» не оставалось ничего другого, как только срочно отступать, чтобы не принимать боя на невыгодных для себя условиях.
Но, разумеется, требовать подобного от В.К. Витгефта или от любого другого адмирала тех времен было решительно невозможно. Хотя в переписке во время проектирования и строительства кораблей типа «Пересвет» их называли иногда «броненосцами-крейсерами», но официально они были ничем иным, как эскадренными броненосцами, и воспринимались флотом именно как эскадренные броненосцы, хотя бы и с ослабленным вооружением. Соответственно, для того, чтобы выделить их в отдельный отряд, следовало осознать и принять как руководство к действию концепцию линейного крейсера, совершенно невозможную в эпоху русско-японской войны.
Японцы, конечно, ставили свои броненосные крейсера в линию, но у них-то была совершенно иная концепция: после сражения при Ялу, где японцы вынуждены были отправить в бой против китайских броненосцев свои бронепалубные крейсера, адмиралы Страны Восходящего Солнца сделали несколько далеко идущих выводов. И едва ли не основной из них заключался в том, что среднекалиберная артиллерия будет играть важную, возможно – ключевую роль в морских сражениях будущего. Японцы посчитали «быстроходное крыло» крейсеров полезным дополнением главных сил флота в генеральном сражении и постарались защитить и от «основного» вооружения: орудий среднего калибра. Так, собственно, они и получили свои броненосные крейсера, но для них это были именно крейсера, и ничто иное. Поэтому исполнение ими крейсерских обязанностей, таких как прикрытие своих легких сил, было понятным и, с точки зрения военно-морской науки тех лет, никакого отторжения вызвать не могло. А вот для того, чтобы задействовать на выполнение чисто крейсерских задач эскадренные броненосцы, пусть даже и облегченные… для этого, повторим, нужна концепция линейных крейсеров, которая никак не могла появиться во времена русско-японской войны.
Так вот, из всего вышесказанного можно сделать некоторые выводы относительно пригодности быстроходных крейсеров 2-го ранга для разного рода разведки.
Вывод 1: крейсера 2-го ранга (не только «Новик», а вообще) в принципе могли успешно выполнять задачи дальней разведки, но только при поддержке более тяжелых крейсеров. Последние, как минимум, должны ни в чем не уступать броненосным крейсерам противника, которые тот выделит для прикрытия своих легких сил.
Вывод 2: для выполнения задач как дальней, так и ближней разведки высокая скорость не является необходимой характеристикой для крейсера.
И действительно – вот уж чем-чем, но высокой скоростью японские бронепалубные крейсера никогда не отличались. Тем не менее, они весьма успешно служили «глазами и ушами» Хейхатиро Того. Русские адмиралы, наоборот, располагали исключительными ходоками, такими как «Аскольд» и «Новик», но, в отличие от японцев, практически не имели разведки. И дело тут отнюдь не только пассивности русских командующих или в численном превосходстве японцев, но также и в том, что большая скорость не могла компенсировать отсутствие поддержки больших крейсеров.
В то же время, как ни странно, единственный эпизод успешной разведки главных сил неприятеля русскими крейсерами, является заслугой не столь уж замечательного ходока, каковым являлся «Боярин». Именно он, получив 27 января приказ вице-адмирала О.В Старка «Идти на разведку от Ляотешана на О на 15 миль», обнаружил там 1-ый и 2-ой боевые отряды японцев и быстро отступил, поставив командиров русской эскадры в известность о приближении главных сил неприятеля. При этом, как мы знаем, средняя скорость «Боярина» на испытаниях не превышала 22,6 уз.
Вот так и получается, что для выполнения функций разведчика при эскадре сверхвысокая скорость «Новика» вовсе не являлась необходимой. Но быть может, она нужна была для чего-то иного? Что ж, давайте рассмотрим другие задачи, которые выполнял этот крейсер.
«Новик» не пропустил ни одного выхода главных сил русской эскадры в море, но ни в одном случае его скорость не оказалась востребованной. Да и трудно было бы придумать такую службу при эскадренных броненосцах, для которой необходимо развивать 25 узлов. Все же для того, чтобы досмотреть показавшийся на горизонте пароход, или выполнить функции репетичного или посыльного судна, такая скорость совершенно не нужна. Не нужна она также и для отражения атак вражеских миноносцев, если последние попытаются угрожать главным силам эскадры.
Кстати, о миноносцах… Как насчет выхода на поиск и перехват японских миноносцев, или же на прикрытие своих кораблей того же класса? Казалось бы, уж тут-то скорость «Новика» окажется более чем востребованной. Однако реалии русско-японской войны не подтверждают этого.
Во всех случаях, когда «Новик» пытался преследовать вражеские миноносцы или истребители, они сравнительно быстро разрывали дистанцию и уходили от него. Удивляться этому не приходится – все же те истребители японского флота имели скорость 29-31 узел, а значительная часть миноносцев 1-го класса развивала 28 узлов или немного выше. В сущности, «Новик» мог догнать только устаревшие японские миноносцы, но последним везло – в тех случаях, когда они оказывались неподалеку, быстроходному русскому крейсеру было не до них.
Еще один немаловажный нюанс. Нельзя сказать, что артиллеристы «Новика» были неумехами – они с известной регулярностью добивались попаданий в японские корабли. В бою 27 января 1904 г. «Новик», по всей видимости, добился трех попаданий в два японских броненосца, «Микасу» и «Хатсусе». Впоследствии он подбил вспомогательную канонерскую лодку (как минимум два попадания) и, скорее всего, за день до прорыва во Владивосток именно его орудия повредили «Ицукусиму». Да и в своем последнем бою, после тяжелого перехода и спешной погрузки угля, наверняка измотавшей команду, «Новик» все же добился попадания, серьезно повредившего «Цусиму».
В то же время «Новик», возможно, выпустил по японским миноносцам больше снарядов, чем любой другой боевой корабль Порт-Артурской эскадры. Автор настоящей статьи специально этого не подсчитывал, да и не было такой возможности, потому что во многих эпизодах расход снарядов, выпущенных по миноносцам, в документах не приводится. Но «Новик» открывал по миноносцам огонь множество раз, однако ни в одном случае не добился попадания. Объяснение для такого феномена у автора только одно – длинный, низкий и узкий корпус идущего на большой скорости истребителя или миноносца представляют собой достаточно сложную мишень, в то время как «Новик», увы, не являлся устойчивой артиллерийской платформой. Таким образом, стрельба с его палубы по миноносцам была особенно затруднена. А не являлся «Новик» устойчивой платформой как раз по причине своей избыточной скорости, и будь на его месте менее быстроходный корабль, возможно, его артиллеристы добились бы больших успехов даже с той же подготовкой, что имели комендоры «Новика».
И получается, что "Новик" при всех его замечательных ходовых качествах японских миноносцев все же догнать не мог, и попасть в них не получалось тоже. В тех же случаях, когда «Новику» приходилось отражать атаки вражеских миноносцев, его высокая скорость также оставалась невостребованной, так как вступая в такие бои, корабль никогда не развивал скорость больше, чем 20-22 узла. Этого ему вполне хватало, чтобы не позволять неприятелю быстро сблизиться на дистанцию минного выстрела.
Как поддержка собственных миноносцев, «Новик», увы, также не состоялся. То есть во всех случаях, когда надо было разогнать японские истребители или миноносцы, причем в любом количестве, «Новик» справлялся с такой задачей на отлично. Но стоило тем вернуться в сопровождении японских бронепалубных крейсеров, и «Новику» приходилось отступать: как мы уже говорили ранее, «Новик» был слабее любого крейсера японцев своего класса.
И уж, конечно, 25-узловая скорость «Новика», показанная им на мерной миле, никак не могла пригодиться крейсеру, когда тот сопровождал минный транспорт «Амур» или же канонерские лодки для обстрела вражеского берега. Теоретически, когда «Новик» выходил для обстрела побережья в сопровождении одних только миноносцев, высокая скорость русского крейсера гарантировала ему возможность избежать огневого контакта при появлении превосходящих сил неприятеля. Но на практике, за редким исключением, это успевали сделать даже канонерские лодки, имевшие скорость вдвое ниже, чем у «Новика».
Все вышесказанное приводит нас к весьма неприятному выводу: концепция малого быстроходного бронепалубного крейсера, чьи боевые качества были в значительной мере принесены в жертву высокой скорости, было теоретически ошибочным, и не оправдало себя на практике.
Интересно, что военно-морская теория ряда ведущих морских держав впоследствии сделала аналогичные выводы. Появился новый класс кораблей, призванных лидировать эскадренные миноносцы, в том числе путем уничтожения вражеских кораблей этого класса: речь, разумеется, идет о лидерах. Но при этом и в Англии, и во Франции, и в Италии пришли к одному и тому же выводу: для выполнения своих задач лидер должен быть не только мощнее, но и быстрее обычного эсминца.
С другой стороны, практика первой (да, собственно, и второй) мировой войны показала, что лидер, как класс кораблей, все же неоптимален, и что с задачей лидирования флотилий миноносцев достаточно хорошо справляются легкие крейсера. Увы, но «Новик» концептуально оказался «между двух стульев» — слишком слаб как крейсер, и слишком тихоходен для лидера.
"Новик", безусловно, храбро сражался в русско-японскую войну, но все же это в большей степени заслуга его бравого экипажа, а не тактико-технических характеристик самого корабля.
Итак, для начала немного статистики. Период с 27 января по 28 июля 1904 г. содержит 183 дня. За это время «Новик» 36 раз выходил в море, считая за таковой выход, в том числе, участие в бою с японским флотом 27 января, но не считая случаи, когда крейсер выходил на внешний рейд, и, постояв там некоторое время, возвращался во внутреннюю гавань Порт-Артура. Таким образом, в среднем крейсер выходил в море примерно один раз каждые 5 дней: давайте проанализируем, куда и зачем.
Так вот, как ни странно, чаще всего «Новик» выходил в море для обстрела сухопутных целей, а всего в поддержку наших войск крейсер сделал 12 выходов. В некоторых случаях он, выдвигаясь к приморскому флангу наших сухопутных сил, должен был также отогнать японские миноносцы, обстреливающие наши войска. Но ключевой задачей всегда оставалось нанесение артиллерийских ударов по сухопутным позициям неприятеля.
Следующая задача – это сопровождение эскадры в море, с этой целью «Новик» покидал Порт-Артур 8 раз, включая сюда бой 27 января и сражение в Желтом море 28 июля. Надо сказать, что русский крейсер участвовал во всех выходах основных сил Эскадры Тихого океана, позднее переименованной в 1-ую Тихоокеанскую эскадру.
Третье место делят целых три задачи, в том числе: выход в море на поиски, либо перехват вражеских миноносцев; выход в море с целью поддержки, обеспечения, либо спасения собственных миноносцев и, наконец, прикрытие активных минных постановок. Для решения каждой из указанных задач «Новик» выходил в море 4 раза.
На четвертом месте – разведка. С этой целью «Новик» выходил в море трижды.
Все это вместе составляет 35 выходов: и еще один раз крейсер выходил в море для проведения индивидуальных учений.
Уважаемые читатели наверняка не забыли, что быстроходные бронепалубные крейсера 2-го ранга для нужд Эскадры Тихого океана задумывались как корабли, приспособленные для решения двух задач, считавшихся ключевыми для этого класса: ведения разведки и службы при эскадре. Иными словами, крейсера 2-го ранга предназначены были для того, чтобы идти во главе походного порядка эскадры, искать неприятеля вдали от нее, а также исполнения репетичной и посыльной службы при ней. Кроме того, крейсера 2-го ранга должны были решать иные задачи, для которых возможности крейсеров 1-го ранга были избыточными, а канонерских лодок и миноносцев – недостаточными.
Казалось бы, что небольшой и очень быстроходный крейсер идеально подходит на роль разведчика, однако мы видим, что для этой службы «Новик» не использовался почти совершенно. Более того – все три раза, когда крейсер все-таки отправляли на разведку, это происходило не тогда, когда он выходил в море в составе эскадры. Во всех этих эпизодах он находился в составе отдельного отряда, иногда – совместно с другими крейсерами, а иногда – только с миноносцами. Почему такое происходило?
Почти полный отказ от использования «Новика» как разведывательного корабля связан с рядом факторов, как объективных, так и субъективных. При этом они настолько сильно переплетаются друг с другом, что очень трудно уже понять, какие из них первичны.
Рассмотрим сперва объективное. Как ни прискорбно это констатировать, но «Новик» (вместе с «Боярином») представлял собой самый слабовооруженный крейсер обеих эскадр, как русской, так и японской. Не принимая в расчет додревнего «Сайена», доставшегося японцам в качестве трофея со времен их войны с китайцами, и представлявшего из себя, скорее, 15-узловую канонерку, даже самые слабые бронепалубные крейсера Японии имели на вооружении либо 6*152-мм орудий (та же «Цусима»), либо 2*152-мм и 6*120-мм пушек («Идзуми», «Сума» и проч). Но дело тут не только в количестве и калибре орудий – как мы уже отмечали, для достижения высокой скорости при проектировании «Новика» германским инженерам пришлось прибегнуть к очень большому отношению длины и ширины крейсера (9), а это делало его сравнительно неустойчивой артиллерийской платформой. У той же «Цусимы» этот показатель составлял только 7,6, а это означает, что комендорам японского крейсера было куда удобнее наводить орудия на цель, чем их «коллегам» на «Новике». Очевидно, что для «Новика», имевшего только 6*120-мм орудий и худшие условия стрельбы, был весьма опасен бой с любым бронепалубным крейсером японцев один на один, и даже если бы русский корабль смог добиться успеха, то только ценой тяжелых повреждений.
Хотелось бы сразу отметить, что здесь и далее мы, сравнивая русские и японские корабли, будем сопоставлять только их технические характеристики и возможности, игнорируя при этом качество боеприпасов и уровень подготовки экипажей. Дело в том, что наша задача – разобраться, насколько вообще была приемлема для флота концепция быстроходного крейсера-разведчика, воплощенная в «Новике». Но понятно, что никакая, даже самая продвинутая концепция не принесет победы, если враг будет стрелять в пять раз точнее, как это было в Желтом море. И даже если бы уровень подготовки русских и японских команд был сопоставимым, то качество боеприпасов все равно могло привести к проигрышу, даже если противник формально слабее и менее искушен в тактике.
Конечно, если бы нам требовалось спрогнозировать исход того или иного сражения, которое могло состояться, то нам следует обязательно учитывать, как тактико-технические характеристики (ТТХ) кораблей, так и качество их экипажей и боеприпасов, а также много других нюансов. Но если мы хотим провести анализ ТТХ корабля на соответствие стоящим перед ним задачам, нам следует игнорировать и недостатки в подготовке экипажей и в качестве боеприпасов, сравнивая корабли различных стран так, как будто они располагают экипажем одинаковой выучки и снарядами сопоставимого качества. Кроме того, для нас представляет интерес попытка представить себе, как могли думать русские адмиралы, принимая то или иное решение – а они, по крайней мере, до войны, полагали, что русские экипажи и снаряды ни в чем не уступают японским.
Но вернемся к «Новику». Как мы уже говорили, по части артиллерии русские «второранговые» крейсера Порт-Артурской эскадры оказались слабейшими в своем классе. И это не могло не отразиться на их использовании.
Безусловно, «Новик» превосходил в скорости любой японский крейсер, но что давало это на практике? Он, конечно, мог догнать любой корабль своего класса, но в такой способности не было толку из-за слабости его артиллерии. Еще он мог сбежать от любого японского крейсера, но как? Скорость «Новика» составляла 25 уз., скорость типового малого японского крейсера – порядка 20 уз, то есть русский крейсер имел превосходство в скорости на 25%. Конечно, «Новик» в повседневной эксплуатации не развивал 25 уз., но можно предположить, что и японские крейсера «в жизни» показывали меньше, чем на мерной миле. Таким образом, превосходство в скорости «Новика» гарантировало ему бегство от любого японского крейсера, но, например, если враг оказался на пути к базе, обогнуть его и пройти "домой" без драки не получилось бы ни при каких условиях. А бой с любым японским крейсером был невыгоден «Новику» из-за слабости его артиллерии. Кроме того, у японцев были и более быстроходные корабли, со скоростью 21 уз, а «собачки» развивали 22,5-23 уз., и уклониться от встречи с ними «Новику» было еще труднее.
Так вот, если рассуждать о некоем «генеральном сражении в вакууме», то все вышесказанное не имело особого значения. Ведь как оно замышлялось? Выходит в море эскадра, а впереди нее, форзейлями, идут крейсера типа «Новик». По мере сближения с районом, где ожидается неприятель, крейсера-разведчики могут пойти вперед на поиск противника расходящимися курсами. В такой ситуации вражеские разведчики почти не имеют шансов отрезать русские крейсера от главных сил, а даже если вдруг это произойдет, они сами окажутся зажаты между крейсерами разведки и основной эскадрой.
Но в Порт-Артуре все было совсем по-другому. Любая сколько-то дальняя разведка приводила к тому, что крейсеру пришлось бы возвращаться в Порт-Артур уже под утро. И тут существовала реальная опасность оказаться отрезанным от собственной базы, подошедшими в ночи японскими силами, а тогда «Новику» оставалось только бежать от неприятеля в море, имея печальную перспективу быть перехваченным многочисленными отрядами легких сил японцев. Либо же идти на прорыв и принимать совершенно невыгодный для себя бой. Собственно, даже и выход на разведку утром с возвращением тем же вечером был чреват появлением японских легких сил с тем же результатом.
Таким образом, следует говорить о том, что русские крейсера 2-го ранга в большей части боевых ситуаций (по сути – любая дальняя разведка) не могли действовать эффективно без поддержки более крупных кораблей. Такую поддержку им могли бы оказать крейсера 1-го ранга, как бронепалубные, так и броненосные. На начало войны мы располагали в Порт-Артуре четырьмя такими крейсерами (не считая «Варяга» в Чемульпо): броненосный «Баян» и бронепалубные «Аскольд», «Диана» и «Паллада».
"Паллада" в гавани Порт-Артура
Так вот, даже худшие из них (речь, разумеется, идет о «богинях») тем не менее не уступали по боевой мощи большинству японских бронепалубных крейсеров. Собственно говоря, существенное превосходство в артиллерийских стволах над «богинями» имели только «собачки», но и тут все было не так просто. Да, «Читосе», «Касаги» и «Такасаго» имели в бортовом залпе 2*203-мм и 5*120-мм орудий против 5*152-мм пушек крейсеров типа «Диана», но… Дело в том, что «собачки» были ориентированы на мощное вооружение при высокой скорости, что априори требовало длинных и сравнительно узких корпусов, таким образом, их возможности, как артиллерийских платформ, оставляли желать лучшего. Иными словами, те же факторы, которые делали «Новик» менее удобным для артиллеристов в сравнении с «Цусимой», в данном случае работали на русские крейсера типа "Диана", чьи корпуса были рассчитаны на океанское рейдерство и весьма умеренную скорость.
И вот получалось, что наличие 203-мм пушек, которые вроде бы давали японским «собачкам» ультимативную мощь, на практике не слишком-то им помогало. По крайней мере, на сегодняшний день нет ни одного подтвержденного попадания 203-мм снарядом, сделанным с этих кораблей, хотя в принципе, не исключено что они в кого-то и попадали. Например, в ту же «Аврору» в Цусимском сражении. Но в целом точность стрельбы этих пушек (именно с «собачек») была, для японского флота, чрезвычайно низкой.
Про остальные корабли нечего и говорить – «Аскольд» с его 7*152-мм в бортовом залпе был значительно сильнее японских кораблей того же класса, а уж «Баян» с его весьма приличной скоростью, великолепной защитой и башенными 203-мм выглядел самым настоящим «убийцей бронепалубников», способным без особого для себя риска вступать в бой даже с отрядом японских малых крейсеров.
Однако, по всей видимости, понимали это и японцы. И потому они, как правило, прикрывали свои крейсерские отряды либо 5-ым боевым отрядом, включавшим в себя старый броненосец «Чин-Иен», либо же современными броненосными крейсерами.
И вот это был настоящий «шах и мат» русскому отряду крейсеров в Порт-Артуре. Просто потому, что в сравнении даже с самым мощным русским «Баяном» любой японский броненосный крейсер, при сходном, а то и превосходящем уровне защиты, имел почти вдвое более мощный бортовой залп.
В результате для нашего флота в Порт-Артуре перед началом войны складывалась совершенно безрадостная ситуация. Мы располагали всего двумя крейсерами 2-го ранга, японцы же имели аж 17 бронепалубных крейсеров. Да, большинство из них было либо очень старыми, либо неудачной постройки, и, конечно, не все они могли быть сосредоточены у Порт-Артура, но их было более чем достаточно для организации «ловчей сети» при попытке «Новика» и «Боярина» провести дальнюю разведку – тем более опасную, что «Боярин», увы, не отличался высокой скоростью, примерно соответствуя по этому параметру четырем японским «собачкам».
Для того чтобы разогнать и громить вражеские бронепалубные крейсера, мы имели 4 или даже 5 (считая «Варяга») крейсеров 1-го ранга, которые, действуя совместно, в бою могли разбить любой вражеский отряд бронепалубных крейсеров. Но наличие у японцев 6, а позднее – 8 броненосных крейсеров приводило к тому, что наиболее тихоходные русские крейсера 1-го ранга «Диана», «Паллада» (и «Варяг», если бы он остался в Порт-Артуре) чрезвычайно опасно было бы выводить в море для каких-то операций – они не могли ни бежать от кораблей наподобие «Асама», ни успешно сражаться с ними.
А после гибели «Варяга» и «Боярина» у нас оставалось всего лишь три быстроходных крейсера, которые все вместе вполне могли бы успешно сражаться с одним из боевых отрядов бронепалубных крейсеров японцев, и имели хорошие шансы на успех отступить от превосходящих сил броненосных крейсеров Страны Восходящего Солнца. Но и то — лишь в том случае, если бы они не были отрезаны ими от базы, соответственно, любые дальние разведки были сопряжены с очень большим риском. И, даже если бы такие вылазки были все же предприняты, не было никакого смысла задействовать «Новик» отдельно, идти следовало всем отрядом крейсеров.
Все это до известной степени обнуляло преимущество «Новика» в скорости, так как отряд, понятное дело, будет двигаться не быстрее своего самого тихоходного корабля, но зато подчеркивало недостатки маленького русского крейсера, как артиллерийской платформы, и слабость артиллерии.
Проиллюстрируем все вышесказанное на примере единственного выхода в открытое море 1-ой Тихоокеанской эскадры, когда она сама искала встречи с противником: это произошло 10 июня 1904 г. Что же до остальных выходов, то бой 27 января эскадра приняла, едва снявшись с якоря на внешнем рейде, а в сражении 28 июля эскадра имела задачей прорываться во Владивосток. Так что, если бы, каким-то чудесным случаем в тот день японцы не вышли на ее перехват, В.К. Витгефту и в голову не пришло бы разыскивать их специально. Что же до С.О. Макарова, то он выводил корабли на тренировки, но если все же искал сражения, в открытое море не выходил, а стремился заманить японский флот под огонь русских береговых батарей.
И только 10 июня ситуация была принципиально иной. Наместник Е.И. Алексеев, будучи уверенным в том, что японский флот получил тяжелейшие повреждения, и в строю у Хейхатиро Того осталось всего несколько кораблей, настаивал на генеральном сражении. Подчиняясь его указаниям, В.К. Витгефт вывел эскадру в море и собирался искать неприятеля: в случае, если главных сил японцев не будет поблизости, он собрался идти искать их у островов Эллиот.
Казалось бы – вот случай, когда отряд крейсеров Порт-Артурской эскадры может проявить себя во всей красе, тем более, что он тогда не лишился еще поддержки своего сильнейшего крейсера – «Баяна», который подорвался на мине уже позднее. И не приходится сомневаться, что 10 июня русский командующий действительно нуждался в том, чтобы увидеть главные силы японцев как можно раньше. Тем не менее, крейсера в разведку не пошли, оставаясь при эскадренных броненосцах. Почему?
Еще когда 1-ая Тихоокеанская эскадра только шла за тралами, прокладывавшими ей путь с внешнего рейда в море, появились «Чин-Иен», «Мацусима» и дюжина миноносцев. Последние попытались атаковать тралящий караван, но их отогнал огонь «Новика» и «Дианы». Однако к тому времени, как русская эскадра завершала траление, появились 2 броненосных и 4 бронепалубных крейсера японцев.
Ну и какой смысл в этом случае было куда-то посылать русские крейсера? Попытка выдвинуть их вперед привела бы только к неравному бою с «Якумо» и «Асамой», поддержанными как минимум 3 «собачками» и «Чиодой», а также, возможно, «Мацусимой» и «Чин-Иеном». Зачем было давать японцам возможность одержать легкую победу, тем более что, будучи связаны боем, русские крейсера все равно не смогли бы ничего разведать? Можно было, конечно, попытаться отправить 3 наиболее быстроходных крейсера в какую-то совсем другую сторону, не туда, где находились японцы (они шли от скалы Энкаунтер Рок), оставив при себе тихоходные «Палладу» и «Диану». Но в этом, если бы японские броненосные крейсера пошли за ними в погоню, они тем самым отрезали «Баян», «Аскольд» и «Новик» от главных сил. Если бы В.К. Витгефт, вслед за Е.А. Алексеевым, уверовал бы в то, что японцам уже практически нечем сражаться на море, на это еще можно было бы пойти, но командующий русской эскадрой абсолютно справедливо полагал, что наместник ошибается.
Кроме того, вообще говоря, обычно главные силы неприятеля обычно стоит ожидать со стороны, с которой появляются его крейсера. И отправлять собственные крейсера на разведку не туда, откуда следует ожидать неприятеля, а туда, где путь не прегражден… выглядит немного бессмысленно.
Означало ли это, что 1-ая Тихоокеанская эскадра совершенно не имела возможности вести разведку крейсерами? На самом деле, с высоты нашего сегодняшнего опыта и знаний о тактике морского боя мы понимаем, что это не так. Да, японцы располагали мощными броненосными крейсерами, аналогов которым у нас не было, но зато в распоряжении В.К. Витгефта имелись эскадренные броненосцы «Пересвет» и «Победа».
Как известно, при создании этого типа кораблей наши адмиралы ориентировались на ТТХ английских броненосцев 2-го класса, и, по крайней мере в теории, их четыре башенные 254-мм пушки обеспечивали полное превосходство над японскими броненосными крейсерами. При этом «Пересвет» и «Победа» были относительно быстроходны. Другими словами, если бы В.К. Витгефт выделил бы эти два броненосца в отдельный отряд, обязав его командира поддерживать действия отряда крейсеров, то ситуация «на поле брани» поменялась бы радикально: в этом случае «Якумо» и «Асаме» не оставалось ничего другого, как только срочно отступать, чтобы не принимать боя на невыгодных для себя условиях.
Но, разумеется, требовать подобного от В.К. Витгефта или от любого другого адмирала тех времен было решительно невозможно. Хотя в переписке во время проектирования и строительства кораблей типа «Пересвет» их называли иногда «броненосцами-крейсерами», но официально они были ничем иным, как эскадренными броненосцами, и воспринимались флотом именно как эскадренные броненосцы, хотя бы и с ослабленным вооружением. Соответственно, для того, чтобы выделить их в отдельный отряд, следовало осознать и принять как руководство к действию концепцию линейного крейсера, совершенно невозможную в эпоху русско-японской войны.
Японцы, конечно, ставили свои броненосные крейсера в линию, но у них-то была совершенно иная концепция: после сражения при Ялу, где японцы вынуждены были отправить в бой против китайских броненосцев свои бронепалубные крейсера, адмиралы Страны Восходящего Солнца сделали несколько далеко идущих выводов. И едва ли не основной из них заключался в том, что среднекалиберная артиллерия будет играть важную, возможно – ключевую роль в морских сражениях будущего. Японцы посчитали «быстроходное крыло» крейсеров полезным дополнением главных сил флота в генеральном сражении и постарались защитить и от «основного» вооружения: орудий среднего калибра. Так, собственно, они и получили свои броненосные крейсера, но для них это были именно крейсера, и ничто иное. Поэтому исполнение ими крейсерских обязанностей, таких как прикрытие своих легких сил, было понятным и, с точки зрения военно-морской науки тех лет, никакого отторжения вызвать не могло. А вот для того, чтобы задействовать на выполнение чисто крейсерских задач эскадренные броненосцы, пусть даже и облегченные… для этого, повторим, нужна концепция линейных крейсеров, которая никак не могла появиться во времена русско-японской войны.
Так вот, из всего вышесказанного можно сделать некоторые выводы относительно пригодности быстроходных крейсеров 2-го ранга для разного рода разведки.
Вывод 1: крейсера 2-го ранга (не только «Новик», а вообще) в принципе могли успешно выполнять задачи дальней разведки, но только при поддержке более тяжелых крейсеров. Последние, как минимум, должны ни в чем не уступать броненосным крейсерам противника, которые тот выделит для прикрытия своих легких сил.
Вывод 2: для выполнения задач как дальней, так и ближней разведки высокая скорость не является необходимой характеристикой для крейсера.
И действительно – вот уж чем-чем, но высокой скоростью японские бронепалубные крейсера никогда не отличались. Тем не менее, они весьма успешно служили «глазами и ушами» Хейхатиро Того. Русские адмиралы, наоборот, располагали исключительными ходоками, такими как «Аскольд» и «Новик», но, в отличие от японцев, практически не имели разведки. И дело тут отнюдь не только пассивности русских командующих или в численном превосходстве японцев, но также и в том, что большая скорость не могла компенсировать отсутствие поддержки больших крейсеров.
В то же время, как ни странно, единственный эпизод успешной разведки главных сил неприятеля русскими крейсерами, является заслугой не столь уж замечательного ходока, каковым являлся «Боярин». Именно он, получив 27 января приказ вице-адмирала О.В Старка «Идти на разведку от Ляотешана на О на 15 миль», обнаружил там 1-ый и 2-ой боевые отряды японцев и быстро отступил, поставив командиров русской эскадры в известность о приближении главных сил неприятеля. При этом, как мы знаем, средняя скорость «Боярина» на испытаниях не превышала 22,6 уз.
Вот так и получается, что для выполнения функций разведчика при эскадре сверхвысокая скорость «Новика» вовсе не являлась необходимой. Но быть может, она нужна была для чего-то иного? Что ж, давайте рассмотрим другие задачи, которые выполнял этот крейсер.
«Новик» не пропустил ни одного выхода главных сил русской эскадры в море, но ни в одном случае его скорость не оказалась востребованной. Да и трудно было бы придумать такую службу при эскадренных броненосцах, для которой необходимо развивать 25 узлов. Все же для того, чтобы досмотреть показавшийся на горизонте пароход, или выполнить функции репетичного или посыльного судна, такая скорость совершенно не нужна. Не нужна она также и для отражения атак вражеских миноносцев, если последние попытаются угрожать главным силам эскадры.
Кстати, о миноносцах… Как насчет выхода на поиск и перехват японских миноносцев, или же на прикрытие своих кораблей того же класса? Казалось бы, уж тут-то скорость «Новика» окажется более чем востребованной. Однако реалии русско-японской войны не подтверждают этого.
Во всех случаях, когда «Новик» пытался преследовать вражеские миноносцы или истребители, они сравнительно быстро разрывали дистанцию и уходили от него. Удивляться этому не приходится – все же те истребители японского флота имели скорость 29-31 узел, а значительная часть миноносцев 1-го класса развивала 28 узлов или немного выше. В сущности, «Новик» мог догнать только устаревшие японские миноносцы, но последним везло – в тех случаях, когда они оказывались неподалеку, быстроходному русскому крейсеру было не до них.
Еще один немаловажный нюанс. Нельзя сказать, что артиллеристы «Новика» были неумехами – они с известной регулярностью добивались попаданий в японские корабли. В бою 27 января 1904 г. «Новик», по всей видимости, добился трех попаданий в два японских броненосца, «Микасу» и «Хатсусе». Впоследствии он подбил вспомогательную канонерскую лодку (как минимум два попадания) и, скорее всего, за день до прорыва во Владивосток именно его орудия повредили «Ицукусиму». Да и в своем последнем бою, после тяжелого перехода и спешной погрузки угля, наверняка измотавшей команду, «Новик» все же добился попадания, серьезно повредившего «Цусиму».
В то же время «Новик», возможно, выпустил по японским миноносцам больше снарядов, чем любой другой боевой корабль Порт-Артурской эскадры. Автор настоящей статьи специально этого не подсчитывал, да и не было такой возможности, потому что во многих эпизодах расход снарядов, выпущенных по миноносцам, в документах не приводится. Но «Новик» открывал по миноносцам огонь множество раз, однако ни в одном случае не добился попадания. Объяснение для такого феномена у автора только одно – длинный, низкий и узкий корпус идущего на большой скорости истребителя или миноносца представляют собой достаточно сложную мишень, в то время как «Новик», увы, не являлся устойчивой артиллерийской платформой. Таким образом, стрельба с его палубы по миноносцам была особенно затруднена. А не являлся «Новик» устойчивой платформой как раз по причине своей избыточной скорости, и будь на его месте менее быстроходный корабль, возможно, его артиллеристы добились бы больших успехов даже с той же подготовкой, что имели комендоры «Новика».
И получается, что "Новик" при всех его замечательных ходовых качествах японских миноносцев все же догнать не мог, и попасть в них не получалось тоже. В тех же случаях, когда «Новику» приходилось отражать атаки вражеских миноносцев, его высокая скорость также оставалась невостребованной, так как вступая в такие бои, корабль никогда не развивал скорость больше, чем 20-22 узла. Этого ему вполне хватало, чтобы не позволять неприятелю быстро сблизиться на дистанцию минного выстрела.
Как поддержка собственных миноносцев, «Новик», увы, также не состоялся. То есть во всех случаях, когда надо было разогнать японские истребители или миноносцы, причем в любом количестве, «Новик» справлялся с такой задачей на отлично. Но стоило тем вернуться в сопровождении японских бронепалубных крейсеров, и «Новику» приходилось отступать: как мы уже говорили ранее, «Новик» был слабее любого крейсера японцев своего класса.
И уж, конечно, 25-узловая скорость «Новика», показанная им на мерной миле, никак не могла пригодиться крейсеру, когда тот сопровождал минный транспорт «Амур» или же канонерские лодки для обстрела вражеского берега. Теоретически, когда «Новик» выходил для обстрела побережья в сопровождении одних только миноносцев, высокая скорость русского крейсера гарантировала ему возможность избежать огневого контакта при появлении превосходящих сил неприятеля. Но на практике, за редким исключением, это успевали сделать даже канонерские лодки, имевшие скорость вдвое ниже, чем у «Новика».
Все вышесказанное приводит нас к весьма неприятному выводу: концепция малого быстроходного бронепалубного крейсера, чьи боевые качества были в значительной мере принесены в жертву высокой скорости, было теоретически ошибочным, и не оправдало себя на практике.
Интересно, что военно-морская теория ряда ведущих морских держав впоследствии сделала аналогичные выводы. Появился новый класс кораблей, призванных лидировать эскадренные миноносцы, в том числе путем уничтожения вражеских кораблей этого класса: речь, разумеется, идет о лидерах. Но при этом и в Англии, и во Франции, и в Италии пришли к одному и тому же выводу: для выполнения своих задач лидер должен быть не только мощнее, но и быстрее обычного эсминца.
С другой стороны, практика первой (да, собственно, и второй) мировой войны показала, что лидер, как класс кораблей, все же неоптимален, и что с задачей лидирования флотилий миноносцев достаточно хорошо справляются легкие крейсера. Увы, но «Новик» концептуально оказался «между двух стульев» — слишком слаб как крейсер, и слишком тихоходен для лидера.
"Новик", безусловно, храбро сражался в русско-японскую войну, но все же это в большей степени заслуга его бравого экипажа, а не тактико-технических характеристик самого корабля.
Информация